Глаз бури

– Дальше все понимали, что никаких случайных совпадений в этом деле быть не может, и за Саджун установили слежку, надеясь, что она приведет полицию к сапфиру. Я же поработал у Мещерских еще четыре месяца, а потом почти на глазах у экономки украл из буфета серебряную вилку. Был с позором изгнан. Поехал в Лондон, там отыскал брата Саджун, отдал ему «Глаз Бури». Он отправился обратно в Бирму, повез сапфир своему Будде. Я вернулся в Россию, к Саджун. Ее карьера гадалки была, как ты понимаешь, этой историей загублена, так что нам пришлось искать другие способы заработка… Но это уже другая, неважная для тебя история…

– Ну и для чего же ты мне все это рассказал? – спросил Иосиф. – То есть, мне, конечно, очень интересно было послушать про то, как бурно ты начинал свою деловую жизнь, но все-таки я не понял, зачем ты именно теперь стащил меня с Дашкиной задницы… Дела давно минувших дней…

– Все дело в том, что именно теперь кто-то хочет вытащить на свет всю эту историю…

– С чего ты взял?

– Саджун угрожали. Меня пытались не то убить, не то покалечить.

– Саджун! Она что, до сих пор здесь?! И ты с ней…

– У нее теперь другое имя. Мы… мы просто друзья…

– Ну да. Ты говорил, она старше тебя… Но почему ты думаешь, что это связано с тем давним делом? За истекшие года ты успел наворотить такого…

– На это прямо указано. Поверь.

– Верю. Что ж ты полагаешь?

– Ничего, потому и говорю с тобой. У меня есть деловой нюх, другие способности, но здесь… К тому же я жутко боюсь за Саджун и от этого теряю последнее соображение. Если ты можешь понять, она единственный близкий мне человек…

– Я все понимаю. Успокойся, друг. Нелетяга, как всегда, тебя выручит. Тебе повезло, потому что я – гений по части распутывания запутанных ситуаций. Сперва анализ, потом – синтез. Все будет в шляпе. Но я должен знать некоторые подробности.

– Спрашивай. Что угодно, – решительно сказал Туманов.

Узнать что-либо о происхождении и загадочном прошлом Туманова представлялось неслыханной удачей. Но Нелетяга считал недостойным пользоваться минутной слабостью приятеля, и не без сожаления подавил в своей душе соблазн любопытства.

– Предавалось ли дело огласке или его постарались замять в семейном кругу?

– Конечно, замяли. Накануне венчания такой скандал… К тому же с нехорошим, колдовским душком. Кому это надо? Все гости дали клятву молчать. Всех слуг строго предупредили. Впрочем, слуги и не знали о пропаже сапфира…

– Значит, исключая вас с Саджун, полную информацию о случившемся имели только те, кто присутствовал на сеансе? Так? И сколько, кстати, их было?

– На сеансе присутствовало шесть человек. Одного из них, княгини Анны Мещерской, уже нет в живых. Она умерла шесть лет назад.

– Значит, осталось пятеро, – констатировал Иосиф.

– Шестеро, – поправил Туманов. – Все досконально обстоятельства дела знал и полицейский следователь, который его вел.

– Поправку принимаю. Шестеро. Огласи весь список. И дай бумагу и карандаш, я буду записывать.

Изрядно покопавшись в бюро, Туманов нашел листок бумаги и обгрызенный карандаш. По времени поисков видно было, что частые записи – вовсе не привычная вещь для хозяина апартаментов.

– Следователь и княгиня, но она умерла. Дочь княгини – Ксения Мещерская, невеста, ради которой все это и было затеяно. Племянница княгини, ныне графиня К., в то время совсем юная девушка едва ли шестнадцати лет отроду, наперсница и младшая подруга невесты. Константин Ряжский, тогда молодой повеса, друг дома. Баронесса Шталь со своим младшим сыном, подруга княгини Мещерской. Сын баронессы рассматривался в качестве возможного жениха для К. Впоследствии брак не состоялся. Все.

