Телепорт

«Президенту ДВО РАН Тапонику Николаю Матвеевичу от младшего научного сотрудника Кротовой М.А. Заявление. Прошу уволить меня по собственному желанию с 14 мая 2031 года, потому что работать под началом мудака Безмерного Кирилла Анатольевича я не собираюсь!» Она поставила дату: 13 мая 2031 года и расписалась.

– Мудак, вероятно, перебор…

Машенька взяла еще один лист и повторила заявление. На этот раз Безмерный оказался козлом, на третьем заявлении – парнокопытным животным, на четвертом… Всегда сдержанная девушка не стеснялась в выражениях. Минут через пятнадцать весь стол Марии был завален заявлениями об увольнении и на каждом замдиректора имел смачное определение. Перечитав, все до одного заявления полетели в корзину для мусора:

– Николай Матвеевич тут ни при чем… Он разве виноват, что Безмерный… мудак? – фыркнула Машенька, которая отродясь грубого слова не сказала.

Она откинулась на спинку кресла. Вспомнилась одна из самых первых бесед с Георгием Михайловичем Некурящим – все пять лет университета он был ее любимым преподавателем, другом, соратником, а потом любовником. Один – два раза в неделю она заходила на кафедру с ним попить чай, поболтать.

«Рассуждать о душе может лишь человек в нее верующий, для которого совершенно неважна логика опровержения, потому как он верует. По сути, бессмертная душа не более чем миф, придуманный людьми для людей, – не переставал удивляться он вечному вопросу лучшей студентки: что есть душа. – Маруся, ты, как будущий ученый, должна понимать, что невозможно сопоставлять физику и метафизику. Это все равно, что ты начнешь длину мерить килограммами».

– Все верно, все правильно, а ребеночек не наш… Мы что-то все недопонимаем. Все…

Машенька опустила голову на скрещенные на столе руки и застонала. Она потратила бесконечно много времени, чтобы убедить Некурящего в существовании души. Лучшая студентка привела ни одно подтверждение ее наличия в каждом человеке. Первое время Георгий Михайлович только улыбался и объяснял, почему с точки зрения физики так рассуждать невозможно. Однако Машенька Кротова упорствовала, она продолжала читать «физику и метафизику» в надежде, что появится что-то действительно стоящее. В итоге за четыре года изучения этой темы она исписала ни одну тетрадь и каждый абзац, по ее мнению, являлся истиной в последней инстанции. Чудо-трактат, сшитый в одну толстенную папку, лежал на дне дальнего выдвижного ящика. Его-то и решила она отнести в лабораторию. Года два назад ей удалось сделать дубликат ключей, поэтому отчитываться за посещение лаборатории в неурочное время не было никакой нужды.

Машенька достала ключи из сумочки, взяла тетрадку и направилась в лабораторию через черный ход. Проходя мимо кабинета Галины Дмитриевны, она слышала, как супруги беседовали о душе человека. Машенька невольно прислушалась: Галла рассуждала о душе, как будто ее существование никогда не вызывало у нее сомнений, при этом она ее спокойно разложила на мельчайшие частицы. Девушка невольно фыркнула: «Душу – на атомы… Аж два раза… как же!» Машенька громче зацокала каблуками по бетонному полу.

– Я вам еще всем докажу, что это нематериальная система, которую нельзя разложить на атомы и тем более переместить из точки «а» в точку «бэ»…

Если бы Машеньку здесь и сейчас спросили, почему она так упирается в идею души и невозможности ее телепортации в современных условиях, она бы ответить не смогла, но несмотря на это, продолжала упорствовать. «Доказывать только придется уже не в ДВО РАН…» – подзуживал внутренний голос. Девушка снова фыркнула:

– Ну и ладно! Меня любой университет заберет! – безусловно так и было. До получения красного было еще два месяца, а Машеньке уже сделали пять предложений по работе, в том числе в зарубежных научных институтах. Правда, об этом она так никому не сказала, даже Георгию Михайловичу. Он бы точно настаивал на ее отъезде в США, а на это девушка была не готова.

