Легенды русских героев: мрачный кукловод VII

Глава 1. В сердце метели

В густом тумане снежной метели с трудом проглядывались силуэты деревьев, колеблющихся под натиском пронизывающего ветра. Ледяные порывы вонзались в одежду, проникая в самые уязвимые места, а собаки, тянущие телегу, жалобно скулили, прячься под её защитой. Охотники замышляли засаду на медведя, но природа в свою очередь подготовила засаду для них, укрывшись в белом облаке бушующей стихии.

Их меховые шубы и шапки, покрытые мокрым снегом, казались застывшими в ледяной оболочке. Группа охотников стояла спиной к спине, пытаясь разглядеть хоть что-то в глухой метели, которая заволакивала лес гипнотическим белым вихрем. Кристаллы снега превратились в острые сосульки, которые на сильном ветру нещадно резали кожу, как иглы. Очки на глазах охотников замёрзли, видимость стремительно ухудшалась, а времени на их протирание спиртом не оставалось. Где-то рядом прятался медведь. Он откликнулся на приманку, но охотники не знали, что это была мать с медвежатами, готовая защитить своих детёнышей. Уступить ей означало сыграть с огнём, ведь, отступая, они могли стать жертвой её атаки. Связь с внешним миром прервалась: рация не ловила сигнал, спутниковый телефон замёрз, а батареи успели разрядиться. Даже вода в бутылке превратилась в твёрдый лёд. Собаки тихо стонали от холода и страха, но пути к отступлению не было. Медведь ощущал их присутствие, и охота обернулась в игру на выживание – либо они выйдут победителями, либо станут добычей.

Один из охотников, облаченный в шубу и шапку-ушанку, перезагрузил автомат, перебросил на плечо дробовик и начал искать что-то в кожаной сумке, висевшей на поясе. Он достал сигнальную ракету и зажёг её в надежде увидеть хоть что-то. Искры полетели к небесам, превращаясь в ярко-красный свет и дым. Однако это была не лучшая идея.

В одно мгновение он с криком исчез в метели, отдав несколько выстрелов из оружия, которые бросали размытый свет на облачность снежного спектакля. Раздался зловещий рык медведя, после чего последовали несколько тяжёлых ударов и относительная тишина. Охотник, судя по всему, уже мёртв. Теперь их осталось двое против медведя или медвежьей семейки. Надежды на собак не было: они, как щенки, скулили от ужаса. Температура падала, подавая знак о том, что солнце уже за горизонтом, и с наступлением ночи всё поглощалось в непроницаемых снежных потоках.

– Держись за мной! – крикнул охотник, затаскивая за собой своего спутника, значительно меньшего ростом.

Тот споткнулся о глубокий снег и попытался встать, когда совсем близко раздался громкий рык медведя. В следующую секунду могучая лапа сбила с ног охотника, стоявшего впереди.

– Аа! – закричал мужской низкий голос.

Охотник упал на землю и, отталкиваясь ногами, начал ползти к старому дубу, который едва проступал сквозь метель позади. В панике он выстрелил из дробовика, но медведь, словно не заметив ствола, вырвал оружие из рук и с силой отбросил его прочь. Оно полетело, как спичка, ударяясь о деревья, и вскоре исчезло в бесконечной снежной метели.

Медведь рычал, как одержимый. Его ярость была столь же внушительной, как и страх охотников; обе стороны оказались заперты в ловушке, из которой не было выхода. Словами ситуацию не разрешить – медведь не понимал человеческой речи. В мире дикой природы выбор всегда однозначен: либо ты, либо он. Кто-то должен стать чьим-то ужином.

Свирепый зверь уверенно выпрямился на задние лапы, вдыхая воздух, будто наслаждаясь ароматом тёплого человеческого мяса. Снова зарычав, он опустился на передние лапы и сделал решительный шаг в сторону охотника, который полз назад, почти упираясь спиной в дерево.

Охотник лихорадочно копался в кармане, из которого сыпались патроны от дробовика, как песок из старого мешка. Он понимал, что в этот раз, похоже, станет обедом, а не наоборот.

Сквозь густую метель он пытался разглядеть своего товарища, который ещё совсем недавно стоял за ним, крича:

– Рома! Беги! Беги!

Но тот только коротко ответил:

– Нет, Дед!

