Бежали как спортсмены на соревнование, представляющие, что за ними гонится медведь, только тут за нами действительно бежал большой медведь, наверно он бы легко догнал нас, может просто желал проучить или играл с нами.
Обрыв приближался, а медведь не отставал. Испуганные до чертиков мы смотрели друг на друга и не переставали бежать, оглядывались, а медведь все за нами. Прорывались сквозь кусты и деревья, а тот не отставал, все гнал и гнал нас, пока перед нами не показался и сам обрыв, Мишка бежал справа от меня, Я оглянулся через правое плечо, и позади увидел до сих пор преследующего нас медведя, посмотрел вперед, до обрыва оставалось не более пятидесяти метров, прокричал:
«Прыгаем!» в глазах товарища увидел лишь отчаянное согласие. Метр за метром, мы приблизились к краю обрыва и на самом краю прыгнули.
Солнце уже садилось, не было ни ветра, никакого-либо шума кроме нашего крика, Я оглянулся на друга и видел только искаженное страхом лицо, летящее с десятиметрового обрыва в реку, а через мгновение брызги и вода залило все.
Я чувствовал, как ледяная вода залило лицо, но это было не от погружения в реку, Я видел, как вода окутывает мое тело и в тот же момент исчезает. Мгновение назад Я летел в бурлящий поток, погружался в него, но как только дошел до уровня груди, все исчезло, не было ни воды, ни обрыва, ни моего отчаянного напарника по прыжкам с высоты. Я продолжал лететь еще мгновение, пока не почувствовал опять ледяную воду на своем лице, а затем и на теле, холод сменила жгучая боль в боку.
2. Старик
Ко мне возвращалось сознание, либо Я летел к нему. Слышал оглушающий крик, который становился все ближе и ближе, до того мгновения пока не открыл глаза, а открыв их Я понял, что кричу Я… Я замолчал.
Надо мной стоял дед, не просто дед, а старче. Его лицо было сморщено временем и похоже на курагу, одет он был в толи изношенный пиджак толи китель бледно песочного цвета, лохмотья на ногах были не опознаваемы, сапоги изношены до такой степени, что подошва вот-вот отвалится, отец говорил про такую изношенную обувь: «Они просят каши». В руках у него было ведро, из которого он меня дважды окатил водой из ручья, Я не дополз до него всего метров десять. Смотрел он на меня, мягко говоря, с недоумением, да что тут таить, Я тоже не совсем понимал, что происходит.
Это неловкое молчание продолжалось минуты две, он подошел ближе и присел на колено, взял меня под руку и помог встать. Вместе мы пошли до его телеги, легким движением руки он швырнул меня в короб телеги забитый сеном. Не произнеся ни слова начел заваливать мои ноги, затем грудь, а когда дело дошло до головы он посмотрел мне в глаза, своими уставшими от жизни, мудрыми, старыми глазами, возможно, он искал и нашел какой-то ответ в моих, просто поднес палец к губам. Мне ничего не оставалось, лишь только покорно и смиренно довериться ему, Я закрыл глаза, и почувствовал, как теплое, но колючее сено покрывает мое лицо, этот давно забытый горьковатый запах полыни, горного ручья будил позабытые воспоминание о счастье, смехе и детстве. Телега поехала.
Подомной был матрац из сена, сено же и укрывало меня сверху, чувствовал каждую кочку своим раненым боком. Солнце палило, было душно и нечем дышать. Несколько раз Я толи засыпал, толи терял сознания, перемещаясь в детство.
Мне было тогда лет двенадцать. На улице была пренеприятнейшая погода, небо затянули свинцовые облака холодные как лед, пронизывающий ветер с невиданной силой носился по улицам, хлопая воротами и ставнями.
На краю нашей деревушки, в противоположном конце был участок, засеянный плодородными деревьями, яблони, груши, сливы, вишни. Мне казалось их там сотни! Хозяин был очень заботливым, ухаживал за своими деревьями, любил их как детей, и в тоже время он был нелюдим и грозен.
Мы опять шли вместе с Мишкой, он был в старой рубахе бежевого цвета, пуговицы были разных размеров и цветов, на локтях были заплатки, а рукава потерты. Брюки были черного цвета, точнее выцветшие черные, без карманов и без ремня, опоясался он веревкой. На ступнях были изношенные армейские сапоги, доставшиеся ему от брата.