Часы в холле на проходной показывали начало восьмого. Охранник Александр Михайлович Новослов сидел в своей каморке, читал книжку. Мужиком он был справным, в свое время спортом занимался. Потом работал в каком-то музее научным сотрудником, а на пенсии попал под сокращение. «Вот так вот, работаешь всю жизнь, работаешь, все силы отдаешь, можно сказать душу, и на тебе – увольняйся по собственному желанию!!! А у меня может быть и не было этого самого собственного желания!» Машенька снова фыркнула, Александр Михайлович вздрогнул, поднял голову.

– Машенька, здравствуйте! – он всегда называл ее на «вы». – Вы так рано сегодня уходите… На вас лица нет! Что-то случилось?

– Да, – Мария махнула рукой, положила ключи на полочку перед охранником, потянулась за ручкой. Пока расписывалась, что ключи сдала и за противопожарную безопасность, добавила: – С Кириллом Анатольевичем общего языка не нашла… Он меня уволил… Сказал, чтобы завтра заявление по собственному желанию на столе у него лежало…

– Машенька, да это он сгоряча! Вспылил наверняка! Все образуется, не беспокойтесь. Утро вечера мудренее, – приободрил охранник девчонку.

– Нет уж! Дудки! – Машенька фыркнула. – Спасибо, Александр Михалыч, за поддержку. Пойду домой, постараюсь поспать…

Машенька вышла из главного здания ДВО РАН и побрела в сторону общежитий. В одном из новеньких домов она получила маленькую комнату на пятом этаже. Когда несколько месяцев назад академия выдала комнату, судьба или, возможно, сам Кирилл Анатольевич распорядился так, что ее окно выходило как раз на пожарный вход в лабораторию. Поэтому то, что Машенька пошла в сторону дома, Александра Михайловича нисколько не удивило. Впрочем, он и не следил за уходящей девчонкой, просто по-отечески провожал ее взглядом.

За ней пристально наблюдали, и Машенька Кротова это знала. Наблюдали камеры наружного наблюдения. Однако та самая камера, которая должна была показать на мониторе охранника, как хрупкая девушка открывает ключом дверь черного входа, много лет назад сломалась, финансирование на ее восстановление не выделялось, поэтому висела она исключительно для высшего руководства. Москвичам ее регулярно показывали, что, мол, вот она, ни одна мышь не подкрадется к секретным разработкам, но на мониторе вопрос пожарного хода в лабораторию тщательно избегали.

Сильный ветер сбивал девушку с ног, длинные полы пальто вместе с подолом клетчатой юбки путались в ногах, она спотыкалась. Не успела дойти до развилки, где заканчивался обзор видеокамер, как сильный порыв ветра окончательно повалил ее на тротуар. Машенька упала прямо в лужу. Поднявшись, вытерев грязные руки о светлое пальто, выругавшись и снова заплакав от обиды – сегодня явно был не ее день – девушка продолжила свой путь.

Лаборатория, расположенная в цокольном этаже академии, представляла собой огромное помещение, разделенное перегородками и дверьми на бесконечное количество секций. В основном это были сборочные и экспериментальные цеха, цеха программирования и мастерские, где проводилась разработка деталей и механизмов. Рабочий день здесь длился с восьми утра и до восьми вечера с двумя перерывами на отдых, в пятницу – с восьми до шести. Для сотрудников были открыты огромная библиотека с большим читальным залом, спортивный и тренажерный залы, теннисный корт и бильярд, оборудованы хорошая столовая и даже игровой зал.

