Ответа на этот вопрос я не нашла, дёрнула плечом и улыбнулась. Потом помахала рукой на прощание, и направилась к подъезду. И только когда вошла в квартиру и закрыла за собой дверь, поняла, что же, на самом деле, случилось. А, может, брошка и, правда, принесла мне удачу, сыграла свою роль? Я познакомилась с Давидом Кравецом.
Но, как бы то ни было, брошку было жалко. Я утром проснулась и первым делом подумала про неё. Где она сейчас, в чьём кармане лежит? Хотя, я почти не сомневалась, в чьём именно. Но не пойду же я требовать у обормота Александра потерянную мною вещь? Наверное, надо отпустить. Легко и не жалея.
– Как это, не жалея? – ахнула Анька, когда я ей позвонила и рассказала про свои приключения. Правда, не про все приключения, только про часть. Про участие Давида в них я почему-то решила умолчать. – Она сумасшедших денег стоит!
– Не таких уж сумасшедших, – вяло воспротивилась я. – Всего лишь двадцать пять тысяч…
– Всего лишь! Я и забыла, ты же у нас богатенький Буратино, у тебя двадцать пять тысяч рублей – это всего лишь! Ночью выйдешь на поле Дураков и нарастишь себе ещё полтинник. А вот когда такое сделаешь, тогда и будешь говорить: всего лишь!
– Ань, ну прекращай.
– Лида, надо пойти к этому хмырю и потребовать, чтобы он тебе брошку вернул!
– Я же не знаю точно, у него она или нет.
– Надо узнать, – упрямо нудела Анька.
– Я к нему не пойду! Он псих, у меня до сих пор горло болит.
– Тогда пойдём в полицию!
– Да, Петрович сильно обрадуется, когда я посетителя его ресторана обвиню в нападении. И я вылечу с работы. Скажет, что я сама виновата, что задницей перед ним крутила. Нет уж, чёрт с ним.
– Но это несправедливо! – приуныла Анька.
Мне её было нечем успокоить.
– Жизнь, вообще, штука сложная, и редко справедливая. Так что расслабься, и получай удовольствие. Получаешь?
– По полной, – вздохнула сестра, и трубку положила.
Чтобы чем-то себя отвлечь, сделать что-то полезное, по крайней мере, для души и совести, я решила навестить отца. С тех пор, как устроилась на работу, времени совсем и не было, а всё-таки мы теперь живём в соседних дворах. Вряд ли остальные родственники будут рады меня видеть, но я не должна забывать о том, что я дочь, имею право знать и участвовать в жизни родного человека. А временами и заступиться за него. Зная свою мачеху, времена эти случаются не редко. Мы много лет жили в разных городах, я не лезла в их семью, и, признаться, увидев отца после долгой разлуки, пребывала в некотором замешательстве. Он стал совершенно не похож на того человека, на того папу, каким я его помню. Сильным, цветущим, в детстве мне казалось, что он самый лучший мужчина на свете. Хотя, так все девочки думают про своих отцов. А сейчас словно сдался и смирился. Луиза совершенно подмяла его под свою пяту, и направляет всего его действия в нужную ей сторону. К тому же, тётя Наташа едва ли не ежедневно сокрушалась из-за его судьбы, и строила одну страшную гипотезу за другой.
Конечно же, никто меня в гости не звал, и моему появлению, кроме отца, никто не обрадовался. Женька открыл дверь, увидел меня и недовольно поджал губы. Но в квартиру впустил, правда, забыв поздороваться.
– Пап, – крикнул он, отвернувшись, – Лида пришла!
Из комнаты выглянула его жена с ребёнком на руках, и я вдруг подумала о том, что никогда не видела её одну, без одного из детей на руках или у её юбки. До того, как мы породнились, я её не знала, на свадьбу меня не позвали, и впервые я увидела Иру уже с младенцем на руках, несколько лет назад приехав в короткий отпуск.