Шум метели разорвался мощным выстрелом, который сотряс воздух вокруг старого охотника. Он почувствовал, как горячая кровь брызнула на него, и в тот миг растерянности не мог понять, чья это кровь – его ли, или чужая. Сделав ещё пару движений ногами в глубоком снегу и уперевшись полностью в дерево, он почувствовал сильный удар в ноги.

Перед ним с глухим шумом повалился медведь, раненый в голову, прижимая охотника к земле. Боль пронзила его колени, а услышав треск, он понял – падающая туша сломала ему ноги.

Из густого тумана снежного шторма вынырнула фигура маленького парня, которому шуба придавала неестественный объем. Это был не мужчина, а скорее подросток. В его руке дымилась винтовка – инструмент, с помощью которого он только что отправил в мир иной своего первого медведя, метко попав в висок. Глухой выстрел повалил мощное тело на снег.

Рома отложил винтовку и быстро наклонился к деду.

– Дед, ты в порядке? – закричал он, стараясь перебороть страх.

– Да! Но ноги… Черт! Не могу шевелиться!

Рома схватил деда под плечо и изо всех сил потянул его к себе. Но сил не хватало, и с каждой секундой его усилия становились всё более тщетными. Вдруг он почувствовал сильный удар в своё плечо. Это был Иван – тот самый, что зажёг сигнальную ракету. Медведь не убил его, но покромсал жестоко. Шуба Ивана была разорвана в клочья, и сквозь порванные куски проглядывало его раненое тело.

– Я здесь! Я жив! – буркнул Иван, подхватив деда под другое плечо и потянув его вперёд.

– AAA! – закричал старик. Его ноги были прижаты четырьмя сотнями килограммов медвежьего мяса, которое обрушилось на него, судя по всему, не оставив шансов.

– Рома, бери палку из телеги! – крикнул Иван. – Нам нужно сделать рычаг, чтобы приподнять тушу медведя! Я вытяну твоего деда только тогда, ты меня понял?!

Рома, полон решимости, кивнул.

– Возьми винтовку! Мало ли что случится, давай-давай! – крикнул Иван.

Рома схватил оружие и бросился к телеге с собаками, но в густом снегопаде вокруг ничего не было видно. Он почти слепо ориентировался по верхушкам деревьев, которые изредка проступали через завесу метели, и в конце концов нашёл телегу.

Подойдя ближе, он заметил алые пятна на белоснежной поверхности снега. В его груди вдруг зашевелилось тревожное предчувствие. Одна из собак была ранена и, тяжело дыша, пыталась заползти под телегу, как будто искала укрытие от надвигающейся беды. Рома опустился на колено, когда из тумана появилась голова и раздалось рычание белоснежного волка – существа, о котором он читал в суровых рассказах про охоту.

Волк показал зубы, из которых свисали обрывки ярко-зелёной верёвки – той самой, что крепко держала раненую собаку. Рома чувствовал, как ненасытное дыхание хищника обжигает его лицо, а винтовка, как живое существо, упрямо смотрела в землю, ныряя носом в глубокий сугроб. Дуло было длинным, и каждая секунда на вес золота – если он промахнётся, волк неминуемо ринется на него.

Вспомнив о деде, который только что полз назад, спасаясь от неотвратимой смерти, Рома вдруг понял, что делать. Он резко метнулся в сторону. Хищник, в гневе и голоде, бросился на него, но благодаря удачному прыжку вбок Рома выиграл драгоценный метр. Снег посыпался из дула, которое вырвалось из плена снега, и он выстрелил.

Волк упал рядом, словно решив отдохнуть на его плече. Рома лежал на спине, глядя в сумрачное небо, осознавая, что это была его первая охота с дедом – момент, когда он нажал на курок. Ему исполнилось десять, и он ощущал гордость за важный опыт, подаренный ему судьбой, который навсегда останется в его памяти. Сегодня он понял, что хочет стать стрелком. Это желание разгорелось в нем, как пламя – яркое и неудержимое.

Глава 2. В ловушке славы

В освещённой комнате квартиры жужжал плазменный телевизор. Вячеслав переключал каналы, но на всех вновь и вновь мелькала одна и та же новостная лента; все глаза были прикованы к театру, в котором разыгралась трагедия. На тумбочке рядом с диваном стояла кружка с недопитым чёрным кофе, который давно остыл, но его горечь была ничем не хуже того, что происходило за экраном.