Кроме того, у каждого «подземного жителя», так в шутку называли коллеги специалистов лаборатории, было рабочее место в верхних этажах здания. Одним словом, у сотрудников ДВО РАН было все, о чем могли мечтать ученые любой страны мира. А все потому, что Николай Матвеевич заботился о своих кадрах. Главной своей задачей он считал привлечение лучших умов на остров самой отдаленной части страны. В общем, сил, времени и средств на обустройство комфорта подчиненных он не жалел и всегда называл коллектив академии командой.

Машенька в темноте пробралась к столу Кирилла Анатольевича, который располагался рядом с аппаратом, нащупала пальцами настольную лампу, включила. Недалеко висело зеркало, невольно девушка посмотрела на свое отражение: насквозь сырое пальто, длинные растрепанные волосы, растекшаяся тушь, размазанная помада.

– Вся в слезах и губной помаде… Перепачканное лицо, – промурлыкала она себе под нос песенку лохматых годов.

Неожиданно послышался скрежет открывающейся двери, а следом шаги Галины Дмитриевны и Кирилла Анатольевича. Оставалось только одно – очень быстро ретироваться, чтобы не застукали. Если сейчас замдиректора заметит свою нерадивую подчиненную, скандала точно не избежать.

Машенька оглянулась: выйти из лаборатории она не успеет, да и шуму наделает, когда будет уходить – каблуки все-таки. Недолго думая, она притаилась за шкафом. Он стоял в метрах семи. Понимая, что ждать придется долго, Мария медленно опустилась на пол, обняв тощие ноги, уселась поудобнее.

«Нет, – думала девушка, прислушиваясь к шагам руководства, – я, конечно, очень хотела присутствовать при первом пуске, но я все-таки не при таких обстоятельствах».

5. Пуск | 13 мая 2031 год | остров Русский

По длинным коридорам в кромешной тьме супруги пробирались в лабораторию. Галла шла первая, Кирилл следовал за ней, практически дыша жене в затылок. Они постоянно оглядывались, пугаясь любого звука. Страшила сама мысль, что охранники или коллеги заметят, застигнут их на месте преступления. При этом ни Галле, ни Кириллу не пришла в голову простая мысль: ежедневно вначале седьмого они идут по этим самым освещенным коридорам и продолжают работу, не обращая внимания на запрет начальства пребывать в лаборатории более четырех часов кряду, ни на отсутствие пропуска и специального разрешения, подписанного Николаем Матвеевичем или его замом. Кирилл обычно смеялся на эту темы: сколько нужно этих разрешений выписать, чтобы ты не смотрела на меня с такой укоризной.

Однако сегодня, в день несанкционированного пуска, они оба знали, что совершают поступок, за который впоследствии могут быть осуждены не только коллегами и обществом, но даже всевышним. «Каким, к черту, всевышним?» – выругался про себя замдиректора. Разумеется, вслух ни Кирилл, ни Галла ничего подобного не произносили. Замдиректора считал подобные мысли проявлением ни столько слабости, сколько глупости, а Галла боялась вызвать очередную волну гнева.

Еще раз красочно представив себе все последствия этого пуска – беседа с московским руководством, запрет вести научную деятельность в течение, например, пяти лет, Галла сорвала печать, медленно отворила дверь в лабораторию. В дальнем углу горел свет, однако никого не было видно. Стояла полнейшая тишина, даже все машины оказались отключены от питания.

– Кто здесь? – испуганно крикнула Галла.

Ответа не последовало: неужели кто-то забыл выключить свет? Такого быть не могло. Когда супруги входили, дверь была опечатана, следовательно, начальник лаборатории расписался на посту о сдаче ключей и за технику безопасности. Кирилл с Галиной переглянулись, ускорили шаг. На рабочем столе замдиректора горела настольная лампа, а рядом лежала открытая тетрадь. Весь разворот был исписан мелким размашистым Машенькиным почерком. На душе отлегло: это Мария заходила, чтобы оставить записанные умозаключения о вечности души человеческой.

