Он фыркнул так… но к столику подошел. Налил в два бокала. Потом взял один и разом, одним глотком осушил до дна. И налил снова. Обернулся к Лауре, взял оба, принес.
– Держи.
Она взяла бокал, отпила немного, глядя поверх него на Джерарда. Сморщила нос.
– У вас тут кислое вино. Я такое не люблю. Я хочу фесайское.
Джерард развел руками.
– Есть только такое, – кивнул на кувшин. – Это из Лювы, я именно такое люблю.
– Мерзкое.
Джерард усмехнулся.
– Какое есть.
– У тебя в подвалах должны быть бочки фесайского. Не может не быть. Скажи, чтобы принесли.
Джерард хотел было что-то сказать, даже сделал вдох… Но не сказал, усмехнулся, качнул головой. Вот так как был, голый, пошел к дверям, выглянул, подозвал кого-то из слуг и велел принести. И еще орешков в сахаре, и что-то еще…
Удивительно.
Лауре нравилось за Джерардом наблюдать. Она видела раздражение, видела, как он скрипит зубами. Но настоящей злости не видела. Он не встает в позу, не огрызается. Не пытается на Лауру давить. Не сейчас, точно. Сейчас он готов уступить. Она успела понять, что в личных вопросах, когда касается только его, он идет на уступки без особого труда, а вот если касается государственных дел, то тут все зависит исключительно от выгоды и того, что получит взамен. А временами на затяжных переговорах случались моменты, когда Лаура чувствовала, что уперлась в стену. Наглухо. И позицию Джерарда никак не изменить, и уступок не добиться. Вообще никак и никогда, только через его труп. Но такого, как Джерард – попробуй убей.
На первый взгляд он казался человеком жестким и резким, даже жестоким, не привыкшим к возражениям. В этом он был похож на своего отца. Иногда – пугающе похож. И все же, Джерард был более гибким, гораздо реже шел напролом, да и в целом, надо признать, намного более трезво оценивал обстановку.
Он стал королем всего три года назад, в тридцать пять, в начале войны.
Войну начал не он.
И не все из его лордов смогли принять то, как он войну закончил. Те, кто не был в том поле при Хорте так и не смогли понять. Считали, что нужно было давить до конца. Сжечь эту суку и всех галтанасарских выродков. Такой мир – позор для Эндалы.
Со стороны Лауры считали так же – эндалского медведя нельзя было оставлять в живых. Тем более нельзя с ним договариваться. Лаура предала свой народ.
Правда в том, что победителей бы не осталось.
И там, тогда, первый на разговор пошел Джерард.
А сейчас он стоял и улыбался. Чуть снисходительно, но не обидно. Позволяя Лауре маленькие вольности.
– Будем ждать, пока принесут? – спросил он. Капелька сарказма в голосе.
Долго ждать.
Глупо.
Он подошел совсем близко… молча протянул руки, отколол тонкое газовое покрывало с ее волос. Аккуратно. Отбросил в сторону. Обошел сзади, вытащил из ее волос оставшиеся заколки, волосы расправил по плечам. Удивительно, но Лаура даже не дернулась, он настолько спокойно и уверенно делал это, что не хотелось мешать.
Это завораживало.
Ей нравилось смотреть, как он двигается – мягко и плавно, словно большой кот.
А когда легко коснулся подбородком ее макушки… он почти на голову выше… Вздрогнула.
– Ты вообще моешься? – фыркнула, скривилась старательно. – От тебя несет потом и кислым вином…
Чуть зажмурилась, понимая, ожидая, что получит что-то резкое в ответ. Но Джерард только засмеялся. Огнем и копчеными ребрышками от него пахло. Этих ребрышек он целый тазик сожрал на свадебном пиру. И еще тогда, за столом, ей показалось, что Джерард нервничает. А вот вина он почти не пил, только гранатовый сок, и впервые за сегодня – кажется вот сейчас уже, в спальне…
– Тебе нравится это?
– Что? – не поняла она.
– Дергать за усы.
Выдохнула.
Но да, именно это. Нравилось злить его. Страшно хотелось побольнее зацепить. И скорее потому, что Джерард к такому точно не привык. Зацепить, посмотреть, как он поведет себя. В Эндале женщины тихие и покорные, глаза боятся поднять. Лаура никогда не была такой. Но сегодня из нее очень старались такую женщину сделать. Безмолвную тень. Заставить забыть кто она.
И Лауре безумно хотелось отыграться.
– Мне интересно, знать, как далеко я могу зайти, – сказала честно.
– Не боишься?
– А ты? – улыбнулась в ответ.
– А разве я дергаю? – он широко улыбнулся. Развернул ее к себе.
Не он дергает. Но то положение, в котором она оказалась… тут он виноват.
Лаура зажмурилась на мгновение. Сжала губы.
– Тебя сегодня непрерывно дергала моя мать, – сказал Джерард. – А теперь ты хочешь отыграться на мне. Что ж, давай. Я понимаю.
Он смотрел на нее так спокойно и прямо. Так, что становилось капельку стыдно. Но нет, совсем капельку.
Его мать, да… Ни разу в жизни с Лаурой не обходились так. Словно она не королева, а провинившаяся служанка. «Ну-ка, опусти свои бесстыжие глаза! Куда ты смотришь?» «Разоделась как шлюха! Плечи прикрой! Это у вас так принято, а у нас ни один приличный мужчина на такое не глянет! Да где ж это видано! Срам один!» Лаура пыталась возражать, пыталась отвечать вежливо. Но это выше ее сил. «Никого ты не родишь! – зашипела на нее Калиста. – Старуха! Посмотри на себя! Но ничего, скоро и тебя Джерард выкинет, поймет, какая никчемная».
Вот где-то тут терпение и сорвало. Королева-мать Калиста приходила помогать Лауре одеться к церемонии, так было принято. Принято здесь. Принять в семью. И Лаура обещала, что будет тиха и терпелива. Но как такое терпеть? В общем, вышел скандал. На крики явился Джерард, хоть ему и не полагалось видеть невесту в утро свадьбы, что-то сказал своей матери, и та быстро заткнулась. И до конца дня, всю церемонию и на пиру, Калиста лишь тихо бурчала под нос, бросая на Лауру полные презрения взгляды. «Завтра она уедет на побережье, – сказал Лауре Джерард. – Не переживай». «Выставишь свою мать?» Он усмехнулся: «Иначе она все договоренности нам сорвет. Это будет некстати».
Лауре и так хватило.
И да, сейчас страшно хотелось отыграться хоть на ком-нибудь, а Джерард отлично на эту роль подходил. Он враг, с которым Лаура заключила перемирие.
Джерард…
Он стоял голый перед ней. И его вся эта ситуация откровенно забавляла.