Он, сжимая пульт в руках, старался избежать бесконечного потока новостей о том, что произошло. Записи, на которых он и охранник с позывным «Дед» отстреливались от террористов, не давали ему покоя.

Интервью с его мамой, сестрой и соседями не прекращались. Он же жаждал спокойной, мирной жизни, но вокруг все пытались сделать из него какого-то героя. А он всего лишь исполнил свой долг – снова.

Под его домом стояли микроавтобусы с телевидения, превратившие его в зверя в засаде. Походка за хлебом стала гонкой от назойливых фотожурналистов, которые не оставляли ему выбора.

– Кто вы? Как вы? Что там было? – Вячеслав едва переносил эти вопросы, из-за которых у него не было желания лишний раз выходить из дома.

Он надел спортивную кофту с капюшоном, раскопал в тумбочке медицинскую маску, оставшуюся со времён пандемии, и выбежал из подъезда. Каждое утро он бегал в парк неподалёку. В этот раз репортёры его не заметили.

В театре ему дали отгул, но сам театр, увы, выглядел не лучше, чем он сам. Главная сцена была наполовину разрушена; зрительный зал завалило развалившимися декорациями, которые рухнули с потолка, когда огонь захватил крышу здания.

Спектакли собирались перенести в другие театры, но он не был в силах возвращаться на сцену, особенно сейчас.

Вячеслав бежал, и в голове прорывались воспоминания – крики, огонь, выстрелы. Он терзался, размышляя, что сделал, и задавался вопросами: а мог ли спасти кого-то ещё, если бы поступил иначе? Ему посоветовали обратиться к психологу, но он знал, что лучший психолог для него – это он сам, а не какой-то специалист, который никогда не видел ада, где нужно нажимать на курок, чтобы гасить тех, кто хочет уничтожить тебя.

Воспоминания постоянно возвращали его к сцене, где он чудом остался в живых – на помощь пришёл таинственный боец в металлических доспехах, с такой лёгкостью и точностью прошивший террористов, не задевая Вячеслава.

То, как он выглядел, как двигался и говорил, блуждало в его памяти: Что это было? Робот? Человек? Или просто результат боевого шока?

После этого солдатам спецгруппы, работающим в театре, запретили говорить о том, что кто-то подобный принимал участие в операции по спасению заложников. Но Вячеслав чётко помнил, что видел, и это не давало ему покоя. Он даже не знал, кто его спас, и не мог пожать ему руку, чтобы сказать «Спасибо».

Глава 3. За пределами экрана

Ту же передачу и кадры из театра показывали по всему миру. Вячеслав и Дед стали медийными звёздами. Как бы кто ни хотел это скрыть, невозможно было промолчать о том факте, что актёр и охранник спасли людей и предотвратили осуществление плана террористов.

Картинки мигали разными цветами в прохладной комнате Белой Крепости, где перед телевизором, на старом кожаном кресле, которое скорее напоминало двуспальный диван со времён гражданской борьбы за независимость, сидела фигура, одетая в высокую шляпу с белыми и красными полосами. На фоне пробелов из синего материала красовалась белая звезда.

Белая Крепость напоминала храм Зевса, на вершине которого кто-то построил купол и покрасил его в белый цвет. Здание словно имитировало свет, освещая миру дорогу к справедливости и равному праву на счастливую жизнь. На башне, венчающей купол, развевался синий флаг с белой звездой Данталиана. К главному входу тянулась длинная мраморная дорожка, отбивающая деликатные лучи пасмурного неба и приобретавшая вид слоновой кости, которая на краях уже успела пожелтеть, а местами даже потрескалась. Осенние листья заполняли трещины, уменьшая эпичность всей монументальной конструкции.

На этой дорожке часто можно было увидеть следы крови, тянущихся к главному входу с территории резиденции. Огород и лес, окружавшие Белую Крепость, были залиты бетоном. Кованный забор заменили на бронированный, а вместо фонтана Данталиан приказал установить две установки «Земля-Земля» и одну установку «Земля-Воздух». Дорожки крови по традиции оставляли те, кто не соглашался с Данталианом и его советниками из Министерства Войны. Он обозначал их ударом ножа, а кровь, стекавшая с их ран при бегстве, оставалась на дорожке.

