Пф-ф, наука… - читать онлайн бесплатно, автор Егор Александрович Балашов, ЛитПортал
bannerbanner
На страницу:
8 из 17
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля

Пилот в первую секунду стоит пораженный. Виртуальный сервер предстает перед ним, как чистая белая комната. Интерфейсы в ней вешаются в любое место и легко масштабируются, дублируются и ведут себя как надо оператору. Лисенок ошарашено смотрит на все это богатство с раскрытой от удивления пастью. Но модель животного изображена чисто схематически. Никакой шерсти – одна низко-полигональная модель даже без текстуры.

– Ты то здесь откуда? – Поражается Леонид.

На что животное недоуменно моргает. Пилот было решает, что это пост-эффект, просто случайная моделька, но вскоре Лис начинает что-то невразумительно бурчать. Леониду не до этого. Он обходит защиту одного бота, взламывает систему фабрики. Подсаживает вирус, который каскадно сносит настройки во всех фабриках колонии. Теперь боты будут плодиться неограниченно долго. В теории. Нет, нельзя! Леонид вешает временное ограничение на две недели. Потом можно будет и продлить. А если что-то пойдет не так. Если фабрики будут работать неустанно, то в один прекрасный момент они просто сожрут носителя. Да он видит эту ошибку в программе. Нет, он не сможет сейчас это исправить. Но этот баг сработает позже. Не сейчас.

Лисенок скулит под ногой.

Но еще куча дел. Он успел только предотвратить полный распад. Боты работники все равно издохнут. Уже издохли! Фабрики способны собрать металлолом от своих сородичей и снова вдохнуть в него бинарную жизнь.

А в колонии уже меньше пяти ста особей. Нет, этого недостаточно для функционирования колонии. Вычислительной мощности мало…

– Да, Лисек, подожди, мне еще пару минут! Они же сейчас все сдохнут!

Леонид выделяет вычислительные мощности Ладоги на обработку колонии микроботов. Уже четыреста фабрик. Ориентируем их на производство скаутов! Пол сотни скаутов, но триста шестьдесят две фабрики. Вычислительных мощностей катастрофически не хватает! А нет! Просто фабрики недостаточно мобильные. Они не могут собирать ресурсы в нужном количестве. А выходят из строя из-за физического износа.

Двести скаутов, и триста фабрик. Скауты собирают останки ботов, фабрики работают по максимуму. Хорошо, вышли в стабильный плюс. Ставим верхнюю границу фабрикам в пять тысяч. Да, на первое время. Скаутов десять тысяч. Постепенно начинаем производство ботов других типов…

К Леониду постепенно приходит осознание, что он управляет ботами, которые сейчас ползают по его телу. Роют его кости в поисках нужных минералов и веществ. Он тут же уменьшает верхние границы производства вдове. Дает компьютеру команду воспроизвести текст для экипажа Ладоги. Он просит вколоть витаминный раствор. Дюжину капсул. На что получает сообщение о том, что уже третий час у него температура тела не опускается ниже пятидесяти.

Ужас. Во-первых, пятьдесят градусов – это не очень здоровая температура тела. Во-вторых, третий час!

Надо срочно проверить! Да, внутренние органы выдерживают температуру 38-39 градусов. Боты просто максимально отводят тепло через кожу, вот и кажется, что температура тела поднялась до пятидесяти. Боты рапортуют, что температура мозга тридцать пять градусов.

Леонид с удовлетворением откидывается в появившееся кресло.

– Лисенок?

– Я не могу-у поп… попасть назад. – Лисенок плачет навзрыд. Нарисованный низкополигональный зверь заходится ревом. Самым настоящим человеческим ревом. В его треугольных глазах отчаяние.

– Как ты вообще сюда попал?

– Я твой пе-е-ет, я привязан к тебе. Ошейник не снимается. Канал не рвется. Я не могу выйти!

– Прости. Что же делать… Да, такого просто не может быть! Я же тебе говорил. Твое сознание, душа, да все что угодно, остается на месте, в теле. Если просто выключить твою медкапсулу, то ты осознаешь себя с своем теле!

– А я не могу-у! Я-то тут!

Все верно. В моем мире у Лиса нет всех прав. Он не видит консоль, он не видит кнопки выхода. Что он может сделать? Просто наблюдать. Странно, что фаирвол пропустил это соединение.

Леонид просто отрубает сеть. Аватар Лиса исчезает.

Спать… Просто спать.

