Мир, где нет тебя

– Не накручивай меня, – попросила её Лана. И добавила с оттенком недовольства: – И без тебя желающие найдутся.

– Что, Слава звонил?

– Нет, не звонил. Скорее всего, он ещё не заметил моего отсутствия. Я дала ему на это три дня.

– С ума сошла.

– Думаешь, понадобиться больше?

– Лана…

Она вздохнула.

– Я не жалуюсь, мама. Я всё понимаю. Я сама виновата.

Любовь Аркадьевна помолчала, после чего проговорила:

– Не виновата. Просто мужчины, практически все, личности сложные. А некоторые и неприятные.

Лана всё-таки улыбнулась, правда, невесело.

– Фрося сказала бы по-другому.

– Я тоже могу. Но легче тебе от этого не станет, ведь так?

– Так, – согласилась Лана. И решила мать порадовать: – Мне вообще не везёт. Как начинаешь разводиться, так и выясняешь, что за тип был у тебя в мужьях. Что один, что второй.

В трубке повисла тревожная тишина. Лана её нарушать не собиралась, просто ждала. Любовь Аркадьевна осмысливала её слова секунд десять, затем осторожно поинтересовалась:

– Ты о Ване говоришь?

Лана мрачно уставилась на стену напротив. На ней висела старая, дешёвая репродукция известной картины в облезлой раме, за которой на обоях расползлось грязно-жёлтое пятно.

– Мама, ты знала, что он до сих пор здесь?

Чёткого ответа Лана не получила. Вместо этого Любовь Аркадьевна попробовала улизнуть, и даже с претензией проговорила:

– Я тебя просила туда не ездить. Ведь просила?

– Мама! – Лана не сдержалась, повысила голос, а чашку с чаем поставила на край стола. – Ты могла мне просто сказать. Что он до сих пор живёт здесь. А это, между прочим, ненормально, согласись.

– Не буду соглашаться, – заупрямилась родительница. – Ваня – очень хороший мальчик. Он любит родителей.

Лана в возмущении закатила глаза, жаль, что этого никто видеть не мог.

– Во-первых, этому мальчику уже за тридцать. Во-вторых, он любит, когда мама ему кашу варит и с ложечки его кормит. А в-третьих, я была бы благодарна, если бы ты вспомнила, что это за негодяй, а уже после этого называла его «хорошим мальчиком». Или ты забыла?

– Я не забыла, Лана. Но… это было так давно. И вы оба были молоды и глупы. Я уверена, что сейчас ни ты, ни он подобных ошибок не совершили бы.

– Мама, я от него сбежала. Я сунула в сумку два платья и убежала отсюда.

– Лана, не преувеличивай. Ваня тебя любил.

– Себя он любил в первую очередь. И я больше чем уверена, что с годами мало, что изменилось. Но выяснять я не хочу.

– Но ты вернулась туда.

– Я не думала, что он до сих пор живёт с родителями! Да и выбора у меня нет.

– Интересно получается… Так значит, вы встретились?

Лана помолчала, усмиряя возмущение и предательское волнение в душе. Аккуратно выдохнула, надеясь, что мама не услышит.

– Он постучал в мою дверь. В первый же вечер. И ты бы видела его лицо, когда он понял, что это я. С такими лицами – убивают.

– Что значит: когда понял? Лана, он тебя не узнал?

Лана нахмурилась, рука невольно поднялась к лицу и коснулась щеки. А матери в ответ недовольно проговорила:

– Наверное, я сильно изменилась. Мне скоро тридцать.

Любовь Аркадьевна помолчала, затем чуть слышно кашлянула. Лана была уверена, что смех сдерживает. А момент был трагический, совсем не подходящий для смеха. И чтобы сменить тему, она спросила:

– Ты общаешься с его родителями? Ты никогда мне об этом не говорила.

– Лана, мы дружили много лет. И то, что у вас с Ваней произошло… это, конечно, наложило отпечаток, но просто разорвать многолетние отношения…

– Понятно, понятно. Ты просто мне не рассказывала.

– Не рассказывала, – созналась Любовь Аркадьевна. Но тут же добавила: – Хотя, рассказывать особо и нечего. Я никогда специально не расспрашивала их о Ване. У вас обоих новая жизнь, зачем мне знать?

– Знать что? Женат ли?

– И это тоже. Но, кажется, не женат. Он так и не женился, Лана.

Она даже зажмурилась.

– Я не хочу ничего об этом знать. Слышишь?