Так как дворник предпочел переродиться в аду, чем служить следующую жизнь на белом дворе, никто не стирал эту кровь, кроме зимы, которая накрывала мир белым пушистым одеялом снега. Когда первые лучи солнца превращали снег в воду, оказывалось, что красные дорожки крови исчезали, и дорога снова становилась чистой.

На обшитом кожаной подушкой подлокотнике кресла дрожала старая сморщенная рука старика. На указательном пальце поблескивал большой золотой перстень с чёрным алмазом. Рука дрожала всё сильнее, свисая безвольно с подлокотника.

– Бельфегор! – прозвучал низкий, хрипловатый голос старика в просторном коридоре Белой Крепости. – Чёрт возьми! Бельфегор!

Голос оборвался на полуслове, прервавшись кашлем и хрипом.

В это время Бельфегор в наушниках играл на электрогитаре, репетируя к концерту, который должен был состояться скоро в одной из колоний, когда придёт её очередь получать очередную партию благодарности. Он всегда с радостью доставал свою электрогитару, надевал рваные джинсы и играл до посинения. Поскольку Данталиан запретил ему играть в открытую в Белой Крепости, Бельфегор теперь слушал музыку в наушниках и, следовательно, не услышал, как Данталиан звал его.

Медсестра быстро поменяла пластиковый мешок, висевший у ног Данталиана, и старалась его успокоить, хотя сама не хотела идти за Бельфегором. Она подошла к одному из мужчин у двери и шепнула ему на ухо:

– Данталиан зовёт Бельфегора.

Охранник кивнул и, приподняв воротничок, сказал в микрофон:

– Второй! Зови босса! Данталиан его просит!

Тем временем Ксафан играл в одиночестве, нюхая парфюмы, которые получил в подарок от самого Сатаны. Так же он смотрел фотографии костров в интернете, испытывая дьявольское возбуждение. Ксафан прекрасно слышал, как Данталиан звал, но, так как тот не обращался к нему напрямую, он просто проигнорировал его.

Бельфегор орал в потолок, напевая мелодию. Было неясно, что звучит хуже – его голос или гитара. Офицер охраны постучал в дверь, но никто её не открыл. Он снова постучал, поочередно нажимая на ручку. Бельфегор молниеносно среагировал, направив свой револьвер на открывающуюся дверь.

– Какого чёрта?! – спросил он, заикаясь от нервов.

Охранник сглотнул слюну и шепнул:

– Данталиан!

Бельфегор снял ремень от гитары, отложил оружие и быстрым шагом побежал в сторону кабинета Данталиана, по пути стукнув рукой по двери комнаты Ксафана. Этот поступок также остался без внимания.

В комнате уже стоял врач, который только что отключил телевизор и злился, говоря медсестре, что Данталиан не должен смотреть новости: он слишком остро реагирует на всё, что происходит. Медсестра замялась, и врач нервным жестом протянул ей пульт от телевизора. Она, заикаясь, обняла его обеими руками:

– Извините! – произнесла она и выбежала из кабинета.

Бельфегор стремительно промчался по коридору и, не успев увернуться, толкнул медсестру плечом. Она, словно шар в бильярде, резко сместилась и ударилась о стену, пытаясь отдышаться и вытирая слёзы от обиды.

Бельфегор встал в дверях кабинета, одетый в футболку, рваные джинсы и кроссовки. Ему не очень хотелось говорить с Данталианом, но он всё же поправил причёску и, уверенно шагнув, вошёл в угол кабинета, где стояла штора и находилась кровать Данталиана. Он сел рядом и взял его за руку:

– Слушаю тебя, дорогой Данталиан!

Так как Данталиан в последние дни своей жизни запретил обращаться к нему его земным именем Джо, все нежно называли его Дени.

Дени открыл глаза и напрягся, пытаясь вспомнить, кто это и зачем пришёл.

– Ты меня вызывал? – спросил Бельфегор, который никак не мог избавиться на земле от облика крысы. Он продал свои рога другому дьяволу, когда находился в неадекватном состоянии. В результате его уши стали крысиными, а он сам превратился в Дардатуя – изгнанного дьявола, который не может вернуться в ад. На земле он не может стать полноценным человеком, а на небесах его никогда не примут. Единственное его развлечение – это деньги, которые он прячет повсюду, где только может.

