Мой красный дневник

Они вдвоем вышли из кабинета.

– Девочки, минутку внимания! – Попросила Татьяна Петровна. – Александра Александровича в ближайшие дни не будет. Вместо него – я. Ира, посиди пока вместо секретаря на телефонах и приеме.

– Хорошо. – Ирина послушно пересела на Светино место, захватив с собой выданные ранее бумаги.

– Так что там с нашей Светой? Не известно?

– Ну почему же? Перевезли в Москву. Очень тяжелое ранение. В полиции говорят, маньяк. Жить будет, но вот работать уже вряд ли. Все, хватит болтать, работаем!

Дверь снова хлопнула и появилась та самая бабища, искавшая для суда о разделе квартиры адвоката. Мужичок – истец несчастной тенью шел за ней.

– Присаживайтесь к столу, приготовьте документы и изложите суть проблемы. – Протараторила Ксения Григорьевна, и новый рабочий год начался.

А еще через два часа пришла сотрудница почты.

– Кто из вас Елена Михайловна Шацкая? Вам письмо.

Елена встала, показала женщине паспорт и расписалась в получении. А потом взяла сумку и накинула шубу.

– Татьяна Петровна, я получила договор и доверенность. Короче, до конца дня я в налоговую.

– Хорошо, Елена Михайловна, удачи!

Короткий рабочий месяц январь быстро закончился, и с вьюгами, метелями, резким пронизывающим ветром наступил февраль. Солнце на небосклоне задерживалось все дольше, а если ему удавалось пробить между циклонами окно, то на припеках повисали сосульки, а воробьи самозабвенно сообщали всему миру, что совсем скоро, только надо немного потерпеть, наступит весна.

Елена Михайловна в лыжном костюме и теплых сапогах стояла возле автобуса с только что приехавшими туристами, которые, вылезая на улицу, ахали и хватались за фотоаппараты.

– Господа, я – ваш гид по этому чудесному старинному русскому городку со славной военной и гражданской историей. Зовут меня Елена Михайловна, и сегодня мы с вами осмотрим наши старинные храмы, посетим исторические музеи и наше знаменитое озеро с древним камнем. Вы отведаете монастырскую трапезу вместе с насельниками мужского монастыря, а вечером примете участие в Божественной литургии. А теперь попрошу следовать за мной… Перед вами центральная историческая площадь нашего города…

Вечером, моясь в душе, Елена посмотрела на свое лицо. Слава Богу, сейчас от нее не требовалось соответствовать мужским вкусам! И косметики, кроме крема, на ее коже не было. Но уже радовал глаз легкий весенний загар и молодые задорные веснушки, рассыпавшиеся по носу. Вместо офисной бледности на щеках играл здоровый румянец.

– Мам, – забарабанил в дверь сын Сережа, – ты надолго не уплывай! У меня тут текст не складывается!

Все дело в том, что Сережка в школе учил английский. А с начала нового года неожиданно попросил маму записать его на курсы немецкого языка.

– Сынок, а ты уверен в том, что ты этого хочешь? Не будет ли твое увлечение пустой тратой денег? – поинтересовалась тогда Елена. – Ты даже в детстве по-немецки говорить отказывался!

Так уж случилось, что бабушкой, то есть, маминой мамой, была немка из обрусевшей еще до революции семьи. Конечно, часто немецкая кровь перемешивалась с русской, как в случае родителей Елены, но речь предков в семье была обязательной наравне с русской. Маленький Сережка, до того, как пошел в детский сад, одинаково хорошо говорил и на одном и на другом языке. А потом словно отрезало: нет и все. Спустя какое-то время Елена Михайловна узнала, что воспитательница обозвала при всех ребенка фашистом, а дети подхватили и дразнили ее сына. Марина Сергеевна, его бабушка, лично пошла в детский сад и, высказав заведующей все, что думает, вспомнила ей евреев и негров, назвав воспитательницу антисемиткой. Сережу дразнить перестали и перевели в другую группу. Но состояние собственной ущербности по сравнению с другими он запомнил, и говорить по-немецки отказался наотрез. Но зато теперь во всем старался стать самым первым, самым лучшим. И вот, спустя много лет, он вспомнил про свой второй родной язык. Мама, конечно, обрадовалась, но в глубине души оставалась какая-то неуверенность…

– Мам, детские страхи надо перебарывать! Если ты позволишь страху врасти в твою голову корнями, ничего хорошего в жизни не будет! – Ответил тогда сын и пошел на языковые курсы. А дома вспоминал с мамой разговорный немецкий. И вот сейчас он грыз какой-то текст, речевые обороты которого не выстраивались в целостную картину.

Елена Михайловна вышла из ванной и уселась рядом с сыном за стол.

– Ну и где твой текст?

От лингвистических изысков их отвлек пиликнувший телефон.

– Мам, тебе сообщение! Иди, читай! Наверное, в твоей конторе шнур от чайника снова потеряли!