– А зря, – тоже вспылила Любовь Аркадьевна. – Тем более в нынешних обстоятельствах.

– Что значит: в нынешних обстоятельствах? – ахнула Лана. – Ты считаешь, что я к нему на поклон пойду?

– А если придётся, Лана? – куда мягче вопросила Любовь Аркадьевна. – Или гордость сильнее чувства самосохранения?

Этот разговор захотелось прекратить. Именно из-за чувства самосохранения она так спешно уехала из Москвы, сделала этот шаг, прекрасно понимая, что даёт мужу свободу, о которой он так мечтал. Но как она сама распорядится этой свободой, которая ей, по сути, и не нужна вовсе, не знала. Она не привыкла быть свободной, её целью была семья, и вот она снова развалилась. И даже не во второй раз. Семья – это ведь не штамп в паспорте, это ощущение своей нужности и необходимости, душевное тепло, улыбки родного человека. Всё это рушится уже далеко не в первый раз. Отец, мама, ушедшая юность, а потом замужество, одно, другое. Никто не мечтает о том, чтобы выходить замуж раз за разом. Все хотят семью и любви, одну на все времена, хорошие и плохие. А Лана снова осталась у разбитого корыта. Это было очень печально.

Первая ночь в старом доме была бессонной. Лана устроилась в комнате, в которой когда-то жила мама, на большой скрипучей кровати, решив комнату по-соседству переделать под детскую. Легко сказать: переделать. Нужно ещё придумать, кто и как будет это делать, и где она возьмёт на это деньги. Лежала в темноте, стараясь не прислушиваться к звукам дома, решив, что запугивать себя тем, чего не существует, в данных жизненных обстоятельствах, попросту глупо. Ей есть о чём подумать и побеспокоиться, помимо скрипов и уханья в трубах. Под утро пошёл дождь, забарабанил по стёклам и карнизам, а Лана всё крутилась с боку на бок, пытаясь понять, как ей обустроить свою жизнь. Конечно, можно надеяться на Славину порядочность, но надежды мало. Муж на неё отчего-то всерьёз злился. Она видела эту злость и нетерпение в его глазах в последние недели. Он смотрел на неё и видел что-то для себя неприятное. Интересно, что же она сделала не так? Старалась, как могла. Как всегда поддерживала, выслушивала, заботилась. Но вдруг стала в тягость. А это ведь несправедливо, правда? Она так долго училась быть хорошей женой, думать о желаниях мужа, как учила её вторая свекровь. Первая вот не учила, Тамара Константиновна просто приняла её в свой дом когда-то. И даже когда Лана с Ваней отчаянно ругались, никогда не принимала ничью сторону. Для неё они оба были детьми, любимыми и порой неразумными. Обоих следовало и поругать, и пожалеть, и на истинный путь направить. И Лана помнила, как расстроились родители, когда они с Ваней расстались. Уговаривали, убеждали потерпеть, повзрослеть, но разве в двадцать лет возможно терпеть и чего-то ждать? Лана помнила, как от любви и обиды всё внутри горело огнём. Нестерпимое чувство, которое она постаралась изгнать из себя, ведь из-за него совершаются все главные глупости и ошибки в жизни. И много лет во втором браке она верила, что сумела с собой справиться, и благодаря этому у неё образцово-показательная семья. Ну и где она эта семья теперь? Муж нашёл ей замену, а ребёнка, из огромной заботы и отцовской привязанности, собирается отправить из дома. В другую страну, лишь бы подальше от матери.

Это больше всего беспокоило. Потому что Лана знала, Слава на самом деле считает себя хорошим отцом, и верит, что делает всё из любви к Соне. И отправит девочку в интернат, в самый лучший и дорогой, но ведь интернат! Зачем нужно великолепное образование, если ребёнка лишат всех самых необходимых ему вещей, в первую очередь дома и любящих его родителей? Но мужу это объяснить сложно. Он будет спорить и скандалить, Лана в этом не сомневалась. А когда увидит дом, куда она собирается забрать дочь, условия, в которых они будут проживать, Слава от неё и её планов как-то выживать, камня на камне не оставит. Права мама, тут ещё подумаешь, кто меньшее зло в этой истории. Да и свою девочку, свою принцессу представить среди старых вещей и пыли ей трудно. Соня никогда не знала такой жизни, её растили в достатке, ей потакали, ради неё Лана и жила. И всё, что делала в последние годы, было ради неё. Вот только не подумала о том, что будет, если жизнь вновь сделает крутой поворот, и она останется без поддержки мужа. Точнее, просто без мужа. А он ещё и препятствия ей чинить примется.