Дени, задумавшись, произнёс:

– Не знаю, не знаю. – Затем он вдруг дёрнулся, как будто ничего не произошло, и сел на кровати, осматриваясь вокруг.

– Так, – сказал он, вздохнув. – Бельфегор! Как дела там? Что говорят по телевизору?

Бельфегор опустил голову.

– Всё, как планировали, всё сбылось, дорогой Дени!

Дени засуетился, и на его лице появилась гримаса злости. Он посмотрел Бельфегору в глаза и выдал:

– Но они нас не боятся и так?! Наши люди, наши люди! – прохрипел Дени, закрыл глаза и уронил голову на подушку.

Врач, склонившись над пациентом, начал аккуратно ощупывать пульс. Его лицо приняло серьёзное выражение.

– Он устал, – произнёс врач с ноткой беспокойства. – Господин Бельфегор, ему необходимо отдохнуть. Телевизор сейчас совершенно ни к чему. Я прикажу отключить антенну и загрузить мультфильмы. Это будет наилучшим решением.

Бельфегор кивнул:

– Так мне можно идти? – спросил он.

– Да, – ответил доктор, – ему сейчас нужно отдохнуть.

Бельфегор вскочил с кровати, взглянул на врача и Дени, после чего быстро направился к выходу. У двери стояла медсестра, и, заметив его, в панике отскочила в сторону, чтобы не столкнуться с ним снова.

По пути к себе Бельфегор, без стука и церемоний, резко ворвался в комнату Ксафана. Тот, сидя за компьютером, мгновенно среагировал: быстро закрыл крышку ноутбука, стараясь скрыть от Бельфегора свои дела. Атмосфера в комнате накалилась, а воздух наполнился недосказанностью и неловкостью момента, обостряя восприятие каждого взгляда и слова. В воздухе стоял едкий запах адских парфюмов, которые Сатана планировал запустить в продажу на земле в следующем году.

Бельфегор уселся на край дивана, его взгляд устремился на Ксафана, который мучительно пытался собраться с мыслями.

– Что случилось, Ксафан? – произнёс он с тревогой в голосе.

– Дени опять в бешенстве. Что происходит?

Ксафан, погружённый в туман собственных мыслей, с трудом воспринимал реальность. Всё вокруг него искажалось, а звуки, доносившиеся издалека, смешивались, теряясь в бесконечности. Он только что увидел гигансткий костер, который своим пламенем выбил его из сторя и, словно в полудрёме, не вполне понимал, о чём говорит Бельфегор.

– Понятно! – вскрикнул Бельфегор. – Поговорим попозже, когда вернёшься в чувства. Подготовь отчёт о том, что ты делал и почему всё пошло не так, как должно было.

Глаза Ксафана метались, пытаясь сфокусироваться на чём-то, что ускользало от него. Пульсация в висках нарастала с каждой минутой, а он сам с трудом осознавал, что качает головой. Слюна медленно стекала с губ, оставляя влажные следы на коже.

Бельфегор, злобно усмехнувшись, вышел из комнаты, оставив Ксафана наедине с собой. Вернувшись к себе, он поднял гитару и перекинул её через плечо, привязывая к кожаному поясу.

С тумбочки он схватил белые беспроводные наушники, вставил их в уши и начал играть. Звуки заполнили комнату, унося его в мир музыки и позволяя забыть о том, что было до этого.

Глава 4. На грани разоблачения

Ксафан проснулся поздним утром. В его голове царил полный бардак после прошедшей ночи. Не открывая глаз, он нащупал тумбочку, схватил графин с водой и жадно глотнул.

Сев на кровать, Ксафан заметил, что картинка перед его глазами продолжала пульсировать, оставляя его безразличным к происходящему вокруг. Но работа есть работа. Он встал, надел штаны от костюма, схватил рубашку с пола и направился в туалет.

Ксафан включил воду и умыл лицо. Бриться ему не понадобилось: дьявол бороды не носит, и, соответственно, это шло ему на пользу, экономя время.

Уборщица, услышав шум из номера Ксафана, кивнула официанту. Тот, выглянув из-за угла, выкатил тележку с хромированной круглой крышкой и аккуратно постучал в дверь.

– Завтрак, господин Ксафан! – произнёс он с улыбкой.

Ксафан вздрогнул от неожиданности; его глаза блеснули красным оттенком, и он повернулся к двери с восклицанием:

– Не сейчас, чёрт возьми!

