Человек, который видел цветные сны

– Отчего же? – удивился Алексей Тимофеевич.

– Да потому что не считаете меня человеком! – усмехнулся объект.

– Чушь! – скривился в ответ ученый, поискал глазами и, повернув, показал планшет. – Вот! Так и написано: протокол анестезиологического осмотра человеческой особи… Человеческой!

Объект расхохотался, махнул руками, показывая пространство бокса:

– Человека так содержат? Ни стола, ни стула! Унитаза и того нет!

– Ну… у нас сейчас трудности. Оборудовать в боксе канализацию сложновато, – смутился ученый. – Но вот же… гигиенические повязки… меняют, моют тебя…

– Да-да, меняют… как больной кошке подгузник, – горько кивнул объект и ткнул рукой в надкусанный каше-кисельный витаминизированный брикет на подносе у стены. – Вы сами вот это жрать стали бы?

Ученый поджал губы, но взгляда не отвел.

– Ну да, чего такого-то, верно? – продолжил объект. – Должное санитарное содержание, удовлетворение физиологических потребностей… Я же отказываюсь от сотрудничества. Значит все равно что оказываю сопротивление. Поэтому я враг. А враг он ведь другой. Не совсем человек. Так проще. Надо только придумать ему какую-то отстраненную кличку. «Объект» или «особь» подойдет. Начать обращаться с ним как с животным, приучить себя к мысли, что он не человек. Тогда будет проще бить током для послушания. Вскрыть голову, чтобы посмотреть, что внутри.

– Нет-нет! Мы же не какие-то чудовища! – поднял руки Алексей Тимофеевич. – Ты ведь и правда…

– Отличаюсь?.. – перебил объект. – И «беляши» отличаются, да? Сначала какое-то хлесткое прозвище, потом война на уничтожение. Они же не люди, а «онучи», «трусы», потому что белые?

– Там все-таки дело не в платье, много было других непримиримых противоречий, жестоких провокаций с их стороны… – сопротивлялся Алексей Тимофеевич.

– Конечно. Непримиримые противоречия. Без полутонов, без другого мнения. Все делится только на хорошее или плохое. Черное или белое. Либо ты прав, либо должен принять чужую правду. И надо биться, быть готовым убить за свои убеждения.

– А разве не так? – перебил уже Алексей Тимофеевич. – Либо мы их, либо они нас.

– Конечно! – махнул руками объект. – Вон и поведение фотонов света не может описываться одновременно свойствами частицы и волны, верно? Или корпускулярная теория, или волновой подход. И между сторонниками обоих непримиримые противоречия. Надо только перебить противников, искоренить другой взгляд. Силы света против воинов добра…

– Лучше согласиться с ошибочной точкой зрения? – возмутился ученый.

– Какие результаты принесла победа? Лет двадцать уже прошло. Я только родился! Есть прорывы в науке? – едко уточнил объект.

– Сейчас война, не до того… – грустно вздохнул Алексей Тимофеевич.

– Война – это всегда прогресс! Вспомните историю! В ваше время ее учили лучше, чем в мое! Бешенный прогресс, прорывы в технике, в науке, в производстве! А сейчас что? – объект подобрался, выпрямился, горячо глядя на ученого.

– Все будет! – убежденно ответил тот. – Просто… трудное время… надо преодолеть сложности… террористов вот, сепаратистов… тогда уж и…

Объект, резко дернул головой, открыл рот, чтобы что-то возразить, но остановился. Махнул рукой. Снова повисло молчание. Только фоном негромко пел Старостин. По музыке что-то лиричное, по словам – про стойкость и трудности.

– Как там сейчас, снаружи? – наконец, тихо спросил объект.

– Тяжело. Западное Бегунино отложилось. Говорят, при поддержке белых, – вздохнул ученый.

– Из-за чего? Предпочитают яйца всмятку?

Алексей Тимофеевич покачал головой:

– Последний альбом Старостина провалился. А они требуют его крутить…

Объект хмыкнул.

– А как там Троёвка? – снова спросил он.

– Пять лет назад взята.

– Пять лет? Сколько же ее брали?

– Почти десять…

– Но герои седьмой бригады победили! – улыбаясь прошептал объект.

– Правда… Многие из них теперь в «Дивизии Вознесенных»…

– Погибли при штурме?

– По-разному.

– А Пелеев?

– И он… Уже точно не помню, что было. Какой-то предательский выстрел. Попали в лодыжку, выжил бы. Но вовремя не смогли оказать помощь. А потом как-то подозрительно быстро развилось заражение крови, и он умер.

