Для Алексея деньги тоже были не самым главным, но когда их нет вовсе, приходилось думать о том, как заработать. Хотя думал он больше о Регине.
Осенью, после того как сходил на факультет международных отношений, встретил девушку и понял, что надеяться ему не на что, Леша вернулся домой, сел перед компьютером, отыскал в социальных сетях страничку Регины и начал рассматривать ее фотографии. Судя по снимкам, красавица много путешествовала: Елисейские Поля в Париже, развалины Акрополя, Карлов мост в Праге, Колизей, Биг-Бен в Лондоне… Регина позировала на фоне достопримечательностей и была прекрасна, приковывала взгляд больше, чем барельефы на храмах Камасутры в Кхаджурахо, где тоже побывала. Но большая часть снимков была сделана на пляжах. Алексей рассматривал знакомое ему тело, думал о том, что кто-то, возможно, именно сейчас обнимает Регину, целует, гладит ее кожу, и эта мысль злила.
Неслышно подошел отец и посмотрел через плечо.
– Симпатичная девушка, – оценил он. И спросил: – Так, значит, это по ней ты так убиваешься?
– Я убиваюсь? – попытался прикинуться равнодушным Лешка. – С чего ты взял? Просто смотрю на фотографии.
– Ну, тогда хорошо, – кивнул отец, продолжая разглядывать Регину. – Но если она тебе не звонит и не желает встречаться, хотя ты, надеюсь, не сделал ей ничего плохого, то нужны ли эти встречи вообще? В одной старой песенке есть две мудрых строчки: «Если к другому уходит невеста, то неизвестно, кому повезло». Если ты ее любишь, то поймешь, примешь ее отношение к себе и не будешь навязываться.
– Но я хочу ее видеть!
– Все наши беды начинаются со слов «я хочу». Если желания не исполняются, жизнь уже не приносит радости. Когда человек начинает домогаться встреч другого… Если он караулит любимую девушку у подъезда, зная, что та не желает его видеть, то это уже не любовь, а страсть, совсем другое чувство. Любовь помогает совершать великие подвиги, страсть же толкает порой на гнусные преступления…
Алексей спорить не стал, просто вышел из Интернета.
– Работу искал, – объяснил он, – на снимки случайно напоролся.
– Если ты не против, я по поводу твоей работы поговорю с Колькой, – сказал, выходя в коридор, отец.
Его двоюродный брат занимался бизнесом – владел автомастерской с двумя боксами для мойки машин.
Николай Сергеевич приехал тем же вечером – будто бы случайно проезжал мимо и решил заскочить. Был он недолго, а перед самым уходом вызвал в прихожую Лешку.
– Если нужна работа, можешь у меня потрудиться. На ремонте не предлагаю, там грязно, да и вообще нужны специалисты, а вот руководить мойкой с удовольствием тебя возьму. Узбекский язык не забыл еще?
По-узбекски Алексей вряд ли смог бы разговаривать, но кое-что понимал. Когда-то Верещагины жили в Узбекистане – отец служил командиром эскадрильи, мама работала товароведом в военторге, Леша посещал узбекский детский сад и первый класс закончил в школе, где для большинства учеников узбекский был родным. Тогда Алексей говорил по-узбекски почти так же, как и на русском, но с той поры у него почти не было практики общения.
В боксах на мойке у дяди Коли трудилась бригада узбеков. До них были русские, но те сами уволились, когда Николай Сергеевич установил видеокамеры, чтобы можно было в конце дня сопоставить количество обслуженных клиентов с величиной выручки. Узбеки никаких претензий к видеоаппаратуре не предъявляли, но общаться с ними было хозяину тяжело, потому что любой невыполненный приказ начальства они оправдывали плохим пониманием русского.
Леша осмотрел место, где ему было предложено работать, узбеков, которыми нужно руководить, и хотел отказаться. Но тут дядя Коля сказал, что пятая часть выручки идет на оплату труда всей бригады, и если узбекам платить по пятьсот рублей в день, то Алексею должно ежедневно оставаться две или даже две с половиной тысячи. Верещагин-младший задумался: значит, он будет получать две тысячи долларов в месяц или чуть больше? У отца вместе с военной пенсией и нынешним окладом управхоза в небольшой фирме выходило меньше. И Лешка согласился, хотя и решил, что это не надолго.
Он даже предполагать не мог, что застрянет на мойке на долгих пять лет.
Глава 3
За пять лет ничего не изменилось, менялись только узбеки: некоторые пристраивались на рынках, где ничего мыть не надо, другие, не в силах бороться с ностальгией, возвращались на родину, а кому-то не нравилось, что при начальнике выражать свои мысли вслух на родном языке не следует. Бывали дни, когда мойщиков не хватало, и тогда Алексей сам обслуживал клиентов. Поначалу это вызывало у Верещагина раздражение: как так, он, магистр политических наук, пылесосит салоны, полирует, покрывает воском автомобили, принадлежащие людям, не всегда образованным, а зачастую и просто наглым! Но потом Леша привык и даже порой с удовлетворением отмечал, что делает все быстрее и качественнее своих подчиненных. Он даже не слишком уставал, хотя находился на работе с раннего утра до позднего вечера. Клиентов было много, и заработок оказался даже больше того, что обещал дядя Коля. Алексей мог пригласить знакомую девушку в не самый дешевый ресторан, мог поехать отдохнуть в Европу или в какую-нибудь экзотическую страну, облюбованную российскими туроператорами, следил за своим гардеробом и на жизнь не жаловался. Его устраивало все, кроме… кроме самой работы.
