«Нелюбимый» день недели

Неспешно отрываясь от тетради, она насмешливо закусила губу и прошептала:

– Сейчас увидишь.

Обернувшись на звук скрипнувшей двери, я раздосадовано фыркнула. Опять? К нам направлялся Никита.

– Если я увижу его еще раз на этой неделе, то буду думать, что ты нас сводишь.

– Брось, – процедила она мне, широко улыбаясь приближающемуся парню. – Привет. Спасибо, что пришел. Нам, то есть Васе, нужна твоя помощь.

Приземлившись рядом, он с интересом наблюдал мою реакцию. Самое время состроить нелепую гримасу, но я вдруг вспомнила, что он защитил меня перед мамой, и лишь снисходительно ему подмигнула.

– Так вот, – Марина вклинилась в наши переглядывания, и теперь две пары глаз были устремлены на нее. – Нам, то есть ей, – она кивнула на меня, – нужны аэрозольные баллончики.

– Что? – одновременно вырвалось у нас с Никитой.

Опомнившись, я выдавила:

– Да-да, аэрозольные баллончики.

– Да не простые, – Марина продолжала, – а те, которые не стираются. Как для граффити.

– Вы собрались изрисовать школу? – прыснул парень. – Я с вами.

– Нет, – подруга покачала головой. – Это личное.

– Хм. – Никита зажал подбородок рукой и устремил задумчивый взгляд на стену.

– Хорош, придуриваться, – Марина с размаху влепила ему затрещину. Я даже опешила слегка.

– Эй, – потирая ушибленное место, он поднялся. – Или я в деле, или иди и сама все покупай.

– Ладно, обиженка, тормози. – Она повернулась ко мне. – Вась, гони деньги.

Закусив язык, чтобы не уточнить, почему плачу я, я похлопала себя по карманам и достала злосчастную купюру.

– А что у тебя с рукой?

С ужасом понимая, что протянула именно ту, ушибленную, я попыталась спрятать ее в карман, но Никита успел ухватиться за пальцы, сжимающие деньги, и крутанул ладонью вниз. Красная, распухшая, так и не видевшая спасительной мази рука вызвала на его лице сожаление. Кончики его пальцев пробежались, едва касаясь кожи, изучая ущерб. Отдернув руку, я перешла в нападение:

– Если купишь на свои, так и скажи.

– Ты дралась? – не слыша моих слов, он думал о чем-то своем, что заставляло его искренне страдать.

– Уймись, это не твое дело.

– С кем?

– Эй, голубки, звонок прозвенел, – толкнула в бок Никиту Марина. – Если можешь помочь, помогай, а нет, так вали.

Я снова протянула скомканную тысячу, и на этот раз он взял. А потом быстро убежал из кабинета, чмокнув меня напоследок. Опешившая дважды за эту перемену я приложила ладонь к щеке и затихла.

– Леонова, а тебе отдельное приглашение нужно? – Зыркая волком, ко мне приближалась Лариса Николаевна. – Марш на свое место!

Опомнившись, я подскочила и скоро побежала меж рядов. Обожаю геометрию.

Среда, до воскресения #3

Мама сказала, что отец приедет в четверг. Вроде как отек спал, а синяк спустился ниже. Представляя эту картину, я наслаждалась фактом, что отец пусть и временно, но выглядит пропитым, безвольным, бесцельно мечущимся по жизни алкашом. Интересно, а как он объяснил это Наташе? Наврал? Или сказал правду? Скорее второе. Меня он точно выгораживать бы не стал. А вот о своем порыве? Умолчал? И захочет ли после такого мачеха меня видеть в своем доме? Хотя… Почему меня это беспокоит?

Никита все не объявлялся. Я ждала от него весточки больше, чем от какого-то другого пацана. Даже Сережа не занимал моих мыслей так долго. А уж после расставания и подавно. А Никита… Уверена, он знал не только мой адрес, но и телефон, однако ежесекундная проверка экрана ни к чему не приводила. И все же я верила ему. Он не взял бы деньги и не сбежал. И откуда такая убежденность, я сказать не могла.