Подойдя к излюбленному участку, перед нами стеною встал забор. В детстве казался не преодолимым, грозным и крепким. Хотя на самом деле, он был достаточно старым, доски уже постарели и как старики покрылись глубокими морщинами, солнце тоже не пощадило их, изменив навсегда теплый, приятный цвет дерева на холодный пепельный, словно высосав из них жизнь.
У нас была особая дощечка с отломленным краем, которая весела на одном гвозде. Отогнув ее, мы без труда преодолели преграду. Запах спелых плодов был восхитителен, сладок и приятен, он манил нас, как медвежат манит запах мёда.
Куда идти мы знали, перебегая от одного дерева к другому как шпионы, добрались до цели почти мгновенно. Это было самое большое дерево на участке, его высота не соврать была наверно метров семь. Огромные, тяжелые ветки тянулись в разные стороны, но увесистые и бесчисленные плоды прижимали их к земле.
– «Давай наверх! Там краснее и слаще!» крикнул Я.
– «Подсади, а Я тебя подтяну» сказал напарник.
Мы были маленькие и проворные, забраться было проще простого. На самом верху были огромные яблоки, Я их держал двумя руками. Одна сторона красная, другая желтая, когда падало солнце и яблоки были зрелые, казалось, что в воздухе зависали капельки меда, свет проходил сквозь них, они святились как лампочки.
Прочно усевшись на ветке, Я сорвал самое красивое, потер его о рубаху и поднес к носу, вдохнув его запах, сразу понял, что это самое вкусное, жадно откусил кусок и почувствовал как по моим губам, вскоре и подбородку потек сладкий яблочный сок. Мякоть этого прекрасного плода была слегка рыхлой, и настолько ярко желтой, что казалось почти прозрачной.
Как бы мы не ценили все эти прекрасные моменты, они останутся не до оценёнными в будущем, но счастье в том, что они были у нас!
Минут через двадцать мы были уже похожи на два объевшихся медом медвежонка, зависших на могучих ветках дерева. Тучи становились все чернея и чернея, ветер гнал холодный воздух, дрожь пробиралась сквозь тело, оглушительный раскат грома сокрушил все окружающее, за ним второй, третий, почувствовал, как пот потек по лбу и все затряслось, земля тряслась, дерево дрожало, дыхание замерло…
Оглянувшись начал искать Мишку, его не было ни надо мной ни подомной, пейзаж моментально изменился, Я был на дереве, а дерево стояло одно в зеленом и пустом поле, сильный порыв ветра качнул меня, не удержавшись Я начал падать, ветки распускались перед моим телом, падая махал руками пытаясь ухватиться хоть за что-нибудь но увы, не получалось.
В испуге открыл глаза, и почувствовал, что телега все ехала и ехала. Под колесами были камни, мелкие сменялись крупными, сильно трясло. Приближался гром, Я слышал звук армейского мотоцикла, наверно даже двух, шум выхлопа перебивал друг друга. Страх начал овладевать мной, сперва моим разумом, вскоре и телом. У меня был только нож, который Я захватил с собой, но, увы, не мог его нащупать.
Мотоциклы приблизились, телега со скрипом остановилась. Речь была ели слышна, различимы только два голоса, один очень эмоциональный, второй монотонный. С каждым криком сердце билось быстрее и быстрее, боль в боку начала резать меня на части, чувствовал, как в меня снова вцепилась овчарка зубами, стараясь вырвать кусок плоти.
Свои стоны Я обуздал, а вот дышал Я с надрывом и сквозь боль. Пульс был подобен ударной волне, растекающейся по всей округе, сотрясая все на своем пути. Я пытался лежать, не дышать и не думать о плохом, но в такие моменты это сложнее всего сделать. Пытался притвориться камнем, уйти от реальности, повторяя себе:
«Все хорошо! Они уйдут!» затем, пытаясь расслабиться, перемещал себя в пространстве и времени.
«Вот мы с Мишкой сидим на дереве, едим самые вкусные яблоки на земле» говорил себе в пол шепота «Все хорошо, только гроза приближается, нужно уже начинать слезать с дерева и…»
Моё перемещение прервал патрульный, подойдя близко к моему стогу сена, Я его чувствовал, слышал и, казалось, что даже видел его. Он был на расстояние вытянутой руки Я прекрасно слышал его голос, но разобрать речь не получалось, словно у меня в ушах был генератор серого шума, только помехи, только шум, он накатывал на меня волнами, одной за другой.
Он поставил руку на телегу, она даже чуть-чуть наклонилась. В этот самый момент Я решил, вот и все, здесь и закончится моя история не успев начаться.
