– Вот тут, – мгновенно указала Эрнеста пальцем в небольшое расширение в конце длинного коридора-ущелья: от него в разные стороны расходились несколько извилистых расселин. – Если бы мы точно знали, что их корабли не преграждают путь на север, можно было бы выйти вот здесь и попробовать добраться до суши, но…
– Вы не узнаете этого, сидя тут, – уверенно закончил Эдвард, вынимая карту из ее рук. Морено с неподдельным удивлением наблюдала за ним; затем в глазах ее вспыхнул ужас:
– Это чистой воды самоубийство!
– Быть может, хоть так я смогу избавиться от подозрений, – сухо промолвил Эдвард, берясь за ручку двери.
Переговоры с капитаном оказались короткими: выслушав Дойли, он практически сразу дал разрешение на вылазку, но категорически запретил участвовать в ней Морено.
– Если удастся выбраться из ущелья, нам все равно потребуется штурман. Слишком опасно, я не позволю тебе рисковать, – заявил он столь твердо, что даже сама Эрнеста, до того спорившая с ним с яростью дикой кошки, у которой забирают детенышей, сдалась. Дойли был искренне рад этому: присутствие девушки теперь связывало бы ему руки. Вдруг я умру, снова подумал он, а взглянув на хмурые лица матросов вокруг, под командованием Макферсона снаряжавшихся для вылазки, с тоской усмехнулся про себя: если и не умру, то эти люди сами меня зарежут по приказу своего капитана! И все же сердце его невольно сжалось, когда он вышел на палубу и огляделся по сторонам, уже почти наверняка зная, что не вернется назад.
Эрнеста ждала его у трапа. Лицо ее, обычно не терявшее своего яркого румянца в минуты самой серьезной опасности, теперь было почти смертельно бледным, однако черные глаза по-прежнему горели мрачным, решительным огнем.
– Возьмите это с собой, – снимая с шеи небольшой деревянный футлярчик, висевший на простой серебряной цепочке, которая казалась ей несколько длинновата, проговорила она с усилием. Эдвард осторожно принял протянутый предмет и раскрыл его: это оказался компас, довольно потрепанный, с выкрашенной темно-синей краской магнитной стрелкой и отсутствием каких-либо намеков на необычные свойства. Несколько секунд Дойли гадал в недоумении, прежде чем сообразил:
– Кому он принадлежал?
– Моему отцу, – глухо ответила Морено, глядя мимо него на дорогой для нее футляр. – Когда он уходил в последний раз, то отдал его мне – как талисман. Благодаря нему, думаю, я не умерла на том острове. Быть может, он и вас… – задохнувшись, она умолкла и крепко вцепилась пальцами в фальшборт. Эдвард покачал головой:
– Я всю жизнь был добрым христианином и надеюсь, что силы молитвы для меня окажется достаточно. Лучше оставьте себе эту вещь, она наверняка очень ценна для вас…
– Вам будет нужнее, – резко перебила девушка, с удивительной даже для нее силой втиснув компас в его ладонь и накрыв поверх своими тонкими смуглыми пальцами – те чуть заметно подрагивали. Охваченный внезапным порывом, который сам едва ли смог бы объяснить, Дойли вдруг поймал ее руку и поцеловал, затем поднял голову – Морено не шелохнулась, глядя на него широко распахнутыми черными глазами – и медленно, осторожно прижался к ее губам своими.
Он ожидал пощечины, испуганного вскрика – хотя такое поведение, быть может, больше подходило дворянке, а пиратка просто оттолкнула бы его и обругала последними словами – но Эрнеста не сделала ни того, ни другого. Она вообще не дернулась, когда Эдвард поцеловал ее, лишь приоткрыла теплые губы и трогательно, совсем по-женски зажмурилась, а спустя несколько секунд опустила расслабленную ладонь ему на шею – и все. Едва Дойли отпустил ее, она сразу же убрала руку и прижала к собственной щеке, будто не зная, как поступить дальше. Такой растерянной и беззащитной Эдвард еще ни разу ее не видел; но продлилось это недолго – придя в себя, Морено снова взглянула на него с прежними теплыми искрами в глазах и чуть заметно усмехнулась. Этого было достаточно им обоим, чтобы понять все.