«А потом уже буду выслушивать все упреки от команды и капитана. Что они переволновались, что думали, что я копыта отброшу.»– не трезво соображал Леонид: «Боже, бедный ребенок, сколько ему пришлось просидеть в моем мирке? Без возможности что-то сделать. И я хорош, даже внимания на него не обращал. Сколько он просто сидел и плакал?»

Корабль автоматически аварийно подрубился к сети. Леонид еще успел увидеть, что от Лисенка пришло письмо. С реальным обратным адресом, с именем, и идентификационными номерами. Как и положено нормально отправленному письму. И как только он успел запомнить адрес Ладоги?

«У нас переполох. Меня пытались отключить от сети на протяжении пяти часов. Опекунов известили о чрезвычайной ситуации. Рядом дежурит реанимационная бригада. Классно прогулялись. Жду повторения. Только в этот раз, чур, я человек.»

Очередное пробуждение.

Затхлое липкое пробуждение. Во рту стоит кислый вкус. Снова к горлу подкатывает рвотный позыв, но застревает в горле ломящим комом. Он хочет встать, но его ведет, и ему приходится ухватиться руками за кровать, чтобы не упасть.

Что же его заставило так подорваться в этот раз? Сон, снова этот сон, который и сном то не был. Бред. Горячечный ужас. Глаза, вымерший лагерь, разложившиеся тела. Мухи. И смрад. Но совсем не этот смрад замкнутой каюты, а смрад погибшего места.

Он с отчаянным порочным, мазохистским наслаждением пытается вспомнить все подробности жуткого кошмара. Но нет, это уже не сон, это реальные воспоминания. Ему уже который раз сниться этот день, вернее окончание дня.

А на столике среди пустых пластиковых тарелок, измазанных запекшимся соусом и масляных стаканов, стоит черная коробочка. Куб. Черный мерзкий куб сантиметров пятнадцать в высоту. Как символ его кощунственного предательства. Как укор.

Против воли с резью в глазах выступают слезы.

Он в который раз пытается смахнуть рукой влагу с лица, и натыкается на жирные остатки закуски. Как же можно так низко пасть. Он сейчас сам воняет не хуже этой горы грязной посуды. А еще рука натыкается на колючую щетину, и на куски чего-то прилипшего к щетине. В каюте есть зеркало, но как же противно сейчас смотреть в зеркало. Но, нет. Все хорошо. Зеркало уже заботливо зашторено чем-то. Да, об этом он уже позаботился заранее.

И новый приступ паники – а вдруг кто-то из экипажа заходил в его каюту! А вдруг он сам в пьяном бреду выходил на мостик! В конце концов, он должен был выходить, хотя бы для того, чтобы справить нужду.

И тут-же волна стыдного облегчения – доступ в капитанскую каюту есть только у капитана. Даже в экстренных ситуациях. А вон в углу и абсорбирующие салфетки. Как же стыдно! Сколько дней он уже ссыт и срет в эти салфетки?

И это еще не апогей падения. Ведь рано или поздно ему придется выйти.

Черная коробка на столе.

Все же его рвет. Все же выворачивает наизнанку. И это не последствие выпитого. Один вид «посылки» заставляет его опять пережить все те эмоции. Но и это тоже хорошо. Вместе с рвотой, его душу словно покидают излишние переживания. Словно амеба он медленно промакает рвотные массы салфетками. И отправляет их в срачную кучу.

А мысли снова возвращаются ко сну. И дальше, к воспоминаниям о проклятом спасителе. О прогнившей Леи, о подлости и собственной противной беспомощности.

Он на коленях. Он бережно придерживает левую руку. Почему она так болит? Когда удалось ее подвернуть? В голове не осталось воспоминаний об этом. В голове роятся только мысли об ЭТОМ.

Через гнетущую поволоку безразличия к своей судьбе, он собирает мусор, он отправляет его в утилизатор. Наконец-то он находит в себе силы заняться… Уборкой…

Холодок по спине. Мерзкий холодок, и он резко оборачивается, чтобы убедиться, что на него никто не смотрит. От резкого движения снова мутит, перед глазами плывет.

Перед глазами плывет.

Это все просто не может быть правдой.

Почему так часто хорошая идея оборачивается крахом? Не провалом или неудачей, а именно крахом. Полным, глубоким и безоговорочным.

Анатолий Окский, журналист, подающий надежды писатель на пике карьеры, вдруг решает стать одиночкой. Блогером. Он решает порвать со всеми своими старыми связями и начинает сольную карьеру.

