Случайный трофей Ренцо

Молодая, красивая… ей, наверно, около тридцати, или чуть меньше, она старше Мэй, конечно, но куда моложе своего мужа. Роскошная. Было в ней что-то по-настоящему женственное, мягкое и одновременно изящное, почти непередаваемое, что Мэй слегка уколола зависть. Королева. И даже волосы, цвета спелой пшеницы, уложены, словно корона, вокруг головы.

Она окинула Ренцо взглядом свысока, неторопливо спустилась по мраморным ступеням.

– Лене… – Ренцо поставил Виолу на землю, шагнул вперед.

– Мы ждали тебя завтра, – сказала женщина. Все еще стояла на две ступеньки выше. – Уже так поздно.

– Ты ждала? – сарказм в его голосе. – Я решил не затягивать, раз уж ты совсем заждалась.

Она улыбнулась, все так же снисходительно, шагнула еще на одну ступеньку к нему, потянулась, поцеловала в щеку.

– Я так рада, дорогой, – в ее голосе едкая насмешка.

– Не так, – он сгреб ее в объятья, прижимая к себе, жадно поцеловал в губы. Только вот радости и нежности в этом не было ни капли. Мэй подумала, что так, наверно, целуют шлюх – по-хозяйски, властно, с одним только желанием получить свое.

Лене не сопротивлялась, но и не пыталась обнять в ответ, с чувством неизбежности.

– Пойдем в дом? – сказала она, когда Ренцо закончил и отпустил ее.

– Сейчас.

Он обернулся, вернулся, подойдя ближе к Мэй.

– Гильем! – велел он. – Подыщи сеньорите подходящую комнату, сделай все, как я тебя просил.

– Да, сеньор, – Гильем кивнул, поглядывая на Мэй с опаской.

«Сеньориту»?

– Что это за девка? – грубо поинтересовалась Лене.

– Заложница, – бросил Ренцо через плечо, не оборачиваясь. – Гильдия проследит за ней.

– Так и отдай ее Гильдии! Мне не нужна дикая джийнарка в доме.

– Это мой дом.

Ренцо умел говорить, почти не повышая голоса, но так резко и жестко, что не оставалось сомнений – будет так, как он сказал.

Он говорил для жены, но смотрел Мэй в глаза. И в его глазах была только усталость.

– Ничего не бойся, – тихо по-джийнарски сказал он. – Если что-то не так, ты сразу говори Гильему, а он передаст мне. Хорошо? И отдыхай.

– Хорошо, – так же по-джийнарски сказала она.

Гильем провел ее в дом через боковой вход, не вслед за Ренцо, а другим путем. Дом просто огромный, светлый, пол из лаорского мрамора, мягкие ковры, изящные вазы с цветами. Ничего излишнего, вычурного, хозяева не пытались произвести впечатление, у них и так было все, что только можно желать.

Мэй отвели небольшую комнату, удивительно уютную. Так, словно она гостья здесь, а не пленница. Но нет… все равно охрана у дверей – один из солдат, приехавших с ними, остался за дверью.

Ей принесли воды, умыться с дороги, принесли печенье, немного хлеба и сыра на ужин, молока… И домашнее илойское платье – переодеться. Молча, только осторожно улыбаясь. Здешние слуги, наверняка, думают, что она не знает языка.

Мягкая удобная кровать. Мэй и забыла уже, как спать на кровати. Присела на краешек…

Одна.

Впервые за долгое время она осталась одна. И совсем никого рядом.

Потом встала, обошла комнату по кругу, потрогала, посмотрела все, выглянула в окно – там сад апельсиновые деревья. Можно даже выскочить и убежать, не так уж высоко…

Было одиноко.

11. Хозяин дома

– Ренцо!

Она выпрыгнула в окно, в траву, так легко и грациозно, подошла. Босиком, но в новом платье. Золотоволосая утренняя нимфа.

Ведь сбежит же еще. Надо, наверно, охрану поставить.

Рассвет едва тронул небо, все спят. Только он сидит на скамейке у фонтана в саду, апельсины вокруг… Ушел от всех и сидит.

– Ренцо… – тихо шепнула нимфа, осторожно присела рядом на край скамейки.

Он невольно улыбнулся.

– Ты чего не спишь, Мэй?

– Не спится. Я плохо сплю на новом месте. А ты?

– И мне не спится, – сказал он.

– У тебя красивый дом… и дочка… тоже очень хорошая.

Ренцо усмехнулся невесело, но, как-то удивительно – стало легче.

– Этот дом построил мой отец, – сказал он. – Ему, в свое время, удалось подняться от мелкого провинциального землевладельца до народного трибуна, сколотившего свою коалицию в Сенате. Он удачно купил долю в железных рудниках, удачно вложил в торговлю… у него всегда была эта деловая жилка, как и у Лино. У меня нет, я так никогда не смогу. Потом дом перешел моему старшему брату, а после смерти Лино, десять лет назад, – мне. Но я здесь почти не бываю, меня вечно носит черт знает где…

– Почему? Разве ты не хотел остаться?

Вздохнул.

Все это слишком сложно, чтобы объяснить.

Пока Лино был жив, Ренцо считал, что военная карьера – единственно возможная для него. Война – это то, что он умел. От отца ему досталась квартира в инсуле с небольшим садом на Эсквилинском холме и плантации винограда под Алерой, где он поставил управляющего и успокоился на этом. Тихая Алера нравилась ему, и временами Ренцо приезжал туда пожить на пару месяцев, когда не было других дел. В коммерческие вопросы он предпочитал не лезть. А вот на войне сначала все удавалось… потом, правда, выяснилось, что с таким характером выше трибуна не подняться, но он и не стремился, его все устраивало. Жизнь казалась понятной и легкой в те времена.

А вернувшись из Тай-да-Каата, еще в первый раз, он узнал, что Лино мертв. Брата убили совсем недавно, зарезали темным вечером в переулке, недалеко от Субуры, и уже не понять, что там произошло. Ренцо пытался докопаться, кое-что нашел даже, и у него волосы дыбом вставали, когда он понимал, что за люди в этом деле замешаны. А потом, внезапно, женился…

Увлечение Лене было сродни помешательству, он не замечал ничего вокруг, ни о чем другом не мог думать. Наваждение. Она была так молода и так умопомрачительно прекрасна… Она и сейчас прекрасна, конечно. Но тогда Ренцо был готов на все, чтобы получить ее. Он встретил Лене на приеме, в доме ее отца, в саду, она стояла у куста алого гибискуса, беседуя о чем-то с подругой, и так мимоходом улыбнулась ему. И Ренцо попал.