Я перестал дышать, опять чувствовал, как на моих часах идет секундная стрелка, словно превратились в огромные башенные часы, перемещали огромную стрелку со скрипом, пульс замедлился, но звук ударов сердца был сравним с тяжело скачущим скакуном, громкий и глухой. Со лба стекал пот, огромные горячие капли поддавались законам гравитации скатываясь то по волосам, то по лицу, жутко хотелось пить, а соленые капли пота то и дело попадали на губы и просачивались в пересушенный рот.
В итоге Я опять потерял сознания, сколько прошло времени, Я не знал. Помню только как очнулся, в горле уже все пересохло, не мог сделать и единого вдоха… Как мертвец, вырывающийся из могилы, Я вырвался из стога, мог издать только жуткий хрип, который сильно испугал старика. Он остановил повозку и подошел ко мне с флягой.
Это была самая вкусная и живящая вода, не помню, чтоб так радовался и пил так жадно, вполне вероятно, что выпил бы все, но старик отобрал ее у меня. Посмотрел грозно, опять прислонил указательный палец правой руки к губам, потом повернул горизонтально сведя большой и указательный, и начел указывать тем же пальцем на левое запястье. Первые пару секунд Я был ошарашен, но быстро понял, что он говорил, что осталось еще не много времени ехать. Я кивнул ему, на лице и в душе было облегчение, Я до сих пор жив.
Совсем чуть-чуть засыпав мою голову сеном, мы опять отправились в дорогу. Поменяв положение с лежа на полусидя, Я сделал небольшую щелочку, чтоб иметь возможность спокойно дышать и смотреть во круг.
Солнце уже садилось, веяло прохладой. Небо озарилось кровавым цветом, облака были подобны песку на пляже, растасканным крупицам волнами ближе к солнцу. Другая сторона горизонта была без облачной, голубой и глубокой как море.
Это был теплый июльский день, моего любимого время года. Все вокруг веселое, живое и жизнерадостное. Щебетали птички, ласточки веселые летали и играли в догонялки сопровождая все происходящее веселыми визгами и невероятными фигурами летного мастерства, то выполняя бочку, или закладывая резкий штопор. Метрах в пятидесяти от дороги за забором прыгали маленькие козлята, стараясь запрыгнуть на все что их окружало, на корыто, стол, забор или любую другу скотину, будь то коза, собака или лошадь, этим непоседам было всё равно, всё равно было и их окружающим, они смиренно терпели их детские шалости.
По правую руку от меня было засеянное поле, готовящееся к сбору урожая, золотого, теплого цвета, неспешна, неторопливо качающееся от слабых дуновений ветра, словно мелкая рябь на воде.
Слева стеной строились сосны, строгие, молчаливые стволы стремились к солнцу, обгоняя друг друга стремились получить свой лучик тепла и жизни. Лес был старый, деревья высокие, стволы широкие, внутри было очень темно, макушки деревьев жадно поглощали весь свет, не пропуская ни капли вниз.
Я обессилил, ни чувствовал ни рук, ни ног, даже рана меня не беспокоила. Эта поездка тянулась вечность. Дабы хоть как-то скоротать время, вспоминал тот день, когда мы с другом лазали за яблоками.
«Давай спускаться сказал Я».
Мишка покорно ответил: «Давай».
Не спеша, аккуратно, шаг за шагом, ветка за веткой мы спускались в низ. Яблоня была очень взрослой, с толстым, темно коричневым стволом, местами потрескавшимся. Для этого дерева наш вес был пушинкой, даже не шелохнулась пока мы проделывали наш путь сначала вверх, а потом вниз.
Спрыгнув на землю, мы сразу направились в сторону нашего тайного прохода, но едва сделав пару шагов, услышали громкий свист, на крыльце, метрах в ста от нас стоял хозяин участка, он махнул нам, чтоб мы подошли.
Я как заговоренный развернулся и пошёл в сторону дома, мягко говоря, мы шли не хотя, но куда было деваться?
«Давай сбежим» предложил напарник.
«А смысл? Он знает в лицо и нас и наших родителей. Если сбежим, может подумать, что мы что-то украли. Я не хочу быть виноватым без вины».
Лицо у моего товарища мягко говоря было испугано, сделав еще несколько шагов он остановился. Его раздирал и стыд, и страх.
«Ммм…» издал он.
«Да что с тобой?!»
«Я не могу…»