– Пойдём домой, – сказал Стивен и, обхватив Хилари сзади за талию, увёл её от здания кинотеатра, от людей, которые всё стояли у выхода из него, делясь впечатлениями от только что просмотренного фильма, и от Дэнни, находившегося там же с девушкой, которая его обнимала и шептала что-то на ухо.
– Смотри, вон один из твоих учеников, – Стивен кивнул в сторону Уолтерса.
Хилари вздрогнула и замотала головой.
– Где? А, да, я видела.
– Курит, сколько ему лет? И девушка с ним…
– Тоже курит? – рассеянно спросила Хилари.
– Нет, виснет у него на шее. Я в их возрасте, кажется, ещё в игрушки играл, – произнёс Стивен и засмеялся, – Слушай, я, сейчас, наверное, ворчу, как старый дед.
– Ну что ты! – успокоила его Хилари и сжала его пальцы в своих. И эти пальцы, и сам Стивен были настолько родными, привычными, что ей казалось, они с мужем знают друг друга всю жизнь. И всю жизнь была она, и был он, свой, близкий, домашний и какой-то тёплый, и ничего не было до него и не будет без него, потому что он будет всегда, как что-то само собой разумеющееся, как вот этот снег, например.
Часов в двенадцать, когда Стивен уже спал, Хилари аккуратно приподняла одеяло и вынырнула из тёплой постели. Спать не хотелось, она налила себе чаю и долго бесшумно размешивала сахар, глядя в одну точку. Она зашла слишком далеко и теперь, кажется, не знает, куда идти дальше, да она и не уверена, что раньше это знала. Это был гордиев узел, но Хилари не могла и не хотела его разрубить. Хотя, возможно, этот узел, будучи вовсе не гордиевым, развязался сам: Дэнни нашёл себе девушку, у Хилари остался Стивен, и всё прекрасно, и всё на своих местах. В кармане халата вдруг завибрировал телефон. Не веря своим глазам, Хилари взяла трубку.
– Извини меня, пожалуйста, прости, – голос Дэнни был хриплым и каким-то надтреснутым, – Ты сама сказала мне про девушку… Я дурак, просто дурак, Хилари.
Она демонстративно молчала, ликуя в душе.
– Скажи мне что-нибудь, Хилари… Ты можешь говорить или твой муж рядом?
– Он спит.
– Пожалуйста, давай встретимся. Завтра.
– Я не могу – завтра воскресенье, – её тон был ледяным настолько, что будь она в данный момент на месте Дэнни, непременно повесила бы трубку.
– В понедельник?
– Конечно, мы встретимся на уроке.
– Ты обиделась на меня. Я не знаю, что сделать, я…– у него срывался голос, и Хилари испугалась, уж не плачет ли он там.
– Дэнни, в понедельник мы с тобой поговорим. А сейчас – спать, – и она нажала на «отбой» и расплылась в улыбке. Как же теперь дождаться понедельника!?
Он наступил, на удивление, быстро. Дэнни был мрачен и сидел за партой, уткнувшись в учебник. Хилари стало его жалко. Но сжалиться значило проиграть, а проиграть было нельзя, хотя и неизвестно, по какой причине. Уроки тянулись бесконечно, однако, Хилари находилась в предвкушении разговора, и растягивать удовольствие было приятно. В середине дня она вдруг осознала, что ведёт себя по-детски – с кем поведёшься, как говорится… Она ощущала себя победителем, однако, это была горькая, никому не нужная победа. Сотни раз Хилари приказывала себе остановиться, понимая, что связь с Дэнни разрушительна, и вот: их первая серьёзная ссора – повод расстаться, взять себя в руки, она ослабила привязь, шаг в сторону – побег, и Дэнни – у её ног. Зачем?
После занятий они сидели в её кабинете, молча, Хилари – за столом, Дэнни – на диване, вполоборота к ней, и каждый не знал, что сказать, вернее – с чего начать и каким образом это сделать, чтобы не обидеть другого. Пауза затягивалась. Хилари невидящим взглядом смотрела на стопку бумаги на своём столе, Дэнни разглядывал противоположную стену.
– Я не буду с ней больше встречаться, хочешь? – спросил он, наконец, и в эту секунду Хилари подумала, что именно сейчас настал тот момент, когда нужно, необходимо распрощаться со всем этим и вернуться к нормальной взрослой жизни с семейными обедами по воскресеньям, ужином на диване перед телевизором и засыпающим мужем на том же диване, с разговорами о работе и проблемах общих друзей, с мечтами купить новый большой холодильник вместо маленького старого…
– Не хочу, – она медленно помотала головой, едва слышно выговорив ответ, – у тебя должна быть девушка, Дэнни.
– Зачем?
– Потому что… Кто-то должен меня заменить.
– Что? – он почти закричал это, вытаращив глаза, резко развернувшись к Хилари, – Нет, не надо только этого, слышишь? Стоило мне поцеловаться с кем-то по твоему же настоянию, и ты уже подыскиваешь себе замену? – он встал у её стола, опершись на него обеими руками.