В стекло стукнула ветка яблони, и Лана вздрогнула от неожиданности. На груди будто камень лежал, от всех этих мыслей было трудно дышать. И ничего удивительного, что утром она проснулась позднее обычного, а на лице отпечатались все следы бессонной ночи. Неприятные следы, тёмные круги под глазами и печальные морщинки, залёгшие у уголков рта. Она остановилась перед зеркалом у лестницы, посмотрела на себя и печально проговорила, обращаясь к своему отражению:

– Сегодня ты выглядишь на свои тридцать. А это только первый день.

После того, как узнала, что бывший муж по-прежнему проживает на этой улице, выходить из дома казалось опасным приключением. Ещё раз встретиться с ним лицом к лицу, причём неожиданно, желания не было. Лана всё вспоминала его вчерашний визит, как он смотрел на неё, как выглядел после прошедших лет, каким хмурым стало его лицо, когда понял, кто перед ним, и повторения опасалась. Тем более, при свете дня. Тем более, когда у неё тёмные круги под глазами. При воспоминании о тёмных кругах, из косметички был извлечён малюсенький тюбик дорогущего крема, и Лана аккуратно нанесла его на веки. После чего закрыла крышечку и вздохнула. Как она будет жить без столь привычных, но дорогостоящих мелочей? Вот именно при мыслях о «мелочах», которых она лишается, она в панику и впадала. Это больше всего пугало. Жизнь поменяется кардинально, и интуиция подсказывала, что Слава с удовольствием её лишит всего привычного. Просто в отместку. Но в отместку за что?

Словно подслушав её мысли, позвонил Игнатьев. Лана пила чай, стоя у кухонного окна, оглядывая безлюдную улицу из-за занавески, а когда телефон зазвонил, впала в лёгкий ступор. Ей очень не хотелось разговаривать с мужем. Надеяться на то, что он испугается её отъезда из дома, не стоило, а значит, они будут обсуждать уже не только его решение, но и её. А ей очень хотелось оттянуть этот момент. Но Слава проявлял настойчивость, телефон звонил и звонил, и она на звонок ответила.

– Где ты? – поинтересовался муж вместо приветствия. – В спа?

Лана обвела взглядом обветшалые стены небольшой кухоньки. На её любимый спа похоже было мало.

– Решила спрятаться от меня в Покровском? – не успокаивался Игнатьев.

– Нигде я от тебя не прячусь, – ответила Лана. – Если бы пряталась, к телефону бы не подошла.

– А, то есть, я благодарен должен быть!..

– Слава, чего ты хочешь?

– Хочу, чтобы ты вернулась. Нужно кое-что обсудить.

– Что?

– Лана, – в его голосе прибавилось нетерпения. – Ты всё отлично понимаешь. Поэтому и уехала. Думаешь, если тебя обмажут шоколадом, все проблемы сами собой рассосутся?

– Нет, я так не думаю. И я не в Покровском.

– А где ты?

– Я уехала.

– В смысле?

– В прямом, Слава. Ты хотел, чтобы я оставила тебя в покое, и я это сделала. Я уехала.

Муж помолчал. Молчал довольно долго и этим беспокоил. Видимо, перебирал в уме варианты мест, которые она могла выбрать для своего убежища. Их было не так много. Это знал он, и знала сама Лана. И именно поэтому она сейчас стояла посреди кухни дома, в котором не была десять лет.

– Где ты сейчас?

Лана раздумывала над своим ответом, но, в конце концов, решила сказать правду. Она ведь не думает, что Игнатьев кинется забирать её из Нижнего Новгорода, правда?

– Я в Нижнем.

– О Господи. – Слава даже рассмеялся. – Ты решила продемонстрировать мне всё, на что способна. Да?

– Думай, что хочешь.

– Лана, я не буду упрашивать тебя вернуться.

– Я этого не жду. Поэтому уехала. Ты должен этому радоваться, дорогой. Я не стану одной из тех брошенных жён миллионеров, которые ходят по знакомым, всяким ток-шоу и жалуются на свою судьбу.

– Ты права, этому на самом деле стоит порадоваться. Но ты же понимаешь, что это ничего не изменит?