Я скинула с ног туфли, надела дежурные тапки, и, не дожидаясь приглашения, прошла на кухню. Взгляд сам собой скользил по стенам некогда родной мне квартиры. Здесь я прожила до восемнадцати лет, считала своим домом, а сейчас ничего не узнавала. Новый ремонт, контрастные обои, видимо, с намёком на определённый дизайнерский стиль, даже мебель в квартире мне незнакомая. Я не переступала этот порог последние три года, это точно.
Отец мне обрадовался. Он смотрел телевизор на маленькой кухне, сидел у окна и пил чай из большого бокала. Меня увидел, поднялся и улыбнулся. А я всё равно отметила отстранённость в его взгляде. Не по отношению ко мне, а, наверное, ко всему происходящему в его жизни. Он ни на что не раздражался и ни на чём не зацикливался. Жил так, как жил. Всё в его жизни сложилось, как считалось, жена, большая семья, дети и уже внуки. Работа, дом и старенький «жигулёнок» в гараже. Он искренне считал, что жаловаться ему не на что. А вот мне было его жаль.
– Лидуня, как я рад. Давно не виделись с тобой. Хочешь чаю?
– Не хочу, пап. – Я присела на табуретку у стола, окинула взглядом маленькую кухню. Стало как-то грустно. – Просто зашла тебя проведать. Какие новости?
– А какие у нас новости? Это в телевизоре новости, а у нас так… – Отец отмахнулся. Меня разглядывал. – Красивая ты стала, Лида. Взрослая такая. Давно тебя не видел, отвык.
Я растянула губы в улыбке.
– Привыкай. Кажется, я надолго приехала.
Отец брови сдвинул, в намёке на тревогу.
– А что такое? Неприятности? Деньги нужны?
– Деньги всем нужны, – философски отозвалась я. – И неприятностей у меня нет. Зато работа неплохая, придётся остаться, поработать.
– Работа – это очень хорошо. С работой сейчас туго. Завод-то мой закрыли. А я рассчитывал, что на пенсию уйду, сторожем туда пристроюсь. А что? Хорошее место, сутки через трое.
– Так нет же уже места, и завода нет. Что ты думаешь?
– Да это я так, по привычке. Попей чайку-то. А то худая какая-то.
– Ну вот, только что говорил, что красавица, а теперь худая.
– Ты всегда красавица. Вся в мать.
Я печально вздохнула.
– Мы с Анькой на кладбище ездили, – сказала я.
Отец мелко закивал, а от меня отвернулся, засуетился вдруг.
– Это правильно, это хорошо. На могилку ходить надо. Я тоже недавно был. – И добавил: – У всех был, всех помянул.
Привычная отговорка. Я знала, что папа частенько бывает на кладбище, но при Луизе всегда рассказывает о многочисленной родне, схороненной на городском кладбище, но никогда о маме.
– А ты часто поминаешь? – спросила я. Отец обернулся, а я взглянула многозначительно. – Странно выглядишь, похудел. И небритый.
Он поскрёб колючий, худой подбородок.
– Так а чего, я же на выходных. На работу пойду, побреюсь. Это обязательно.
– Пап, не пей, – не стала я больше юлить. – Много, по крайней мере.
– А я много не пью. – Отец неожиданно расплылся в широкой улыбке. – Мы с Иванычем такой коньячок настояли, пальчики оближешь! Всё сами, всё экологически чистое.
– Знаю я ваш коньячок, – фыркнула я. – Первак чистейший. Так в гараже и капаетесь?
– Ты, Лидка, отца-то не учи. Отец учёный, лучше тебя знает. – Он поставил передо мной чашку с чаем. – Пей чай, вот пряники ешь. Про работу расскажи.
Я подумала, подумала, а пряник взяла. Откусила.
– Работа хорошая. Я с Анькой теперь работаю. Ей спасибо, сама бы я туда не пробилась.
– Так сестрёнка же, правильно, что подсобила. Тётка как?