Лена улыбнулась. Первое время ей звонили часто. Особенно Ирина, теперь работающая за офис-менеджера, секретаря и помощника юриста. Надежда Викторовна ушла на пенсию воспитывать внука. И теперь под руководством Татьяны Петровны работали Ксения Григорьевна и Ирочка. О делах в конторе Елена не спрашивала, говорила только по существу.

Взяв в руки айфон, она удивилась: ей пришел файл с неопределившегося номера.

– Сын, тут какой-то левый файл. Как думаешь, открывать? Вирус не хапну?

– А, – махнул рукой парень, – почищу. Если что.

Удивительно, но за последний месяц он серьезно начал заниматься еще и компьютером. Даже писал простенькие программы.

– И откуда ты это берешь? – Как-то поинтересовалась Елена.

– Мам, в интернете чего только нет! Главное знать, где искать!

Елена открыла файл. Там был просто текст, причем, не целиком, а часть. Без подписи и объяснений. Она увеличила страницу и начала читать:

«Основной капитал вклада состоит из золотых слитков, золотых монет, а также ювелирных украшений. По требованию завещателя, он не дробится и не выдается на руки ни одному из наследников, коими являются, согласно воле наследодателя, женщины основной женской линии рода: дочери, внучки, правнучки и пр., носящие родовую фамилию в детстве. Наследством является процент с основного капитала, который делится в равных долях между всеми официально признанными женскими линиями. Если наследниц в одной из основных женских линий несколько, процент делится между ними по праву преемственности. Причем старшая в роду получает пятьдесят процентов, средняя – тридцать процентов, младшая – двадцать. Когда кто-либо из них умирает, процент делится как шестьдесят на сорок. Наследница, достигшая совершеннолетия, получает двадцать процентов, если есть более взрослые наследницы основной женской линии. В случае их смерти она получает процент целиком. При подтверждении официальной медициной недееспособности основной наследницы, ей может быть назначен опекун из числа ее кровных родственников, получая при этом тридцать процентов от ее собственных ежемесячных отчислений. Муж – пятьдесят процентов, постороннее лицо – пять процентов. Остальное откладывается в резервный фонд, доступный основной наследнице при снятии опеки. В случае ее смерти средства из фонда наследуются по основной женской ветви рода. Если наследников ветви не осталось, наследная часть распределяется между другими основными женскими линиями. Основным условием получения наследного процента является рождение всего одной дочери, которая и будет следующим получателем дивидендов. Родившиеся следом дети не являются продолжателями основной женской линии…»

Елена Михайловна потерла глаза. И что это было? Привет от Люды? Или Бориса? Да какая разница. Никто из семьи Панкратовых ей так ни разу и не позвонил. Людмила со своим отцом тоже растворилась где-то на столичных просторах. А может, они растворились вместе? Усилием воли сожаление было снова задвинуто куда-то далеко, за границу сознания. И только когда она ложилась спать, перед тем, как провалиться в сон, перед мысленным взором всплывали серые глаза и серебристый ежик мягких волос…

– Ну и что там? – Донесся до нее вопрос сына.

– А, дела давно минувших дней. Сейчас удалю.

– Что так? Может, пригодится?

– Нет, сынок. Для нас с тобой эта информация никакой практической пользы не представляет.

– Да? – посмотрел на нее сын.

Иногда ей казалось, что он знает гораздо больше нее, насколько внимательными и задумчивыми были его глаза.

– Итак, вернемся к тексту.

Все чаще и чаще на ярко-голубом небе задерживалось солнышко. Из-под старого, оседающего за день снега, текли ручейки, в которых с удовольствием купались голуби. Воробьи носились по деревьям с совершенно одурелым видом, приветствуя друг друга надрывным «Чи-и-и!», означающим близкий приход весны. Экскурсий становилось все больше, и Елена Михайловна иногда приходила домой, когда Сережка, съев холодный ужин, говорил «спокойной ночи» и уходил в свою комнату, закрывая дверь. Упав на диван, мама замечала голубую полоску света, пробивающуюся сквозь щель под дверью. «Наверное, с Вероникой разговаривает…» – думала она, уплывая в долину сновидений.

Как-то раз, накануне воскресных дней, Елена пришла рано. Четверги, как всегда, были пустыми. «Рыбный день» – Смеялись сотрудницы и прямо с утра разбегались по магазинам. В этот день Елена Михайловна решила приготовить сразу дня на четыре. Поскольку суббота и воскресенье в турбюро были рабочими. Она варила суп и жарила котлеты, напевая под музыку своей любимой группы, когда вдруг увидела пересекающего двор Сережку. Скоро хлопнула входная дверь.

– Мам! Я дома! – раздался из прихожей его ломающийся голос.

– Хорошо! Мой руки!

– Мам, – Сережка вошел на кухню, – скажи, а ты можешь на выходные отпроситься?

– Зачем? В выходные больше платят. А ты сам знаешь, что я откладываю на твой институт.

– Мам. – Сын серьезно посмотрел ей в глаза. – Очень надо. Ко мне, к нам, у нас будут гости…

– Так у нас или у тебя?