В шлюпке добровольцы сидели, тесно притеревшись друг к другу из-за нехватки места, и на Эдварда то и дело посматривали с любопытством, холодным и недобрым. Конечно, никто не снимал с него обвинений в предательстве, а поцелуй с «мисс штурман», похоже, только усугубил ситуацию – но напрямую никто высказываться не смел, и от этого все становилось еще хуже. Дойли молчал, стараясь смотреть одновременно в карту – ему еще нужно было давать указания сидевшему на румпеле Макферсону – а также по сторонам: не только чтобы выглядывать испанские корабли вокруг скал, но и следить за собственными спутниками. Черт знает что, мысленно выдыхал он, левой рукой незаметно ощупывая рукоятку ножа за поясом – осознание собственной вооруженности немного успокаивало.
Он так увлекся этими мыслями и сосредоточился на одном коридоре – тот был вполне широк, чтобы пропустить корабль, и вел как раз в нужном направлении – что совершенно забыл о том, чтобы быть начеку каждую секунду. Грянул пушечный залп, и первое же ядро ударило о воду всего в паре ярдов от носа шлюпки; ту занесло вбок ударной волной.
– За борт! – крикнул боцман Макферсон, но это уже не требовалось: матросы врассыпную бросились в воду, мгновенно окрасившуюся кровью. Следующий залп разнес шлюпку в клочья; три или четыре трупа, разорванные на куски, медленно всплыли на поверхность. Канонада не смолкала несколько минут. Когда же уцелевшие матросы, вновь укрывшись за скалами, смогли вынырнуть и осмотреться, Эдварда Дойли среди них уже не было.
Глава XXVI. Отчаяние побежденных
При первых же звуках канонады капитан Рэдфорд проклял весь мир и ненавистного «господина бывшего подполковника» – в первую очередь. Эрнеста с глазами, как у почуявшего запах гари в лесу хищника, медленно, грудью пошла прямо на фальшборт, словно не замечая его вовсе. Скорее всего, она бы перемахнула через него также, не глядя, если бы Джек в последнюю секунду не перехватил ее за локти и не оттащил в сторону.
– Не вздумай! У тебя первой нет права рисковать своей жизнью, – прошипел он в ухо отчаянно брыкавшейся девушке, но та словно не слышала его. Генри подбежал, ловко обнял ее плечи, зашептал что-то успокаивающее – в этом ему никогда не было равных: Морено отшатнулась от него, как от прокаженного, но оставила попытки прыгнуть за борт. Вместо этого она заняла свое место рядом с капитаном и впилась напряженным взглядом в узкую полоску воды между скалами, где совсем недавно скрылась шлюпка с добровольцами.
Вначале царила мертвая тишина; однако следом за этим в толще волн показалась темная точка человеческой головы, а за ней – еще и еще. На «Попутном ветре» немного оживились, хотя далеко не для всех это оживление было радостным.
– Пять, шесть… Восемь, – негромко считал Джек, разглядывая медленно приближавшихся гребцов. Морено, вместе с тремя матросами готовившая трап, стиснула зубы: она отлично помнила, что в шлюпке было двенадцать человек, но категорически запрещала себе думать об этом. Первый из уцелевших, с окровавленной правой рукой, уже пытался взобраться на борт.
– В лазарет его, быстро, – распоряжалась Эрнеста у трапа с лихорадочной сосредоточенностью – негромкие хлесткие фразы разрезали воздух, словно нож – масло на тонкие ломтики. – Ребята, шевелитесь, не стойте же! Удалось узнать что-нибудь, мистер Макферсон? Так, это все… а где мистер Дойли?
Мгновенно воцарившаяся среди выживших мертвая тишина стала ей ответом. Рэдфорд шагнул было навстречу ей, но Эрнеста предостерегающе подняла руки:
– Нет! Нет, Джек, я спокойна, не нужно… – Голос ее прервался, темные глаза напряженно впились в лицо старого боцмана: – Мистер Макферсон, я знаю вас как честного, порядочного человека. Вы не станете лгать намеренно своему товарищу. Прошу, скажите: где мистер Дойли?