В один из летних вечеров, когда узбеки еще не ушли в подсобку есть плов, но уже дружно жаловались на усталость, в бокс мойки вкатился сверкающий новой полировкой «Мерседес» с удлиненной базой, в каких разъезжают только весьма состоятельные люди. Автомобиль не требовал никакой особой работы, и Верещагин решил сам обслужить клиента.
Из «Мерседеса» вышел плотный человек лет пятидесяти и направился к воротам в сторону сверкающего вечернего солнца. Не замедляя шага, он бросил на ходу Алексею:
– Чтобы ни пылинки!
Стекла лимузина были тонированными, а задние окна прикрывали еще и опущенные непрозрачные шторки. И все же Верещагин, намыливая автомобиль, разглядел сидящую в салоне блондинку. Старался работать быстро не потому, что такие клиенты обычно оставляют щедрые чаевые, а чтобы не давать расслабиться подчиненным, только и ищущим повода улизнуть, чтобы после отъезда дорогой машины можно было им сказать:
– Боринглар ишлаш!
Если произнести по-русски: «Идите работайте!», пришлось бы повторить несколько раз, прежде чем подчиненные поймут, что приказы начальника не обсуждаются, а фразу, прозвучавшую на родном языке, они оспорить не могли. Наверное, поэтому и жаловались друг другу на невыносимые условия труда.
Подошел хозяин машины, стал внимательно рассматривать Лешку.
– Совсем, что ли, жизнь забодала, раз вместе с черными работаешь? Смотри – они сидят, а ты пашешь хуже негра.
– Вообще-то я здесь начальник, а вашу машину взял, чтобы размяться, – объяснил Верещагин. И поинтересовался, нужно ли пропылесосить салон.
– Ты – белый человек, а потому работать должны они, ты же сидеть и пить кофе, – не мог успокоиться незнакомец. Затем вынул бумажники, не глядя, достал из него тысячную, протянул Алексею: – Сдачи не надо. И салон пылесосить не требуется: я в свою машину неопрятных людей не пускаю.
Этими словами он, вероятно, хотел лишний раз подчеркнуть, что принадлежит к кругу людей особых, к которым никакая грязь пристать не должна.
Ворота поднялись, «Мерседес» двинулся навстречу солнцу, но, едва выкатившись из бокса, остановился. Алексей, который уже направился к своему кабинетику, услышал сигнал клаксона, поспешил подбежать к машине, предполагая, что клиент остался чем-то недоволен.
Стекло окна водительской двери было опущено, и когда Верещагин подошел, мужчина протянул ему визитку:
– Позвони мне завтра, возможно, у меня найдется для тебя местечко.
Алексей поблагодарил. Наклонился, посмотрел в салон и обомлел: внутри, глядя в сторону, сидела Регина.
Вернувшись в кабинет, он прочитал подпись на маленьком прямоугольнике картона, который держал в руке:
«Seaman & company international
Морские перевозки, оформление,
сопровождение грузов, страхование.
Сименко Эдуард Борисович,
генеральный директор».
Кто он, этот мужчина, Регине? Муж? Любовник? Понятно, что этого человека Регина считает достойным себя. И, возможно, так и есть. Но ведь толстый дядька вдвое старше ее! Выходит, ради какого-то Сименко с его морскими перевозками Регина отвергла его, Лешкину, любовь! Но если бы у него был хотя бы один шанс, он бы достиг многого, стал бы таким же, как этот Сименко, или даже добился большего! И все ради нее, ради того, чтобы быть рядом с ней!
Обида и злость душили Верещагина. В кабинетик пробились запахи плова. Чей-то счастливый голос пропел за стеной:
– Эй, догоню, Хабибу дого-оню…
Алексей нашел в записной книжке номер телефона Дынина и нажал кнопку мобильника.
– О! – закричал радостно Ванька, словно давно ждал его звонка. – Ты чего пропал-то? Давай-ка куда-нибудь сходим на днях, посидим, как в былые времена. А можно, пока тепло, на пароходике…
– Кстати, о судоходных компаниях, – будто бы вспомнил Алексей. – Мне тут в одной работу предлагают, там некий Сименко директором. Может, что-то слышал про него?
– Не-а, – признался Дынин. – Но у меня есть база, в которой на всех крупных предпринимателей имеется информация: где, что, когда, с кем, на ком женат… Сейчас, уже смотрю… Ты вообще где сейчас? Понятно, что не по специальности… Сейчас никто по специальности не работает, все как могут пристраиваются… Ага, вот, нашел! Сименко Эдуард Борисович – пятьдесят два года, окончил Морскую академию, работал на судах дальнего плавания, потом в порту, не привлекался, не избирался. Жена – Бронислава Маневич, сорок шесть лет, дочь – Регина Маневич, двадцать пять… И все. Не густо. А тебя туда кем берут? Послушай! Так это та самая Регина Маневич с факультета международных отношений! Помнишь, после твоей защиты мы погужбанили немного…
– А, когда мы на кораблике с кем-то познакомились? – изобразил пробуждение памяти Верещагин. – Разве ту девчонку Региной звали?
– Не мы познакомились, а ты, – уточнил Дынин. – И вообще это очень современно: провести с девушкой ночь и даже не поинтересоваться ее именем.