– Ты любишь рыбу и яичницу?
– Обожаю.
– Она еще не остыла. Здесь такая еда, как раньше осетр с красной икрой. Так что наслаждайся, пока дают.
– Спасибо большое. А то я все эти два месяца, считай, одними консервами и сухарями питалась.
Они начали есть.
– В лагере есть ларек со всякой всячиной. А еще есть черный рынок. Он у нас появился из-за дефицита многих товаров.
– И что там продают?
– Примерно все что угодно.
– Я уже в этом сомневаюсь.
Он усмехнулся.
– Они добывают разные вещи и меняют их на еду или другие нужные товары для тех, кто боится покидать стены лагеря из-за зомби, а у нас таких большинство. Хочет, например, работяга футболку, да не простую, а с «Симпсонами», добытчик в заброшенном городе по чистой случайности находит эту футболку и берет с собой. А вернувшись в лагерь, втихаря меняет ее на колу, например.
– И это незаконно?
– У нас тут вроде коммунизм. Это называется спекуляция. И противоречит идеологии партии.
– Знаешь, то, что ты мне рассказал, напомнило мне челноков из 90-х. Они тоже ездили в другие страны и продавали товар, который на родине был дефицитом.
– Мне нравится твой ход мыслей.
– Но, раз у вас коммунизм, кого-нибудь поймали?
– Нет. Потому что на это закрывают глаза. Потому что, повторюсь, из-за дефицита товаров многие нуждаются в разных вещах. Да, у нас есть полицейские. Но есть и второй черный рынок. И у него, в отличие от первого, есть начальник. Это рынок табака и спиртного. В лагере сухой закон. Но многие пьют. Хоть я и осуждаю пьянство, но их можно понять. В таких условиях люди очень хотят каких-нибудь антидепрессантов. Самый легальный – это энергетики. Но, скажу по секрету, как министр продовольствия, еды из заброшенных городов привозят всё меньше и меньше, ведь выжившие тоже не дремлют. По моим подсчетам, через две недели будет совсем труба – если, конечно, мы не найдем нетронутые города. Но это вряд ли.
– Артем. Расскажи про тех самых людей, которые сбежали.
– Хорошо. Всё началось на третий день смены.
4
Когда зомби-апокалипсис еще не начался, всё было гораздо спокойней. Но, что касается Артема, он ни с кем не мог найти общий язык. Большинство подростков в этом лагере были либо спортсмены, либо творческие люди.
Из-за этого ему ничего не оставалось делать, кроме как читать книгу или играть в телефон.
– Ну и что ты один сидишь?
Это, как несложно догадаться, была Мая – она в то время беспокоились о том, почему «наш математик какой-то замкнутый».
– Да им со мной неинтересно. Что привязываться-то.
Мая села к Артему на кровать.
– А Рома, твой сосед?
– Он ушел гулять.
– А с ним не хочешь пойти?
– А зачем?
Мая не знала, что говорить дальше, и предложила просто прогуляться. Может, хоть так он найдет, с кем поговорить.
Артем почему-то согласился.
Идя по дороге, он обратил внимание, что кто-то спрятался в кустах среди деревьев, куда обычно никто не ходит. Подойдя еще ближе, он учуял запах – этот запах он запомнил благодаря школьному туалету – запах табака.
– А! – крикнула девочка Варя, – это ты. Я уж думала, это вожатые.
– Ты что, здесь куришь?
– Нет, блин. Цветочки нюхаю. Угостить? – предложила она сигарету.
– Не надо.
На Варе была черная футболка и джинсовая юбка. В темно-бурых прямых волосах краснел ободок. Она тоже очень любила свободу.
– Ты мне скажи, почему ты начала курить?
Она медленно перевела взгляд на Артема.
– Это расслабляет. К тому же, ты сейчас будешь заливать про вред табака и прочее, но я лично не такая оптимистка. Я нервный человек и ненавижу то, чем занимаюсь.
Артем не понял.
– Ну, ты же знаешь, что я пианистка.
– Ну.
– А я ненавижу играть. Гаммы, ноты… Сидишь в четырех стенах, как пленник. Как будто я в школе мало штаны протираю!
Артем усмехнулся.
– А курение – это типа месть родителям?
Та улыбнулась.
– Догадливый. Я, как съеду, сразу «раскрою все карты». Они к тому времени постареют. Тем более у меня мама курит.
Артем не знал, как дальше с ней разговаривать. Но он знал: несмотря на то, что Варя курит, она хороший человек.