– Нет, не понимаю, – неожиданно резким голосом проговорила Лана. – Потому что я попросту не понимаю, что произошло в твоей голове. Но, знаешь, Слава, разбираться мне не хочется. Я слишком долго жила твоими желаниями и проблемами. Тебе захотелось свободы, это твоё право.

– Твоя доброта меня настораживает.

– Я не добрая. Я совсем не добрая. Просто я от тебя устала.

– Ах, вот как!..

– Да. Хочешь развода, значит, будем разводиться.

– Прозвучало, как угроза.

Угроза, так угроза.

– Мой адвокат свяжется с твоим адвокатом, – отчеканила она.

– А у тебя есть адвокат?

– Будет! – выдохнула она в трубку и отключилась. И тут же пожалела о своей несдержанности. Сейчас каждое её слово могло сыграть с ней злую шутку. Но что прикажете делать? Молча принять всё, что Игнатьев с ней сделает, смириться с той судьбой, что он для неё приготовил? Совсем недавно в столице произошёл похожий скандал. Когда всем известный бизнесмен, человек обеспеченный, можно даже сказать, что богатый, решил поменять жену, с которой прожил не один десяток лет, на более молодую, наверное, более привлекательную, по крайней мере, для него. И просто выставил жену из дома. Даже не так, не впустил её обратно, когда она вечером вернулась из города. Лана прекрасно знала эту семью. Да, они не дружили, и даже не приятельствовали, но были знакомы по официальным приёмам и мероприятиям. И ей было жутко неловко даже по телевизионным передачам наблюдать за чужим унижением. Показывали ссору с охранниками, которые не пропускали автомобиль законной хозяйки на территорию дома, показывали её саму на скандальном ток-шоу. И люди, незнакомые люди, вместо того, чтобы посочувствовать, с упоением обсуждали чужую личную жизнь и ошибки, да ещё давали советы. А виновнице передачи приходилось улыбаться через силу, держать голову высоко и не позволять себе разрыдаться. А всё ради мифической возможности добиться хоть какой-то справедливости. Алиментов на собственное содержание. Словно она старая вещь, не способная позаботиться о себе самостоятельно. И это ставилось ей в вину. А ведь она на самом деле не способна, просто потому, что лучшие годы своей жизни, своей молодости потратила на мужчину, которого любила, которому доверяла, и была уверена, что встретит с ним старость. Она занималась исключительно его удобством, комфортом, домом и воспитывала его детей. А потом оказалась не нужна. И невозможно объяснить, что у неё не было времени заниматься собой, не было желания и причин, чтобы подозревать любимого мужа в возможном предательстве и что-то утаивать от него на чёрный день. В общем, поплатилась за свою доверчивость. И Лана очень не хотела оказаться на месте той знакомой, сидеть перед камерами и на всю страну оправдываться в том, что она была хорошей женой, но её супруга всё равно в ней что-то не устроило. Видимо, она недостаточно старалась. Так?

Она сжала руку в кулак и приказала себе не плакать. А ещё ей необходимо нанять адвоката.

Иван не сразу поймал себя на том, что нервно барабанит пальцами по столу. Это уже больше походило на нервное расстройство. Только этого не хватало. Вчерашний обед в мэрии не смог вывести его из себя, да и вообще бизнесом он руководил спокойно, без лишних эмоций. И всегда гордился своей выдержкой. Но выдержка не работала, когда дело касалось его бывшей жены. И понимание этого ещё больше выводило из себя.

Какого чёрта ей пришло в голову вернуться?

Он этого не ждал, никак не ждал.

Прохор, сопя, подошёл, и всей тяжестью плюхнулся ему на ногу. Иван недовольно на него покосился, но прогонять мопса не стал. Откинулся на спинку стула, пустым взглядом уставился в экран телевизора, но выпуск новостей его сегодня никак не интересовал. Мысли были далеко, и совсем не радовали. Он всё пытался понять, зачем Лана вернулась. Вернулась и что-то делает одна в старом доме. Приехала продавать собственность? Сомнительно. Ей незачем заниматься подобными мелочами самолично.

Он пытался мыслить рационально, понять причины и найти объяснения, но память услужливо подсовывала ему воспоминание о той минуте, наверное, прошла всего минута, когда Лана открыла входную дверь, и они оказались лицом к лицу. И он, Иван Сизых, который явился в старый дом, готовый решать проблемы и недоразумения, с кем угодно, кроме неё, застыл, как глупый подросток. Когда в последний раз он чувствовал себя настолько глупо? Сколько лет с тех пор прошло? И надо признать, что в первый момент он жену не узнал. Не потому что она сильно изменилась, повзрослела или похорошела, просто сознание с данным фактом не справилось. Он просто смотрел на неё и не понимал. Не понимал, как такое могло случиться, и что она здесь делает. В шаге от него, лишь руку протяни.

