– Ээ… нет, – ответила я.
Девушка посмотрела на меня со смесью разочарования и облегчения и пошла дальше.
– Да, да, он у них, еле стоит бедненький, – услышала я, как она громко ответила на раздавшийся звонок. – Эти гады хотят 150 рублей за килограмм. Да! Понимаешь, они уже измеряют его колбасой. Да какая разница, сколько им на бойне за него на самом деле дадут. Они не хотят ждать, а у нас нет ни копейки! Нет, никакие соцсети и фонды не наберут за ночь столько денег. Ты знаешь, сколько он весит? 450 кг! Мы слишком поздно узнали об этом бедолаге, не знаю, что делать…
Вслушиваясь в этот односторонний разговор, я невольно замедлила шаг. Сопоставив заданный нам вопрос и ответы невидимому собеседнику, я пришла к выводу, что впереди нас ожидает далеко не мирное чистое место, а явно неблагополучная конюшня, с которой заморенных лошадей распродают на бойню.
Я глянула на Тея и вместо того, чтобы повернуть назад, сесть в электричку и поискать местность более подходящую, решительно направилась вперед. Я не знала, что буду делать и не представляла, зачем именно в сущности иду туда, но… Так было надо и все. Никак иначе я поступить просто не могла.
Довольно скоро мы вышли к захолустного вида конюшне и, не встретив никого по дороге, прошли на ее территорию.
– Знать бы еще, где этот конь… – пробормотала я.
Возможно, сработала интуиция, а может быть, просто повезло, но искомую животину я нашла в первом же строении. Обычной гнедой масти, весь какой-то облезлый и потрепанный, явно неухоженный коняка стоял в одном из стойл. Жалкий его вид вполне соответствовал окружающей обстановке. Темные полусгнившие доски, рассыпанные кругом грязные опилки, неубранный навоз.
«Сами бы они посидели в таких условиях, уроды», – зло подумала я и услышала грубые мужские голоса. Говорившие были где-то совсем рядом. Сориентироваться и вовремя убежать я не успела, а, может, и не захотела. С противоположного входа внутрь зашли двое почти таких же неухоженных на вид, как и сам конь, мужиков.
– Что, уже денежки нашли? – не растерявшись, спросил один из них. Вид его, однако, говорил о том, что отрицательный ответ ему известен и он собирается развлечься выпроваживанием сердобольных вновь.
– Зря ты меня злишь, мужик, зря, – зло прошипела я, даже не удосуживаясь делать это беззвучно. Мужик, правда, ничего не услышал. В отличие от Тея, который заметно напрягся.
– Ну так как?
– Мы его забираем, – сказала я грозно, мысленно давая мерзавцу шанс уйти с дороги.
Мужик растерялся, видимо, пытаясь понять, о чем я только что сказала и прикидывая, собираюсь ли я заплатить ему всю сумму сразу или… Я уже открывала задвижку, явно не позволяя ему поразмыслить.
– Эй! Куда? Деньги давайте и забирайте этого задохлика. А нет денег – нет коня.
– Да-а? – проворковала я, оставляя задвижку в покое и плавно разворачиваясь. – А то что, милейший?
На какую-то долю секунды я замешкалась. Вдруг ничего не получится? Все-таки история с похищением и попыткой изнасилования подорвала мою уверенность в своих силах. Потом я еще раз посмотрела на каких-то расхлябанных и, похоже, не так давно выпивших мужиков и улыбнулась. По изменившимся выражениям их лиц я догадалась, что улыбка моя больше похожа на оскал.
И эти человекоподобные жуки решили, что могут безнаказанно мучить величественных и грациозных животных? Они возомнили, что могут остановить меня в праведном желании освободить одного из них от пытки пребывания здесь и неминуемой смерти?
Я расхохоталась. Безумно, дико и с наслаждением. Послушные нити споро вылетели из солнечного сплетения и потянулись к остановившемуся живодеру, в глазах которого уже просыпался сладкий ужас.
Мужик выпучил глаза и повалился, его приятель без колебаний сбежал, а пришелец впал в ступор.
– Тей, Тейлон, ау! Приходи в себя, коня надо выводить и сматываться!
При ближайшем рассмотрении состояние коняки оказалось еще более плачевным, чем казалось вначале. Помимо отвратительного состояния шерсти, грязи и мелких язв обнаружилось, что один глаз у него наполовину закрыт и весь залеплен гноем.
– Ну же, мой хороший, идем, идем… – обращалась я уже к коню и осторожно потягивала вперед за веревку, повязанную на шею, которой он зачем-то был привязан внутри стойла.
Я боялась, что конь испугается и не пойдет, но тот послушно побрел к выходу из конюшни.
– Что ты собираешься с ним делать? – немного отмер пришелец.
Да, хороший вопрос.
– Не знаю, Тей, – честно ответила я. – В электричку нам теперь путь заказан. Но тут его оставлять нельзя. Ты слышал, уже завтра его отправят на колбасу.
– Я уловил смысл и поддерживаю твой порыв. Просто не понимаю, что именно ты собираешься теперь делать со спасенным животным и почему его судьба тебя волнует больше, чем той коровы, которую ты съела вчера?
Господи, кто учил этого инопланетянина задавать неудобные вопросы? И почему так не вовремя?!