– Мисс Морено… – начал тот с тягостным вздохом, и Эрнеста зажмурилась:
– Нет, не надо долгих речей! Скажите только: он жив, он отправился дальше, а вы вернулись сюда после обстрела, ведь так?
– Эрнеста… – умоляюще начал Рэдфорд. Девушка стиснула ладони перед грудью:
– Никто не осуждает вас за это. Конечно, двум-трем людям удастся пройти там, где двенадцать точно заметят! Только скажите… скажите мне, что он жив!
Несколько секунд боцман молчал, мучительно и тяжело вздыхая – после смерти Айка и Моргана он и так словно разом постарел лет на пятнадцать, да и сама Морено никогда не являлась ему врагом, чтобы легко было сообщить ей о подобном; но, поймав ее умоляющий взгляд, он сдался.
– Мы не знаем наверняка, что с мистером Дойли, мисс Морено, – честно признался старый боцман. – Сразу после того, как начался обстрел, он приказал всем покинуть в шлюпку, затем нырнул сам. Больше никто из нас его не видел. Возможно, он…
– Нет, – хрипло выдохнула Морено таким голосом, что Рэдфорд и Фокс одновременно обернулись к ней. Макферсон пожевал свою седую бороду, но все-таки закончил:
– …возможно, жив, мисс, но шансов на это очень и очень мало.
– Я нырял следом за ним, мэм, – насупившись, буркнул один из матросов. Эрнеста, побледнев и одновременно с загоревшимися надеждой глазами обернулась к нему:
– Что?..
– Сразу после него, мэм. Должен был обогнать – пловец из мистера Дойли так себе, сами знаете – но тут в воду совсем рядом с нами вошло ядро, вот так, – он показал рукой; Морено побледнела еще больше, – и потом я потерял его из виду.
– Как это потерял? Отвечай, что ты видел? – прикрикнул на него капитан – даже у него невольно сжалось сердце при взгляде на Эрнесту. Матрос помялся, но честно признался:
– Ничего. Воду всю кровью затянуло – сам дьявол не разобрал бы ничего.
– Нет. Нет, нет, нет! Скажи, что ты врешь, что ты все придумал!.. – сорвавшись, закричала Эрнеста; голос ее, отразившись от скал, мучительно-непроходящим эхом пронесся по ущелью. Рэдфорд молча стиснул ее в объятиях, что оказалось нелегким делом: Морено отбивалась изо всех сил, так, что удержать ее в руках было не проще, чем бурлящий водный поток. Она не плакала – ни слезинки не пролилось из ее черных глаз – лишь беспомощно хваталась руками за шею и грудь, словно не имея возможности вздохнуть. Кто-то из матросов неловко протянул ей припрятанную тайком от боцмана фляжку с грогом – Эрнеста глотнула и тотчас зажмурилась, зажимая себе рот ладонью. Глухой, тоскливый вой рвался из ее горла.
– Они перекрыли все ходы и выходы. Ничего выяснить не удалось, – на ухо капитану сообщил самую страшную новость Макферсон. Рэдфорд посмотрел на него, на едва живую от горя Морено, на крутившегося вокруг нее с кружкой воды ошарашенного, напуганного Роджера, на потерянного Генри – и молча кивнул. Бог весть, что думал в эту минуту капитан – возможно, и вовсе уже отчаявшийся в своих надеждах на спасение – но именно в этот момент в наиболее широкой части ущелья показалась темная громада галеона.
– Это они! Ребята, быстрее, готовим пушки!.. – истошно завопил, видимо, кто-то из канониров с «Морского льва», бывших подопечных Дойли. Все орудия «Попутного ветра» едва ли смогли бы нанести какой-либо вред этому исполину, но готовые на все, лишь бы заглушить на время нестерпимый страх смерти, пираты и впрямь могли последовать этому совету. Их остановил лишь окрик капитана Рэдфорда:
– Стойте, идиоты! Неужели не видите, что они не нападут?!