В итоге не выдержав двухдневного напряжения, я сдалась.

«Марин, отец будет завтра. Надо идти сегодня» – отправила я подруге на последнем уроке. Литература, обычно так мной любимая, сейчас только расстраивала, и сосредоточиться на переживаниях юной Лизы из повести Карамзина мне никак не удавалось. Притом что дома я зачитывалась ее нежной и наивной любовью к жалкому и ветреному Эрасту. Правда, меня даже имя его раздражало. А уж поступки. Воспользовался бедной девушкой и был таков. Да, что уж говорить, все они такие. И Сережа, и мой отец, и…

«Никита все купил, будет у тебя в полдвенадцатого», – отвлекла меня от грустной задумчивости Марина. Наконец. Я шумно выдохнула, отбросив последние попытки вникнуть в трудности девушки конца восемнадцатого века.

Нервозное ожидание, казалось, длилось бесконечно. Одно дело ждать неопределенности, а другое будучи убежденной в неизбежности будущего.

– И ты представляешь… всегда задерживалась, никогда не ругалась, сдавала вовремя… и ее сократили… А она – мать одиночка. И как теперь жить?

Я слушала вполуха мамин рассказ о какой-то швее, которую я даже не знала, поддакивала в паузах и кивала, когда ловила на себе взгляд.

– Да-да, согласна. Класс.

– О чем я сейчас спросила?

– Все верно.

– Лиса, в каких облаках ты витаешь? – мама уперла руки в бока и заслонила собой телевизор, в который я пялилась, не различая образов и планов.

– Ой, мам, прости, – отмахнулась я. – Столько задают, что голова кругом.

Про деньги, что отец мне дал, она была не в курсе, поэтому она сегодня сама купила в аптеке мазь, выписанную доктором, и чуть ли не насильно нанесла мне жирным слоем. Даже мои уверения, что и без того ушиб уже спадал, не сыграли роли. Но мне нравилась эта забота. Да и время, медленно шагавшее длинной стрелкой старых настенных часов, за разговорами неслось быстрее.

Кое-как дождавшись десяти, я сослалась на усталость и скрылась в комнате. Для пущей правдоподобности пришлось раздеться, погасить свет и забраться под одеяло. В нашей семье существовало негласное правило, следуя которому мама, перед тем как лечь спать, всегда приходила ко мне в комнату, целовала и подбирала одеяло. И хоть я ворчала, что уже взрослая и в таких мелочах не нуждаюсь, все же каждый вечер ждала ее.

Особенно, зная, что сегодня опять обману.

Но моя уловка всегда удавалась. В такие дни сумбурные вечера мама тоже ложилась раньше. А значит, у меня появлялось время бесконтрольно покинуть дом.

В 23-15 мне пришло сообщение от подруги «Я внизу», сулившее мне начало благодатных неприятностей. Крадучись, ступая по протертому ковру в коридоре, я умело сунула кроссовки подмышку и придержала язычок у замка. Свет на лестничной клетке так никто и не починил, поэтому пришлось на ощупь искать перила, но каково было мое удивление, когда вместо бездушной деревяшки я ухватилась за чью-то теплую ладонь.

– Привет, – похожий на шипение шепот холодком пробежался по спине. – Это я, Никита.

– Знаешь что! Никита, – также тихо я пыталась выразить свое недовольство, но бодрящий кафель так остудил мои ноги, что я за пару мгновений умудрилась продрогнуть целиком – от пят до макушки. – Держи лучше, – и доверившись своему знакомому, я нагнулась завязать шнурки.

Выскочив в темный двор, освещенные единственным фонарем, я огляделась. Марина пряталась в тени деревьев, но не заметить ее было невозможно. Темный неподвижный силуэт отчетливо проглядывался на фоне колыхающихся от ветра деревьев. Махнув рукой, она подозвала нас.