Анатолий Окский, блогер, сделавший имя на проницательных разоблачениях. Блогер, попавший в сотню наиболее влиятельных людей, внезапно пропадает изо всех новостей. Почему?

Да, потому что стал слишком влиятельным. Да, потому что всегда работает в одиночку. У него нет команды, нет поддержки со стороны юристов, продюсеров. Никто не встанет на защиту этого выскочки. Да потому что миллиарды поклонников – это миллиарды равнодушных людей. Они не зависели от блогера. Если вдуматься, то оставшись в рядах медиа портала, он не попал бы в такую засаду. Потому что, будучи журналистом, он был одним из многих. Потому что претензия была бы не личная, а ко всему порталу, ко всей редакции. Его бы прикрыли. Да, он не стал бы таким успешным. Но он и не стал бы таким ничтожным.

А задавить амбициозного блогера просто. Особенно если он только блогер.

Анатолий Окский, капитан курьерского судна. Снова дурак. Снова Донкихот. Жизнь его словно и не учила.

Анатолий Окский презренный агент с Леи.

Или Анатолий Окский отступник и труп?

Пока еще не труп. Пока еще не отступник. Отступник чего? Да, его завербовали. Как это получилось? А вот как-то так и получилось. И черная коробочка жжет руки. Простое поручение: «Доставь посылку в ангар космической станции Марат. В любой ангар. В любое укромное место. Или не укромное. Можешь оставить в своей каюте. Главное, чтобы посылка осталась на станции, когда вы ее покинете.»

Что в ней? Маяк наблюдения? Это было бы хорошо. Не так противно. А если это бомба? А если это капсула нейропаралитического газа? Биооружие? Заражение мерзкой фауной? А зачем еще может понадобиться тайком подкидывать коробку на станцию. Между прочем крупную станцию. С людьми: персоналом, небольшим военным гарнизоном общего правительства и конечно-же обычными людьми. Даже если кто-то из этих людей был в чем-то виновен, то никак не все. Вот в чем могли быть виновны исследователи, остановившиеся на станции для дозаправки? Или туристы? Такие же как он курьеры. Все они попали в черный список Леи? Не слишком ли высокая цена за… Черт возьми, да за что он заплатил такую цену? Он ведь и виновен ни в чем не был. Просто высадился на планету, просто посидел в баре. Просто помог сбежать симпатичной девчушке от бандитов. Все что было дальше просто не укладывается в голове.

Так много вопросов. Так много.

Открывать коробку страшно. Даже сканировать слишком… Нет, это перебор. Надо найти в себе силы и встать. Надо показаться экипажу. И все рассказать. Надо. Надо…

Надо!

Но почему так сильно дрожат руки?

– 5 –

Пятый выглядел как скала. Пятый был скалой.

За спиной Пятого стояла дюжина бойцов. Бойцов, как когда-то говорили, невидимого фронта. У Пятого не было ни должности, ни звания. Ни имени. Если бы кому-то захотелось как-то определить кем же является Пятый, то ему пришлось бы вспоминать про секретных агентов из глупых доисторических боевиков. А отряд бойцов за его спиной могли бы назвать спецназом. В лучшем случае. Но им больше подходило сравнение с опричниками Ивана Грозного. Но кто из современников смотрел настолько старые фильмы? И кто из современников помнит настолько древнюю историю Земли?

Человек распространял вокруг себя ауру власти. И когда все вокруг подчиняются, даже не спросив документы, и не поинтересовавшись должностью и званием… Тогда каждый понимает силу и влияние персоны. Но Пятый не стремился к власти. Пятый ей пользовался. Пользовался, как неотъемлемой характеристикой.

Почему он Пятый? Почему Пятый – это именно он?

Осмелишься ли ты задать этот вопрос? Осмелишься ли ты хотя бы подумать эту мысль, когда перед тобой стоит скала. Скала по имени Пятый.

Бойцы отряда давно научились не задавать вопросы, на который все равно не получить ответа.

– Кто ты какой? – Отрешенно начал разговор Анатолий.

Анатолий походил на безродного голодного щенка рядом с столпом власти на Леи. Анатолий мог бы испытывать страх. Мог, если бы последний переход не вымотал его физически и морально. Анатолий прошел долгий путь от того, места, где был высажен чудным таксистом. Но сначала он ждал, как казалось, в безопасном месте. Час прошел, потек второй, и слишком молодой капитан решил действовать. Он не знал как, и честно скажем, не помнил зачем. Тогда в ушах Окского звенело от пожирающей все мысли растерянности. От отчаяния.