– Грустно, – покивал объект. – Он был моим героем. Я тоже тогда хотел, как он… всех убить…

Он посмотрел на собеседника. Добавил:

– Убить всех врагов… нелюдей…

Алексей Тимофеевич в примирительном жесте поднял ладони. Объект слегка помотал головой:

– Бросьте. Даже если выковыряете что-то из меня завтра… Зачем вам цветные сны…

– Нет-нет! – встрепенулся ученый. – Может, это даст нам ключ к восстановлению цветного зрения! Это поможет всему человечеству! Спасет тысячи жизней!

Объект снова покачал головой. Проговорил:

– Расскажу вам одну историю. Только дослушайте до конца, пожалуйста. Она длинная.

Еще до эпидемии был один очень богатый человек. Владелец заводов, газет, пароходов. И вот он сыну на день рождения подарил большую коробку с секретом. Объяснил: если мальчик разгадает секрет ее цветных узоров, ему будет чудесный сюрприз. Сын же очень-очень боялся огорчить отца. Поэтому не сознался, что он уже переболел новым вирусом. Этим самым нашим вирусом, после которого перестаешь видеть цвета. Он ловко перевел разговор и задвинул коробку куда-то подальше. А тут вдруг отец умер. Писали ведь, что вирус и смертельные исходы имел, да? Но может и не от вируса.

Большое горе – когда отец умирает, тем более, в твой день рождения. Начались грустные дела, траурная суета, коробка попала в дальний чулан и стояла там год за годом.

Вирус же поразил весь мир и случилось вот это все, что мы знаем. Споры, конфликты… кино и то стало таким… сплошь черно-белым, про Пелеева. Потом конфликты привели к расколам…

– Сепаратисты… – покивал Алексей Тимофеевич.

– Ну да, – согласился объект, – теперь это так называется. В общем, ситуация сложная, не до развития.

Сын же того богача не забыл о коробке. Через несколько лет, как только дела позволили, он вытащил ее снова. Отец предупредил – содержимое хрупко, оно погибнет, если подарок исследовать какими-нибудь приборами. Поэтому сын не мог просветить ее рентгеном, ультразвуком или иначе заглянуть внутрь. Даже краски на поверхности имели одинаковый элементный состав и какое-то хитрое преломление или отражение. В общем, наука не поможет. Так что надо разгадать именно цветовую загадку. Но увы, никто в целом мире не видит цветов.

Сын ищет того, кто избежал влияния вируса. И вот однажды ему находят человека, который видит цветные сны.

Он привозит его к себе, сажает перед коробкой. Назначает небольшое жалование. За что платить, если вся польза от того человека – цветные сны? Богачу ведь интересен только подарок.

Он бредит тем, что, может быть, отец знал, что умирает. Получается, мог заложить туда какой-то важный секрет, ключ к развитию семейной компании, послание на целую жизнь. Это послание необходимо получить!

Значит, надо чтобы этот человек увидел коробку во сне, запомнил цвета и рассказал о них. Тогда лучшие специалисты по криптографии, переборщики-дешифраторы разгадают секрет и откроют подарок. Важно только это.

А человек чуть ли не каждое утро делился идеей или фантазией из ночных снов. Он даже записывал их на бумажках. Однако богач не собирался читать ни про какие сны. Просто выбрасывал их в корзину рядом со столом, на котором возвышалась коробка.

Шли годы, бумажек в корзине становилось все больше, подарок оставался неприступным.

От постоянного сидения и скудного содержания человек со снами одряхлел. Богач тоже постарел, но оставался подтянутым и бодрым.

И вот однажды, вдруг, случайно! Человеку действительно приснилась коробка! Утром он еще помнил истинный рисунок, и даже специалисты-дешифраторы оказались не нужны, секрет был очень и очень простой, если ты видишь цвета.

Он позвал богача, при нем открыл коробку и… и они обнаружили внутри мертвую птицу. Скелет попугая.

Когда-то большого, яркого, цветастого попугая…

Богач разочарован.

Он прогоняет человека, видящего сны, дав ему крохотное пособие. Ведь тот не умеет ничего, кроме цветных снов. Еле двигаясь, тот уходит. Вряд ли он проживет долго, бесполезный…

Богач же все размышляет. Не мог его отец на пороге смерти подарить просто птицу. Он зовет ученых. Те подтверждают – это был говорящий попугай.

Значит, думает сын, так отец передал какое-то устное послание, которое должен был сказать подарок.

Богач снова бросает все силы на поиск другого специалиста. На этот раз умеющего вызывать мертвых. Пусть тот поговорит с попугаем. Птицу ведь разговорить проще, чем человека, верно?