Конечно, руку он протягивать не стал, и даже не хотел этого. Когда осознал, кто перед ним, больше всего на свете захотелось захлопнуть эту дверь, и больше Ланку не видеть. К чему ему такие проблемы, правда? А от неё будут проблемы, обязательно. Просто потому, что она – это она, и он рядом с ней немного дуреет и перестаёт себя контролировать. Свои эмоции, чувства. Это давно забытые ощущения и проблемы. Прошёл не один год после их развода, когда он пришёл к выводу, что их расставание было благом. Скорее всего, для них обоих. Ну, невозможно жить с человеком, от которого тебя трясёт. Трясёт от того, как ты его хочешь, трясёт от того, как он смотрит и улыбается, а уж от ваших ссор попросту колотит. В итоге нервная система сдаётся, и ты превращаешься в неврастеника. Из-за этого рухнул их брак, потому что они оба это чувствовали, и жили в этой агонии. Но чего Иван не представлял, так это того, что эта ненормальная реакция жила глубоко внутри него все эти годы. Он ведь искренне верил, что вылечился, успокоился, что стал другим человеком. Повзрослел, по крайней мере, и ни разу после Ланы не встретил женщину, на которую реагировал бы столь бурно. А их было немало. Это так, для сведения и самоуспокоения.

Но надо признать, что Шохин был прав, когда говорил, что Лана за прошедшие годы похорошела. Из девочки превратилась в женщину, настоящую красавицу. И даже не сказать, что повзрослела, скорее, расцвела, как роза. И её красота кажется неприступной. Иван помнил, что всю ту минуту, что они стояли в метре друг от друга, он смотрел, и глаз отвести не мог. Не сразу осознал, что перед ним бывшая жена, лишь впитывал её облик. Светлые волосы, идеальный овал лица, манящие губы, и глаза… вот когда он посмотрел ей в глаза, тогда и понял, кто перед ним. Его сознание будто включили, его окатило жаром изнутри, он задохнулся и практически тут же разозлился. Злость вспыхнула, как спичка, и будто не было последних десяти лет. Он вспомнил всё. И страсть, и ссоры, и безумную злость и безысходность от её отъезда. Да, наверное, он сам во многом виноват, многое сделал неправильно, где-то повёл себя или отреагировал не так, не по-взрослому, так скажем, но он тоже был молод. И горяч. И безрассуден. Но он же не сбегал!

Надо быть честным, он не мог простить ей именно бегства. Что Лана тайком собрала чемодан, и наутро её уже не было, она упорхнула в Москву. А он злился, но смеялся и не верил, потому что ждал – она вот-вот вернётся. Какая Москва? Она не любила столицу, всегда его в этом уверяла. А потом взяла и переехала именно туда, устроила свою жизнь. Ладно, этого он тоже простить не мог. Что нашла себе олигарха, и зажила счастливо и в достатке. Правильно, зачем было ждать, терпеть, поддерживать молодого мужа, который ещё неизвестно кем станет, повзрослев, если можно найти себе выгодную партию? С её красотой и её упорством, неудивительно, что ей удалось воплотить в жизнь мечту миллионов девушек – выйти замуж за миллионера!

Вячеслав Игнатьев был наследником солидного бизнеса. Иван ненавидел себя за это, но, однажды узнав, кто сменил его в звании супруга, стал собирать информацию. По крупицам, не проявляя особого интереса, тайком от родителей и друзей, но он не пропускал новостей об Игнатьеве. Ланой не интересовался принципиально, закрывал семейные фото в журналах, не хотел видеть её лицо… Не хотел видеть бывшую жену счастливой и довольной рядом с другим, а деловую информацию собирал. Да это было и не трудно, об Игнатьевых много писали. Он знал, насколько эта семья состоятельна, удачно ли расширяет бизнес, что настойчиво продвигает свою продукцию на азиатский рынок. И, надо сказать, вполне успешно. Игнатьев обменивался рукопожатиями с японскими партнёрами, улыбался в камеру на экономических форумах, и хвастался успехами. Это тоже злило. Потому что всё это досталось ему от отца, Вячеслав просто перехватил эстафетную палочку, и знать не знал, каких усилий требует любое начинание. С нуля. Иван порой думал обо всём этом, снова злился, но высказать свои мысли и раздражение было некому. Это было тайной, и похоронено им самим глубоко в душе. Наружу поднималось лишь в моменты особой злости или под действием хорошей дозы алкоголя. А вчера, увидев Лану, выплеснулось наружу волной, и теперь Иван не знал, понятия не имел, как загнать эту лавину обратно или хотя бы сдержать. До того момента, пока бывшая жена не вернётся в столицу, в свою привычную жизнь. На это не потребуется много времени, по крайней мере, он себя так успокаивал. Нужно лишь переждать, и постараться больше с Ланой не встретиться. А это не так уж и трудно, их разделяет высоченный забор.