Спустя почти три часа он встал, и Дарья поднялась с травы следом за ним. Не говоря ни слова, они вместе отправились…

«Лучше сделать ерунду, чем не сделать ничего…»

Они просто пошли, да, пожалуй, куда глаза глядят. Просто пошли, не строя планов, не надеясь найти решения.

«Пусть в тысячу ли начинается с одного шага…»

Нет, эти мысли не звучали в его голове. Они всплыли уже в воспоминаниях. Он решил, что именно эти обрывки чьих-то когда-то сказанных фраз толкнули его. Заставили подняться с сухой травы и отправиться в пусть. Но это было в его воспоминаниях. Но не в действительности.

Волоча ноги, еще не от усталости, а от гнетущего чувства обреченности, они двинулись на запад от дороги. Хотя, они и не выбирали направления.

Высокая трава цеплялась за ноги, тормозя и без того не спешное шествие. И вот уже Даша пристроилась за Анатолием, идти по следу из слегка примятой травы.

Окский даже не обернулся. Он не обернулся, когда девушка отстала на десять шагов. Он не обернулся, когда девушка отстала на пол сотню метров. Но и Дарья не окликала мужчину. Она тоже шла, как на заклание.

Заклание… Какое странное слово. Что оно значит? За-клание… От этого слова пахнет огнем и сырой землей. Промокшей в грязи сажей, ручьями, размывающими хлопья золы. И лезвие стилета касающееся самого сердца.

Но вот еще один шаг, и только палящее солнце, только трава цепляется за лодыжки…

А впереди уже виднеются шатры, палатки – это какие-то жилища… Лагерь? Впереди в траве видна тропинка. Окский ступает на утоптанную траву. Странно, он видел тропинки и раньше, в прошлой жизни. Но они всегда были из черной плотной земли. А здесь утоптанная трава. Но здесь явно раньше ходили. Часто ходили. И не успели протоптать до грунта, не успели его утрамбовать так, чтобы сделать непригодным для растений.

Только теперь Анатолий остановился. Он видел выгоревшую материю тентов, видел и сияющую новизной ткань палаток. Он видел мусор и остывшие костровища между ними. Теперь он видел и хлюпкие, сплетенные из веток стены хижин. Двух или трех на все селение.

Он видел развешенное белье на веревках, укрепленных, где на деревьях, а где на шестах, вбитых в землю.

Но он не ощущал запах дыма. Он не мог уловить запах мусора или хотя бы скошенной травы.

Запах был, но казался совершенно неуместным, затхлым, и словно принесенным ветром издалека.

– Брошенный лагерь? – Поинтересовался он, когда Дарьи удалось его нагнать.

– Брошенный? – Сглатывая ком в горле удивилась слишком молодая девушка. – Брошенный?! Анатолий? Вы разве не видите?

Ее дрожащая рука коснулась плеча мужчины. Легкая, тонкая, холодная.

– Они все мертвы! Как же так? – Истерика в голосе Даши так и не проступила. Но пальцы все сильнее сжимали плечо капитана.

– Кто? – Анатолий не мог взять в голову. Пустой лагерь. Ужа давно опустевший лагерь. Или? Неужели? Эти тряпки на земле… Тряпки в которых едва угадываются очертанию людей. Тряпки, которыми так лениво играет ветер. И эти тела, прикрытые, полу оголённые, эти оскалы лиц…

Как, он мог не увидеть всего этого сразу? Как он мог не заметить пустые глазницы, серые вздутые и синюшные силуэты.

Анатолий вздрогнул, когда лицо, живое и молодое лицо девушки заслонило это безумное зрелище.

– Это лагерь отступников. У нас есть люди, не согласные с политикой государства. Тогда они селятся в таких вот зонах. В зонах где нет покрытия сети. Так они пытаются предотвратить, как они считают, слежки. – Слезы на лице и в голосе. Девушка испугана, нет, не испугана. В ее глазах нет страха. Какая-то иная горечь. – Ведь всем при рождении интегрируется интерфейс. Это закон.

Безумие.

– Но эта вышка? Это же вышка связи? Почему лагерь разбит в основании этой антенны?

Действительно, выше лагеря, выше леса возвышалась исполинская игла передатчика. И если задрать голову, можно было увидеть сетку антенн, пеналы и розочки передатчиков. Где-то среди их хитросплетения мигал сигнальный красный огонь, который даже сейчас, днем можно было разглядеть без усилия.