– Как зовут сына?

– Если не ошибаюсь, его зовут Ефим.

– Какое странное имя для аристократа из немцев, тебе не кажется?

– Согласен, но у богатых свои причуды.

– Несомненно. Итак, от кого-то из этих шестерых тянется ниточка к твоим сегодняшним неприятностям.

– Ты думаешь? Но ведь они могли кому-то рассказать… Прошло столько лет…

– Если эти снобы когда-то давали слово никому не говорить, то это, разумеется, не значит, что они действительно не скажут. Но! – Иосиф поднял вверх кривой палец. – Но они непременно запомнят, кому именно рассказывали. К тому же, учти: наш загадочный злодей 1) знает о теперешней судьбе Саджун, несмотря на перемену имени. 2) каким-то образом вычислил твою причастность к делу и опознал в миллионщике Туманове кухонного дурачка Мещерских. Исходя из этого, я думаю, что мы имеем дело со свидетелем первого звена, то есть с одним из шестерых участников вышеприведенного списка.

Здесь сразу же возникают два вопроса, на которые у тебя, как я понимаю, ответа нет.

1) Почему все это началось лишь спустя шестнадцать лет после кражи сапфира? Что послужило спусковым механизмом для начала событий?

2) Что, собственно, нужно тому, кто все это проделывает? Украденный сапфир – в Бирме и недосягаем ни для кого из участников. Так какова же цель?

– Ловко ты все разложил, – сказал Туманов, с уважением глядя на исписанный Нелетягой листок. – Ответов у меня нет, это ты правильно сказал, но предположения – есть. На первое – может быть, он денег хочет? Я теперь богат, а он узнал и… Второе – он же может и не знать, где сапфир, и думать, что он все еще у меня. Камень заметный, легко узнать, что на аукционах он за эти 16 лет не всплывал…

– И то, и другое принимается. Но это лишь гипотезы, сам понимаешь, доказательств у нас никаких. Самое для нас главное, это узнать – кто из шестерых. Именно это и станет печкой, от которой мы станем плясать. После ты мне подробно расскажешь все, что знаешь об этих людях, и о своих с ними пересечениях. Ну и я, конечно, свои сведения соберу… Это все у нас будет анализ. А потом настанет время и для синтеза. И еще… Тут такой деликатный вопрос… – Иосиф подмигнул Туманову и потер пальцы друг об друга.

– Денег я тебе сейчас дам, – сухо сказал Туманов. – Сколько тебе надо?

– Ну… – Иосиф кокетливо улыбнулся. – Деньги – субстанция тонкая, почти эфирная, так сказать, мистически овеществленный труд, если по трудам господ экономистов судить…

– Сколько?! – рявкнул Туманов.

Нелетяга быстро показал четыре растопыренных пальца, а Туманов достал из-за пазухи кошель и протянул ему четыре ассигнации, каждая достоинством в десять рублей. Иосиф довольно улыбнулся, подобрал исписанный листок и собрался уходить.

– Скажи, Иосиф, – неожиданно обратился к приятелю Туманов. – Тебе мои апартаменты – как? Хорошо ли сделаны?

– Я думал, тебе так нравится…

– Я понять хочу.

– Отвратительно, коли ты спрашиваешь, – поморщился Иосиф.

– Отчего?

– Да сам не знаю. Бестолково. Как в кладовке навалено все… И что это за сочетание для дома – коричневое, багровое и золото… В этом же жить невозможно, сбеситься зараз можно.

– Вот я и бешусь, – Туманов почесал подживающие на лице шрамы, ковырнул пальцем в расплющенном носу.

– Михаил, сколько раз тебе говорить, – наставительно заметил Иосиф. – Ковырять пальцем в носу неприлично.

– Так я ж дома, а ты – свой, не обчество какое-нибудь, – пожал плечами Туманов.

– Вообще неприлично, – уточнил Иосиф.

– А как же тогда козявки доставать? – серьезно спросил Туманов.