Кирилл фыркнул. Не задумываясь, взял тетрадь и минуты две листал страницы, всматривался в некие формулы и на два-три раза перечитывал выводы, выделенные красным карандашом. Лицо его абсолютно ничего не выражало, мысли отсутствовали. Он вникал в смысл изложенного. Конечно, ученый не исключал того, что в выводах может быть доля истины, ведь они казались весьма логичными и последовательными, но не мог даже в мыслях допустить того, что девчонка права.

– Что там? – полюбопытствовала Галла.

– Машенька со своей идеей, что переносить машина может только неодушевленные предметы, – криво усмехнулся Кирилл и вернул тетрадь на стол. – Это ты ей сказала, что сегодня машину запускаем?

– Нет. Сама догадалась… Это же вы с Николаем Матвеевичем набираете в академию лучшие умы страны, – кисло усмехнулась Галина. – Вот Кротова тому явное подтверждение… Остается только один вопрос: как она сюда проникла после того, как двери опечатали.

– У нее дубликат магнитного ключа от пожарного хода. Проходной двор, блин, а не секретная лаборатория.

За тетрадью потянулась Галла.

– Пойду перекурю…

Не дожидаясь ответа, Кирилл направился к выходу. Страх, что его кто-то заметит, пропал. Если в лабораторию кто попало может входить безнаказанно, то зачем такая охрана вообще нужна. Недолго думая, замдиректора направился на пост, куда обычно сдавались ключи. Александр Михайлович продолжал читать свою толстенную книгу.

– Здорово, Михалыч, – окликнул он охранника. Тот от неожиданности подпрыгнул.

– Ах, Кирилл Анатольевич, напугал! Все уж по домам разошлись. Сегодня страшная буря намечается. Машенька вон в слезах вся убежала домой…. Не хорошо так, Кирилл Анатольевич.

В ответ Безмерный только фыркнул, а охранник не унимался:

– Шли бы вы домой… Галина Дмитриевна всяко уже ждет вас, наверное, кексы напекла… Она как-то такие вкусные кексы приносила…

Кирилла невольно передернуло: подобные замечания из уст коллег всегда казались Кириллу издевательством. Ведь ни для кого не было секретом, что Галина Дмитриевна вышла замуж по расчету, периодически об этом жалеет и серьезно размышляет о разводе. Он прекрасно знал, что, когда Галла уезжала домой раньше него, то занималась чем угодно, но никак не ожиданием его скорейшего возвращения. Ей вообще было все равно, придет муж ночевать или нет.

Были дни, когда он приезжал и не заставал ее. Где она в те вечера была, он не знал, но предполагал, что у родителей на станции, и предпочитал никого об этом не спрашивать. Однажды, когда он в очередной раз не застал Галлы дома, поймал себя на мысли, что жена ему изменяет. В тот вечер он надрался в местном баре и долго откровенничал с какой-то девицей, а утром Галла читала книжку в гостиной, ожидая, когда они проснутся. С того дня прошло три года, а он не мог вспомнить ни имя, ни внешность той девицы, но никак не мог забыть лицо супруги, немного уставшее, но абсолютно безразличное. В такие минуты он ненавидел себя… Да и ее тоже.

В то утро Галла задала один единственный вопрос: вам тоже кофе? Но девица от кофе отказалась и быстро смылась. Несчастная была так напугана, что позабыла все на свете.

– Я покурить… – кивнул Кирилл, глазами ища ключи от лаборатории. И действительно, связка висела на месте. – Да, и домой, – добавил он через силу, ища в кармане брюк ключи от кабинета. Он протянул свою связку с объемным брелоком в виде Эйфелевой башни. Пока Михалыч расписывался о сдаче ключей и за противопожарную безопасность, ему удалось убедиться, что Никита Борисович ключи от лаборатории сдал в 17.56 и более в нее никто не ходил. Значит, у Машеньки точно дубликат.

– Ах ты ж сучка крашеная, – невольно осклабился Безмерный.