За этим самым забором вдруг засигналили, и Сизых всерьёз насторожился. Правда, в следующую секунду назвал себя параноиком и отправился к экрану видеокамеры, узнать, кто к нему пожаловал с утра пораньше. Пожаловала Леся. И в этом не было ничего удивительного, раз вчера он продинамил её и с ужином, и с обедом, но всё же внесло в жизнь некоторую сумятицу. В данный момент он не был уверен, что его сознание справится с двумя женскими образами и характерами. Но не притворяться же, что его нет дома, правда? Это уж попросту глупо. И даже как-то трусовато. Ворота он открыл, юркий фиолетовый «Рено» въехал по гравиевой дорожке на территорию дома, и Иван направился ему навстречу. И даже нацепил на лицо некое подобие приветливой улыбки. Приблизился к автомобилю, а сам зачем-то выглянул на улицу, пока ворота не успели закрыться. Интересно, чего он ждал, что Лана за забором и подсматривает?

– Ваня, что у тебя случилось?

Леся вышла из машины, и сразу начала с обеспокоенных вопросов. И пока Сизых хмурился, пытаясь сообразить, что у него могло случиться помимо идиотских переживаний о прошлом, она схватила его за подбородок и принялась вглядываться в его лицо.

– Ты заболел?

– С чего ты взяла?

– Как с чего? Ты не появился на работе.

От её руки на своём лице он аккуратно избавился, поскрёб в задумчивости небритый подбородок.

– Я не заболел. Просто проспал.

– Проспал? – Леся с облегчением выдохнула, а её лицо тут же озарилось улыбкой. – А я переживала. Позвонила Ире, а она говорит: нет, не приехал, и не звонил, и телефон выключил. Что я должна была подумать?

Действительно, что она должна была подумать? Может то, что он взрослый мужик, особо никакими обещаниями и клятвами не связанный, и у него могут быть свои дела и тайны? А она приехала к нему домой без звонка. Ах да, он же отключил телефон. Но всё равно!..

Иван заглянул любовнице в глаза. Порой ему чудилось во взгляде Леси нечто, что не делало её такой уж безобидной и всепрощающей. Но это так быстро исчезало, что он каждый раз начинал сомневаться в том, что успел заметить.

– Ты завтракал?

– Кофе пил.

– Я приготовлю тебе омлет. – Леся с лёгкостью подхватила его под руку, и они вместе направились к крыльцу. Им навстречу выскочил Прохор и на радостях даже решил тявкнуть. Он редко подавал голос, получалось у него не очень, нечто тягуче-неловкое, Прохор, возможно, сам своего несуразного тявканья стеснялся и тут же замолкал. Вот и сейчас вывалил язык и взволнованно задышал, глядя преданными глазами на гостью. Всё-таки мопс – это неполноценная собака, в который раз решил для себя Иван, аккуратно обходя этот бочонок, обтянутый шерстью. А Леся с псом тут же засюсюкала:

– Проша, мой хороший. Папа и тебя забыл покормить?

Иван уже не раз говорил ей, что его несколько раздражает, когда она обзывает его родителем этого нелепого создания, но Леся лишь смеясь, отмахивалась. И говорила, что Проша необыкновенно милый. Да никто и не спорит, но причём тут он?

С экрана телевизора шёл обзор экономических новостей. Решив смириться с изменившимися обстоятельствами, Иван вернулся на свой стул, вытянул ноги и уставился на экран. Леся запорхала по кухне, как истинная хозяйка, что-то щебетала, наверное, рассказывала что-то безумно интересное, а Иван никак не мог сосредоточиться.

– Ваня, у тебя пустой холодильник. Родители уехали только вчера, как такое может быть?