Ноги официанта подогнулись в коленках. Он испуганным взглядом посмотрел на уборщицу, которая жестом призвала его выкатить тележку обратно и не лезть под ноги Ксафана.

Подняв телефон, Ксафан увидел, что органайзер напоминает о телеконференции, связанной с произошедшими событиями в театре. Внезапно его осенило: конференция!

Быстро схватив свой розовый галстук, который висел на краю дверцы туалета, он накинул его на шею – галстук сам завязался, словно змея, обвивающая шею. На глаза он надел фирменные очки, мастерски скрывающие покраснение и усталость его глаз. Потом, спотыкаясь о собственные ноги, он бросился к выходу, где на тумбочке в толстой папке лежала подготовленная пресс-секретарем речь.

Выскочив из комнаты в коридор, он натолкнулся на испуганную уборщицу. Ксафан ободряюще улыбнулся и устремился в зал, где уже собрались фоторепортёры ведущих газет и телеканалов.

Он опоздал. Они сидели там больше часа, и в воздухе витало беспокойство. К счастью, Дени сладко спал, приняв дозу успокоительных.

Ксафан вошёл в зал, и радостное «Наконец-то!» послышалось среди собравшихся. Он проворно вскочил на подиум к высокой тумбочке с микрофонами, на которую были направлены все камеры и свет.

Одним движением Ксафан подогнул микрофон на длинной хромированной пружине так, чтобы он оказался на уровне его губ.

– Приветствую! – произнёс он с улыбкой. Свет вспышек журналистов окутал его слева направо и сверху вниз. Ксафан ответил ослепительной белоснежной улыбкой. Его клыки, отпиленные до идеала, выглядели как у настоящего человека.

– Хочу сказать: скорее всего, они сами осуществили этот отвратительный и страшный акт, чтобы все подумали, что мы к этому причастны. Но это – не мы! Спасибо!

Засмеявшись, Ксафан поправил свой розовый галстук и спрыгнул с подиума. Репортёры устремились к нему с вопросами, но охрана начала разгонять их.

– Господин Ксафан! – кричали журналисты. – У нас есть вопросы!

Охрана вежливо, но решительно отвела задающих вопросы в другую комнату, где их дубинками научили, что в настоящей свободной стране не следует провоцировать лишние дискуссии.

Ксафан чувствовал, как картинка перед его глазами размазывается. Куриное яйцо, которое он выпил накануне, вновь подействовало, как бумеранг. Он стремился как можно скорее вернуться в свой апартамент и нырнуть в туалет, подальше от всего этого. Он чувствовал жжение и одновременный спазм, который призывал его незамедлительно попривествовать фаянсовую чашу. Ксафан профессионально скрывал свои эмоции, так что никто не мог заметить на его лице ни единого намека на страдание.

Далеко в коридоре, по которому он шёл, появился согнутый силуэт Дени, медленно волочившего ноги, словно нёс тяжёлые камни в карманах. Ксафан спрятался за одну из штор и задержал дыхание. Больше всего ему не хотелось встречаться с Дени. Ему было нечего сказать, а картинка в глазах двоилась и троилась. Дени, сделав несколько шагов, остановился, будто ощущая чье-то присутствие, и оглядел коридор. Не замечая ничего подозрительного, он зашёл в свой кабинет.

Ксафан выглянул из-за шторы, но вдруг Дени снова появился в дверях. В ужасе Ксафан снова спрятался и втянул живот.

Дени выглядел измождённым. К нему подошла медсестра, что-то тихо сказала ему и, взяв его под руку, завела в кабинет.

Ксафан тут же выскочил из-за шторы и быстрым шагом добежал до двери своего апартамента.

Глава 5. Расследование

В главном офисе собрались высокопоставленные члены всех секретных ведомств, связанных с полицией, разведкой и армией. Атмосфера была плотной, как чёрное облако, зависшее над городом после трагедии: в Столице погибли и пострадали многие. Часть театра сгорела дотла, и это событие несёт за собой страшные последствия.

– Президент Вавилов ждёт доклада. – тяжёлым голосом произнёс один из сидевших за круглым столом.

– Товарищи, нам необходимо прояснить, что произошло, как это случилось и кто стоит за этим. В СМИ Лиги Умерших уже начали нести чепуху, перекладывая ответственность.