В комнате пустеет. На столе стоит открытая коробка с мертвой птицей. А рядом огромная корзина, полная записей цветных снов…

Объект закончил и затих. Алексей Тимофеевич тоже молчал довольно долго.

– Это что, правда? Откуда ты… вы это узнали? – спросил он наконец.

– Я вижу цветные сны, – пожал плечами объект.

– Записи ваших снов… – проговорил ученый, – они тоже так лежат…

Испытуемый еще раз пожал плечами.

– Вы сказали, что вы хирург… – не сразу подал он голос. – Завтра вы меня будете резать?

– Нет-нет! Я анестезиолог, ординатор! – поспешно возразил Алексей Тимофеевич и в ответ на настойчивый взгляд, пояснил. – Годы уже, руки не те. На пенсию в наши дни не выходят. Поэтому снова переучился. В анестезии я еще долго смогу быть полезным.

Объект покивал. Однако, дальше разговор не строился. У Алексея Тимофеевича даже возникло ощущение, что стоит прервать осмотр.

Он почувствовал необходимость собраться с мыслями. Или хотя бы пообедать.

Алексей Тимофеевич забрал бумаги, покинул бокс и понял, что находится в смятении. Оно мешало продолжать работу. Не давало внятно мыслить.

Даже пообедать он не смог.

Нужно было закончить протокол, дать коллегам заключение, готовить операцию, но он тянул и тянул с этим. Пожаловался на рези в желудке, пару часов скрывался в туалете, но легче не стало.

– Ну и как же тогда? – спросил он, войдя в бокс к объекту. – Надо простить этим… их принципы, призывы нас убить, уничтожить… Так что ли?

– Откуда я знаю? – испытуемый улыбнулся, узнав ученого, – может быть понять? О чем говорит другой. О каком цвете рассказывает. Увидеть в людях полутона…

– Не может так сработать! – сразу же возразил ученый. – Если только все не сделают это одновременно.

– А если начать хотя бы с себя?

– Невозможно! – даже поежился Алексей Тимофеевич. – Если не защищаться, тебя просто убьют!

Объект улыбаясь посмотрел на него, потом спокойно сказал:

– Я иногда думаю… у меня тут хватает времени… А вдруг не было никакого вируса?

Удивленный, Алексей Тимофеевич ждал пояснения.

– Ведь не нашли возбудителя, – продолжил объект. – Может просто мы сами изменились? И нам лишь показалось, что все произошло в один миг?

– Ну-у… мир и правда остался цветным, это мы утратили такую способность… – размышляя проговорил Алексей Тимофеевич. – Но… это слишком смелое предположение. И главное – что оно меняет?

Он надолго замолчал, глубоко задумавшись.

– Вы… должны жить, – наконец сказал он.

– Если повезет – обязательно! – заверил испытуемый.

– Нет-нет! Вам нельзя на операцию! Вас необходимо спасти! Надо бежать! – со сверкающими глазами настаивал Алексей Тимофеевич.

Объект оглянулся в сторону микрофонов и камер. Вопросительно посмотрел на ученого.

Тот отмахнулся:

– Отключены! Удалось убедить коллег, что перед операцией нужна профилактика. Я побеспокоился на всякий случай после утреннего нашего разговора.

– Но вас… они же тогда вас… убьют?

– Может быть, – согласился Алексей Тимофеевич. – Вас не должно это волновать!

Объект замотал головой.

– Мы тут с вами говорили: надо понять, – настойчиво продолжил Алексей Тимофеевич. – Но этого мало. Очень легко сказать, что ты понимаешь другого. Нет. Нужно воплотить это в действие. Там… мы там все готовы убить за свои идеалы. Но возможно миру требуется нечто другое, обратное!

– Быть готовым умереть? – усмехнулся объект.

– Тоже не так! – возразил Алексей Тимофеевич, чувствуя неожиданное удовольствие от того, что не соглашается с собеседником, и это будит в нем забытый поиск решения, развитие мысли. – Быть готовым умереть или потерять что-то свое за то, чтобы другой имел идеалы собственные, отличные от ваших!

– Ну уж нет! – возмутился объект и даже вскочил, – Они просто казнят вас!

– Сядьте! – с неожиданной твердостью сказал Алексей Тимофеевич. – Ваши цветные сны и правда пишутся в журналы и лежат мертвым грузом. Мы там не можем их анализировать – для этого нужно обсуждать. А никакого обсуждения давно нет. Только конфликт и гибель проигравшего. Так больше нельзя. Надо транслировать ваши сны. Публиковать их. Вы должны бежать и рассказывать их людям!

– Да ну что вы! – возразил объект, – Выбраться отсюда? Это же невозможно!