– Именно в этих точках, где сигнал слишком сильный, интерфейс перестает работать. Говорят, если подняться вверх по опоре, можно сжечь передатчик интерфейса насовсем. Не знаю, может кто-то и пытался. – Шепотом поделилась девушка.

– Значит нас не будут здесь искать?

Дарья только рассмеялась:

– А где же нас еще искать, если не здесь? Они не смогут получить наши координаты, но где нам еще быть, если не здесь?

– Можно попробовать поднять тебя наверх, сжечь передатчик, и свободно вернуться в город?

Анатолий мысль свою озвучил, но тут же отказался от затеи. И на то было слишком много причин: и взгляд девушки – молящий и отчаянный, и опоры вышки без единого, как казалось, зацепа, не говоря уже о лестнице, и россыпь трупов в лагере у его основания.

Хи-хи… Вууу-уу-уу…

Вот вы слышали фразу: «подпрыгнул на месте»?

Приглушенный расстоянием и разбавленный еле уловимым эхом раздался смех. Смех высокий и заливистый. Детский.

А за смехом Анатолий был оглушен громким над самым ухом визгом.

Да он и сам вздрогнул от неожиданности и невероятности детского смеха в таком месте. Но визг Даши заставил мир вокруг на мгновение потемнеть. А когда мир обрел свои краски, он обнаружил себя лежащим в траве.

– Мы прячемся? – Удивленно одними губами, прошептал он.

– Что это было? – Губы Даши дрожали, шепот срывался.

– Смех… Детский смех. – Неуверенно предположил парень. – Ребенок, наверное, девочка. Как-будто весело играем. В догонялки, или салочки.

Широко распахнутые глаза девушки, раздутые ноздри, и рот раскрытый словно в беззвучном вопле наблюдал капитан некоторое время. Губы дрожали, а из уголка глаз выкатилась слеза.

– Посмотри. – С трудом совладав с собой, через какое-то время предложила она.

– Ребенок играет. Чего тут бояться? – Вопросил Анатолий. Однако голос его оставался тихим, на границе слышимости. А сам он продолжал прижиматься щекой к земле.

– Это какая-то чертовщина. Откуда здесь может взяться живой ребенок? Почему лагерь вымер. Столько мёртвых людей… – В захлеб затараторила Дарья. А у Анатолия волосы на загривке пошли дыбом. Он видел много женских истерик. Но шепотом… Еле слышным шепотом ни разу. Холодок по спине.

Он резко перевернулся на спину, опасаясь за свой тыл, но увидел только все так же палящее солнце. И небо.

– Даша, – нежно позвал он, но девушка все равно вздрогнула, словно затравленная кошка.

– Даша, все хорошо. Призраков же не бывает. Так? И мертвые всегда остаются мертвыми. Они страшные и… Но такое случается. Люди умирают. Правильно? И нам ничего не грозит… Кроме диких животных. Да! Запах падали привлек диких животным.

– А голос? – С надеждой поинтересовалась девушка.

Дикие животные – это конечно опасно. Но с ними понятно, что делать. Беги или убей. От диких животных понятно, чего ожидать. Дикие животные – это намного лучше, чем банши. Лучше, чем не упокоенные души, и лучше, чем вставшие мертвецы. Потому что дикие животные «бывают», а остального нет.

– Это какие-нибудь птицы, или лягушки. Жабы могут кричать очень своеобразно. А может быть обезьяна? Или… какие звери водятся на Леи?

– Да, это животные. – Подтвердила девушки, – а почему ты все еще лежишь? Вставай и посмотри, ты же мужчина!

– Ага… Да, сейчас. Я уже почти встал. Сейчас, немного отдышусь. Я уже не так молод… Ха… – Наконец нашел в себе силы Анатолий, чтобы рассмеяться шепотом. – Хорошо, что мы сразу догадались, что это так звери кричат. Подумать стыдно, испугались какой-то полевой горластой мышки. Вот Сима будет смеяться, когда узнает…

– А я вас нашла! Теперь буду прятаться я с тетей, а ты нас ищи! Я люблю прятки.

Жизнерадостный смеющийся голос раздался в паре метрах.

Сердце встало колом в груди, парень сам не понял, как оказался на ногах, руки шарили на том месте, где обычно висела кобура. Ему еще не приходилось пользоваться бластером, но устав предписывал его иметь. Вот поэтому парень уже привык носить оружие на поясе. Когда был на корабле. Спускаясь на Лею, он предусмотрительно оставил опасную игрушку на Ладоге. Ну руки жили своей жизнью. Когда ладонь не наткнулась на пластик рукояти, ему оставалось только одно.