Это была правда: белый флаг, казавшийся жалкой тряпицей на фоне мощной парусной оснастки галеона, трепеща на ветру, медленно полз вверх по одному из многочисленных штагов бизань-мачты. Затем испанцы спустили с правого борта шлюпку с точно таким же белым флагом, который держал над головой один из сидевших в ней.
– Совершенно уверены в том, что мы не посмеем открыть огонь, – удрученно пробормотал старый Макферсон. – Плохи наши дела, а, капитан?
Рэдфорд не ответил; стиснув зубы, глядел он на приближающуюся шлюпку и судорожно вздохнул, различив среди гребцов того, чье лицо среди команды «Попутного ветра» было знакомо ему одному. Этот человек сидел не на веслах и даже не у румпеля, а в гордом одиночестве на корме – на его скамье, кроме него самого, не было ни души – и все в его облике говорило определенно о двух вещах: долгой, ставшей частью его характера привычке распоряжаться жизнями других людей и испанском происхождении. На вид ему было несколько более сорока; возможно, в действительности этот человек был и старше, но прямая, уверенная осанка с заметной военной выправкой и почти полное отсутствие седины в ровно подстреженных бородке и усах делали его моложе. Он был черноволос и довольно хорош собой, с крупными, правильными, четко обозначенными чертами лица – и только цепкий, неимоверно пристальный взгляд, в такой степени редко присущий даже очень внимательным людям, мог невольно отталкивать в нем. В противоположность другим капитанам, одет он был просто – в черный кожаный жилет, такие же штаны и рубашку из белого полотна; лишь кожаная треуголка подтверждала его высокую должность, и он не поспешил снимать ее в знак приветствия, ступив на палубу вражеского судна:
– Слушайте меня внимательно! – звучным, уверенным голосом объявил он. – Я – капитан эскадры Его величества короля Испании Филиппа, Хуан де Гарсия. Ваш капитан присвоил себе нечто, принадлежащее моему государю и его великой империи, и будет за это наказан по справедливости. Однако вы, не причастные к его преступлению, не обязаны отвечать за него. Вам говорили, что я ненавижу пиратов – видит святая Дева Мария, что это так! Но все же я предлагаю вам выбор: выдайте мне капитана Рэдфорда, и вы останетесь в живых. Ваше судно – орудие преступного грабежа, но и его я позволю вам забрать, если вы сделаете это раньше, чем истечет время! Даю вам срок до вечера этого дня.
– Капитан, что будем делать? – негромко спросил Макферсон, однако Рэдфорд снова не ответил ему: невысокий, с привычно сосредоточенным лицом, он обернулся, каким-то странным взглядом – и по-хозяйски, и с запрятанной под обычной сдержанностью глухой тоской – окинул судно и толпившихся в недоумении вокруг матросов; затем глубоко, всей грудью вдохнул – и твердым, широким шагом пошел навстречу испанцам.
– Джек! – отчаянно вскрикнул Генри, бросаясь за ним, и Рэдфорд вздрогнул, обернулся и положил обе руки поверх ладоней юноши – те уже прочно вцепились в ткань его жилета.
– Ничего, Генри. Все будет хорошо, – с трудом улыбнувшись, выдохнул он; но Фокс вдруг отрицательно покачал головой, и глаза его в одно мгновение стали совершенно чужими: стеклянными, жесткими и какими-то пустыми.
– Нет, Джек. Хорошего больше не будет, – проговорил он, перехватывая запястья капитана – и внезапно с силой толкая его навстречу Гарсии и его людям.
На палубе мгновенно, с силой взорвавшегося порохового заряда, вспыхнула паника: к Рэдфорду с разных сторон метнулось десятка три людей, готовых защищать своего капитана до последнего. Впрочем, тот и сам уже успел вырвать из-за пояса саблю, но она ему и не потребовалась – ни Гарсия, ни его подчиненные не сделали ни малейшей попытки задержать нужного им пирата и не вмешались, когда верные люди оттеснили Рэдфорда подальше от них.