– Ой, это не так сложно, как вы думаете, – заулыбался Алексей Тимофеевич. – Лабораторию крайне тщательно охраняют от шпионов и диверсантов. То есть от всего, что может попасть сюда снаружи. Но мало заботятся о том, что покидает ее. Мусор и всякие отходы, например! Я выведу вас, дам одежду, а в городе полно разбитых домов!

Алексей Тимофеевич лучился восторгом. Однако объект поежился, обхватил себя за плечи.

– Подозреваю, меня просто забьют камнями. Или свежими газетами, – сказал он.

– Риск высок. Но это уже ваш подвиг – видеть цветные сны и рассказывать о них. А мой – остаться тут, обеспечить ваш побег, – строже ответил Алексей Тимофеевич. – Смелее, молодой человек! Вы так хотели, чтобы кто-то вас услышал и понял, что уж и сами услышьте человека пожившего и примите – мир и люди все-таки куда более разные, чем вы считаете!

Алексей Тимофеевич проснулся со счастливым ощущением, что сегодня особенный день. Он даже не включал Старостина по радио и пил мятный чай в тишине, улыбаясь и глядя за окно на облака, которые снова гнал над городом ветер.

Выходя из дома, он взял не горсть пшена для Антошки, а почти целый килограмм и еще кой-чего. Все оставшееся от спецпайка. Стоило дотащить сумку вниз по ступенькам, не обращая внимания на ноющие колени, чтобы увидеть какими счастливыми стали лица мальчишки и его матери.

В троллейбусе он представлял, что уже сейчас радиоточка вдруг передаст иные новости, расскажет о переменах. Конечно, было слишком наивно ожидать их так рано. Но Алексею Тимофеевичу очень этого хотелось.

Ему даже хотелось не пригибаться, пробираясь мимо бегунинской баррикады, однако стрельба с той стороны все-таки заставила его это сделать.

Зато уж что удалось, так это ответить коллеге в кухонном уголке в ожидании ученого совета. Николай Степанович был в подавленном настроении, но все-таки нашел в себе силы как обычно налить крепкого чая, вдохнуть аромат и заметить:

– Обожаю чабрец! Очень поднимает дух! Вот только представьте, если бы победили сторонники кофе в лаборатории! Жуть! Или даже обычного чая, без чабреца. Было бы зря. А, Алексей Тимофеевич?

– Простите, Николай Степанович, не соглашусь, – ответил Алексей Тимофеевич и, чувствуя в себе юношеский задор пояснил. – Не люблю чабрец. Предпочитаю мяту. Однако замечу – некоторым коллегам не чай, и не мята, а непременно кофе бы не помешал перед заседанием. Чтобы не проспать голосование по принципиальным вопросам.

Другими глазами он смотрел и на коллег, занимавших места за длинным столом совета лаборатории. Представлял, что и как у них изменится в ближайшее время.

Наконец, все расселись. Без обязательных приветствий и протокольных формул Иван Борисович взял слово:

– Коллеги… Запланированная операция отменяется. Вчера вечером мы потеряли объект… Точное время проверяют… Сбежал, гнида.

По столу прокатился вздох, ученые заерзали на стульях.

– Так что всем вам запрещено покидать пределы лаборатории, – сурово продолжил завлаб. – Призываю принять деятельное участие в работе следственных органов и сотрудников внутренней безопасности. От этого зависит, удастся ли нам восстановить контроль над объектом и продолжить работу. Пока же все исследования остановлены. Будем вас колоть, искать виноватого. Сейчас мы составим график допросов и восстановим посекундно все события вчерашнего дня по боксу объекта…

– Всему этому еще найдется время, коллеги! – прервал его Алексей Тимофеевич. Поймав на себе взгляды всех сидящих за столом, он продолжил. – Прежде надо понимать, что наша работа отнюдь не закончена. Позвольте зачитать последнюю запись в лабораторном журнале…

Он открыл лежащую перед ним толстую тетрадь со свежей надписью на обложке и прочел первую страницу:

– Объект видел цветной сон. Содержание сна… дата, время от прошедшей ночи. Приглашаю ознакомиться.

Он перевернул журнал от себя и подтолкнул его через стол.

– Как это возможно? – подал голос Константин Григорьевич. – Ведь вот же… еще вечером испытуемый сбежал!

– Так и есть, коллеги, – кивнул Алексей Тимофеевич. – Хотя теперь вы вряд ли позволите мне так себя называть…

– Почему?

Алексей Тимофеевич посмотрел на людей за столом, и улыбнулся самой искренней и теплой своей улыбкой. Которую давно уже не мог себе позволить:

– Потому что это я видел цветной сон.