Крысы кошкам не друзья

–Про кота то? Я не овечка без мозгов, чтобы в такое верить. Говори правду.

–Я убегал от полиции.

–Вплавь?

–Да, они меня на берегу зажали, пришлось нырять.

–Ладно, уже более убедительно. А за что они тебя ловили?

–Я украл у них наручники и дубинку.

–Зачем ты это сделал?

–Ну… Мы с Савой выпили, а потом поспорили…

–Ты же не пьешь! Опять этот Вайтонис? Ну, всё ясно. Вот зачем ты с ним водишься, ума не приложу. Ладно, правду ты говоришь или нет, ничего не изменится. Последнее, что мне хочется узнать, чьи это за кости были?

–Не кошачьи они, тем более, не человеческие, не переживайте. Я думаю, что куриные, хотя, кто знает… Мусор мне в канализации по карманам набился.

–Как совпало то.

–Ага, а теперь ваша очередь. Куда мы едем?

–Домой.

–К вам? – ухмыльнувшись, спросил Лев.

–Нет, Лёва, мы едем в Павлин, – произнося это название, Мария смутилась и опустила глаза.

Лицо Льва перекосилось. За всю дорогу до этого Павлина, он не произнес больше ни слова.

***

Гордое название Павлин носило детское воспитательное учреждение, а проще – детский дом. Это было небольшое кирпичное здание с решетками на окнах. Где-то среди деревьев, обросших вокруг, как колья, пряталась детская площадка. Сейчас она была пуста. Заасфальтированная площадка перед зданием была сплошь усеяна картинками, нарисованными мелками с любовью и самоотдачей: кривые солнышки, некрасивые цветочки с рваными стебельками, косые домики без крыш. Мелкая бестолочь не может найти применения свободному времени.

Уже тридцать минут прошло, а Лев всё молчал. В машине молчал, идя по дорожке молчал, заходя внутрь здания, всё также молчал. Внутри Павлина его уже ожидали директор вместе с воспитателем.

–Павел Игоревич, у вас тоже со зрением плохо или это Петербургский соизволил навестить нас? – громко спросила воспитательница.

–Да, Надежда Игнатьевна, это сам Лев Павлович Петербургский. Тот самый, которому еще в младенчестве было дано отчество в мою честь. Если это теперь можно называть честью, – в той же тональности отвечал директор.

Высказанные, чтобы оскорбить, слова нисколько не задевали Льва. То ли он привык к такому обращению, то ли не несущие смысловой нагрузки пустые фразы уже не могли омрачить этот, и без того отвратительный день. Но как бы то ни было, за неимением сил придумать столь же пестрящий остроумием ответ, Лев предпочел молчать. Опять.

–Здравствуйте, Павел Игоревич, Надежда Игнатьевна, – сказала Мария, стряхнув с воротника пальто капельки дождя, – распишитесь, пожалуйста, вот здесь. Да, здесь, там, где надпись: передан под ответственность…

–Ох, ну и помотал ты наши нервы, Петербургский, – говорил директор, пока подписывал бумаги, – но ничего, теперь и на нашей улице будет праздник. Ты не думай, что все будет, как раньше, до твоего грандиозного побега. Теперь то я отыграюсь за все часы, которые я провел в полиции, за нервотрепку, за тонну бумажной волокиты…

Директор говорил это с заметным злорадством, не обращая внимания на стоявшую рядом с ним Марию Станиславовну.

–Павел Игоревич, не переусердствуйте, – сказала Мария, как дракон плюнул пламенем, и забрала подписанные бумаги.

–Ох, не сомневайтесь, его тут и пальцем никто не тронет; я не перешагну границу дозволенного, – мерзко скалясь, отвечал ей директор.

–Дайте мне минутку, и я отдам вам Льва насовсем.

–Ты прости, что так получилось. Просто в прошлый раз, когда я тебя нашла, но не отвезла, мне грозили увольнением и вообще обещали лишить лицензии, – Мария с нежностью потрепала Льва по плечу и убрала волосы с его лба, – потерпи еще немного.

Ласка и доброта топили подмороженное сердце Льва, как глиняная печь. Ему хотелось, чтобы его гладили и гладили, почесывали за ушком; он готов был мурчать, если попросят, кататься на спинке и шипеть на дворняг. Что угодно – только погладьте.

–Все хорошо. Я вроде как понимаю, – Лев отпрянул, чтобы не травмировать разнеженную душу.

–Я к тебе завтра зайду, принесу чего-нибудь. Если что случится – звони.

–Хорошо, – мягко произнес Лев и улыбнулся.

Мария приобняла его, развернулась и просто ушла. Лев глядел ей вслед, пока та садилась в машину, поворачивала ключ зажигания, жала на педаль, а после устало закрыл глаза.

–Предпочитаешь ничего не видеть? Думаешь поможет? Ты не спрячешься, не испаришься. Ты теперь наш, Петербургский, – говорила Надежда Игнатьевна.

–Я это уже понял, – открыл глаза Лев, – так что теперь?

–Ты теперь идешь в комнату, берешь чистую одежду и идешь мыться. А после будет воспитательные профилактические работы, – ответил ему директор.

–Какие на этот раз?

–Я пока не решил, – улыбнувшись, ответил Павел Игоревич.

Льва, как преступника, вели под руки с двух сторон. Его комната располагалась на пятом этаже в самом конце длинного коридора.

–Заходишь, берешь вещи, выходишь. Мы будем ждать снаружи. И не вздумай чего учудить. Даже если решишь прыгать с пятого этажа, то ничего не выйдет. Теперь решетки на каждом этаже, не только на втором и первом.

–Вас понял, капитан, – сказал Лев и вошел внутрь.

–Павел Игоревич, что вы будете с ним делать? – оставшись наедине с директором, спросила воспитательница.

–Да что-что… Не убью же я его! Усажу на стул, растолкую, что так не делается, напомню, что мы ему не враги. Только толку в этом мало! Сбежит, наглец, через месяц, а то раньше. Книжку, может, какую посоветую… Пускай читает. Хоть что-то.

Прошло пять минут. Лев все еще не выходил.

–Почему так долго? Он там уснул что ли? – заметно нервничал директор. – Надь, зайди, посмотри, что с ним.

Надежда Игнатьевна вошла внутрь, а через пару секунд выскочила с ошарашенными глазами.

–Его там нет!

–Как нет? – заорал директор.

Внутри и правда никого не было. Были две кровати и один шкаф, закрытое окно, решетка на месте. Директор вместе с воспитательницей обыскали каждый угол, но Лев будто испарился. Но почему будто?