– Всё не так, Дэнни, – глаза Хилари были грустными, она нервно крутила в руках карандаш. Уолтерс вопросительно посмотрел на неё, – Мы далеко зашли. Тебе всего шестнадцать.
– Почти семнадцать.
– Не важно. Мне двадцать семь, почти двадцать восемь.
– Не важно.
– Важно, Дэнни. Всё имеет какие-то границы. Мы давно перешли их, и я думаю, сейчас надо притормозить.
Ещё Хилари говорила о муже и о долге, о моральных принципах и косых взглядах. Дэнни убеждал её, что всё это глупости, и отчего бы не жить сегодняшним днём, вместо того, чтобы оглядываться назад, постоянно обвиняя себя в совершённых грехах. Хилари назвала его ребёнком, Дэнни вспылил, бросил какую-то неприятную фразу про её мужа, она не выдержала, выскочила из-за стола, закричав и тут же плавно перейдя на полушёпот, чтобы их не услышали в коридоре, что-то о правах Дэнни и, в частности, по поводу его высказываний о Стивене. Уолтерс тоже что-то кричал, они стояли почти вплотную друг к другу, размахивали руками, время от времени соприкасаясь ими, и было уже наплевать на шум, производимый ими, когда Хилари вдруг замолчала и улыбнулась. Дэнни оборвал себя на полуслове и оторопело взглянул на неё.
– Поцелуй меня, – какая разница, кто это сказал.
Дни вдруг понеслись так быстро, что у Хилари даже кружилась голова, хотя, скорей всего, кружилась она по другой причине. Дэнни сводил её с ума, и абсолютно всё отодвинулось на второй план. Все мысли Хилари были о нём, она не помнила событий, вернее – не обращала на них внимания, происходящих с ней изо дня в день, словно не она вела уроки, не она готовила Стивену ужин, не она смеялась в ответ на его шутки, спала с ним в одной постели, изменяла ему. Всё стало серым, скучным, надоедливым дополнением к её основной яркой, безумной жизни, заполненной встречами с Дэнни, являющимися прямой противоположностью однообразия второго плана. Семейная жизнь приняла форму долга, креста, взваленного кем-то на плечи Хилари. И этот кто-то была она сама. Крест давил, и порой, по ночам, лёжа рядом со спящим мужем, Хилари раздумывала над тем, что, может, всё бросить и – в омут с головой!.. Потом она представляла их с Дэнни совместное существование и улыбалась.
В какой-то момент они с Уолтерсом дошли до того, что начали прогуливать уроки, иногда, конечно, может быть, раз в две недели, Хилари сказывалась больной, Дэнни писал записки от имени родителей с просьбой освобождения от занятий.
– У меня завтра первый урок – твой, – насмешливо сообщил Уолтерс. Они сидели в каком-то захудалом кафе, и сонные официанты с недоумением поглядывали на этих единственных посетителей, забредших в такую рань и оживлённо болтающих о чём-то, едва соприкасаясь кончиками пальцев.
Хилари засмеялась.
– Ты сделал домашнее задание?
– Я всегда делаю домашние задания, – Дэнни улыбался, и у уголков его губ образовывались милые маленькие складки.
– Вызову тебя отвечать, – сказала Хилари и нежно провела пальцами по его щеке.
Она вернулась домой абсолютно счастливой, в какой-то момент ощущение тревоги исчезло, и Хилари подумала, что, может быть, она не совершает таких уж серьёзных ошибок, и всё само собой разрешится, а, возможно, в этой её двойной жизни и заключалась некая гармония.
Хилари открыла дверь своей квартиры и увидела Стивена. Тот стоял, сложив на груди руки, и строго смотрел на неё. У Хилари что-то кольнуло в желудке.
– Привет, – она расплылась в улыбке, – Ты дома?
– Как ты себя чувствуешь?
– Хорошо, а что… Почему ты спрашиваешь? – она подошла к нему и положила ладони Стивену на плечи.
– Тебе звонили из школы, извинились, что беспокоят, ведь ты неважно себя чувствуешь, заболела, потому и отпросилась на сегодня, вот я и заволновался – дома тебя нет, а вдруг ты уже в больнице? – от железных ноток в его голосе у Хилари перехватило дыхание, она отняла руки от Стивена и прошла в комнату, лихорадочно обдумывая свой ответ.
– Стивен, – устало проговорила Хилари, усаживаясь в кресло, тот вошёл в комнату следом и встал за её спиной, – Стивен, – Хилари повернула голову, – мне так неудобно разговаривать, сядь, пожалуйста, рядом.
– Я слушаю тебя, – сказал тот и не тронулся с места.
– Я устала на работе, – со вздохом произнесла Хилари, – не так, чтобы с неё уйти, конечно, а просто в последнее время много всего, большая нагрузка… Наверное, у меня осенняя депрессия. Я решила устроить себе выходной, позвонила, сказала, что мне нездоровится. Ну, подойди ко мне, не стой там, – в её взгляде была неподдельная нежность. Стивен приблизился к ней, Хилари протянула к нему руку, но он прошёл мимо и сел на диван.
Хилари молчала, не знала, нужно ли говорить что-то дальше.