– Вполне возможно, я бы стала точно так же спасать корову на месте этого коня и, наоборот, отведала бы на ужин колбасу из конины, – недовольная очередной мозговой встряской, неподходящим местом и временем я все-таки взялась ему отвечать, попутно продвигаясь к выходу с территории. – Когда покупаешь мясо в магазине, не думаешь, из кого оно сделано, а просто хочешь есть. К тому же собак, кошек и лошадей люди любят сильнее, общаются с ними плотнее, а потому считают, что есть их неэтично. Коровам повезло меньше. А что делать дальше с этим конякой я действительно не знаю, но надо поторопиться. Этот, – я махнула рукой назад, – может очухаться в любой момент, да и второй сбежал. Не думаю, что, когда они придут в себя, не решаться нас преследовать.
– Ладно, отойдем для начала ближе к лесу, – сказал Тей уверенно. – А там решим, как передвигаться дальше.
Глава 8
Тейлондер
Пока мы шли, я пытался смириться с увиденным. Я успел понять, что из-за проблем с привязкой Женевьева подпитывается искусственно и без согласия донора. Но то, что она сделала с тем мужчиной, с каким наслаждением залила в себя склизкую темно-серую смесь его эмоций и жизненных сил, было до того отвратительно и гадко, что я, как ни старался, не мог пересилить свою брезгливость и возникшее неприятие к землянке. Возможно, она и сама не понимала, что тем самым не только совершает насилие над другим человеком, но и добровольно заполняет себя омерзительной тошнотворной грязью, от которой любой разумный человек напротив постарался бы избавиться. Очевидно, подобное положение дел ее нисколько не смущало. К счастью, просвещение землян и разъяснение основополагающих принципов обращения с энергиями не было моей задачей здесь, и я решил сосредоточиться на главном.
Бедное животное еле переставляло ноги, и двигались мы медленно.
– Предлагаю вернуться к тому, ради чего мы сюда приехали. Нужно углубиться подальше в лес. Там, думаю, можно будет попробовать поиск, – сказал я, когда мы наконец достигли кромки леса.
– Я не возражаю, конечно, но не думаю, что мы сможем там пройти. Или ты пойдешь один?
Женевьева выглядела растерянной, чем порядком удивила меня.
– Нет, я вас не оставлю. Пока. Как ты сама сказала, может начаться погоня и, значит, оставаться тут небезопасно. Просто сначала разберемся с главным, а что делать с конем и остальным, будем решать после, согласна?
Она кивнула, но взгляд ее выдавал нерешительность. Похоже, она начала отходить от охватившей ее эйфории, а, возможно, и сомневаться в правильности содеянного.
– Я смогу вас перенести. Сейчас подальше в лес, а потом туда, куда скажешь.
Женевьева снова кивнула, и я окутал всех троих плотной оболочкой и потянул в лес. Мы летели низко и плавно, чтобы не пугать коня. Я опасался, что он будет нервничать и брыкаться, но, по-видимому, ему было до того плохо, что на происходящее он реагировал безразлично, а точнее почти никак. В отличие от Женевьевы, дискомфорт которой я ощущал даже сквозь оболочки наших капсул.
Земляне не привыкли летать. Они не знают, с каким упоением можно рассекать воздушные просторы, позволяя ветру обтекать тело, подхватывать и кружить в своих потоках, а потом выныривать из них и устремляться наперекор, разрезая встречные порывы и создавая собственные. Да и вообще, окружающая их природа до того уныла, что стремление к жизни в городах кажется оправданным. Хотя, насколько я понял, так не повезло именно обитателям этой части планеты, и есть места, где теплее и ярче. Но здесь… Только белое, грязно-серое и коричневое, а встречающиеся постройки еще хуже, чем замершая спящая растительность и серые однообразные небеса.
В лесу мне понравилось больше. Усыпанные ослепительно белым пушистым снегом деревья смотрелись здорово, но все равно мне отчаянно не хватало красок, привычно радующих взор на Алантаире. А еще лишь сейчас я понял, что дышать в черте города было трудно не из-за непривычно низкой температуры, а из-за скопления удушающих газов, которые здесь ощущались значительно меньше. И все-таки даже этот улучшенный вариант воздуха не шел ни в какое сравнение с родным.
Не особо рассчитывая на положительный результат, но тем не менее переполненный надеждой на скорейшее отправление назад, я остановил капсулы с девушкой и конем на краю большой поляны, устланной тем же холодным белоснежным покрывалом, что и все вокруг, и переместился в ее центр.
***
«Нет, нет и нет! Этого не может быть!»
Я запустил импульс повторно, хотя и без того знал, каким будет результат. Верить не хотелось, но обманывать себя глупо. Это она. Искомая девушка – ни кто иная, как Женевьева. Девушка, совершенно, абсолютно не подходящая в Стражи!
«Что теперь будет? – с отчаянием подумал я. – Я выполнил задание. Каким-то совершенно непостижимым образом нашел избранную в первые же мгновения пребывания на Земле. Только вот сумеет ли она исполнить свою роль? Да с таким состоянием ауры она не сможет даже ступить на Алантаир! И сообщить об этом Учителю, рассказать, что нашел совсем не ту, которую надеялся найти, я смогу только в пределах родной планеты. А это значит: мне все равно придется забрать ее с собой! Чтобы потом, возможно, возвратить обратно… Что будет с Лучем? Что будет с Алантаиром? Как без четырнадцатого Стража мы одолеем облако?»
Я бы, наверное, еще долго метался в дебрях собственных спутанных мыслей, лежа распластавшись на белом прохладном снегу и смотря в чужие блеклые небеса, если бы не Женевьева, беспрестанно окликающая меня.