Маленький, почти перочинный нож на щиколотке. Никакой устав не предписывал носить с собой мини-кинжал, но он просто был великолепен. А какой мужчина сможет отказать себе в удовольствии иметь добротный нож в своем владении. Кованный, великолепно сидящий в руке, и даже не нарушающий закона – лезвие слишком короткое, чтобы убить ударом в сердце.

Анатолий обнаружил, что стоит на полусогнутых, напружиненных ногах, выбросив вперед левую руку, как при обращении с собаками. Если тварь нападет, то она должна сначала вцепиться в запястье левой, выставленной перед ним руки. Он уже ощущал, как хрустят кости запястья, в пасти неведомого ужаса.

Тактический прыжок назад, чтобы хоть на полметра увеличить дистанцию.

Все бы хорошо, но нож в руке слишком сильно дрожит.

– Дядя, вы что, дурачок? – Обиженный детский голос.

Первые же звуки голоса заставили капитана так вздрогнуть, что нож исчез из руки. «Великолепно, – мысленно растекся желчным сарказмом Окский, – так я точно всех защитю».

В голове Анатолия звучало именно «защитю». Хоть и ошибка, но таков был внутренний моральный выбор этого человека – мысленно коверкать слова для того, чтобы подчеркнуть саркастичность внутреннего монолога.

И хоть сердце героя билось уже не то, что в горле, а где-то в верхней печенке, но «защитять» никого не требовалось. Если только бедную маленькую девочку, которая растерянно стояла перед злым мужланом, явно настроенным не дружелюбно.

И хоть Анатолий осознал, что нож остался висеть на темляке, по привычке закинутом на запястье – это было не важно.

– Даша, тут просто девочка. Даша… – Окский аккуратно коснулся руки девушки носком ботинка. Но так была без сознания. – Девочка… Девочка, прошу, не подходи ближе. Вот просто не подходи и все… Может быть мы потом поиграем даже… Но вот сейчас… Нет… Стой. Ни шагу. Я буду честен, я напуган. Я как бы сказать, сейчас сильно напуган. Да, я боюсь тебя. Не подходи. Видишь у меня нож. Я ударю. СТОЙ.

– У меня конфетка есть. Хочешь?

Удар, детский крик. Девочка исчезла.

Анатолий понимал, что ударил правой рукой. Той, в которой зажат нож. Ножом? Он честно пытался ударить слабо, но он не помнил про нож. Что там с ножом?

Да, он зажат в руке. Лезвие направленно вниз. Ага, костяшки все еще горят от удара. Значит удар он нанес кулаком, а не лезвием. Да, для маленькой девочки такой удар тоже мог быть чреватым. Но лучше, чем ножом…

– Что же я за тварь… Я и правда рассуждаю, что девочек кулаком бить лучше, чем ножом… Что за херня. Она просто девочки. Не бывает таких… призраков. – Вслух сетовал Окский. – И сейчас она плачет, как бы плакала настоящая живая девочка. Но не убегает. Почему она не убегает?

– Потому что меня никто не любит! – Яростно вспыхнула она. – Они престали со мной играть. Никто со мной не дружит. И ты тоже плохой.

Дрожащей рукой Анатолий убрал нож в ножны. На вибрирующих ногах сделал шаг, еще один. Почему он идет в эту сторону? Почему не убегает.

– Как тебя зовут?

– Иня.

Потоки слез из ее глаз промыли на щеках ручейки. Было видно, что ее кожа светлее, чем слой прилипшей пыли. Замарашка, ее одежда, почти целая, не истрепанная, вся в пятнах и местами покрыта корочкой высохшей грязи. На левом предплечье длинная, неровная царапина. У Анатолия что-то ёкнуло в груди, но нет, это не порез от ножа – кровь давно запеклась. Пожалуй, лет семь. Или восемь? И нет ничего страшного в этой оборванке. Приходилось Окскому уже видеть детей попрошаек и нищету. Приходилось, как ни печально. Хотя, девочка подтянутая, но она не голодала. Развита полноценно, нет характерных черт от употребления наркотиков. Живая обычная девочка. Да, так бы мог выглядеть ребенок, неделю проблуждавший в лесу. Проголодавшийся, уставший, изорванный, но не успевший истощать, не успевший…

– Что здесь случилось? – Продолжал допытываться капитан.

– Ты меня ударил! – Разоблачительно заявила она. И стоило Дарье начать приходить в себя, как Иня тут же попыталась у нее найти защиту и утешение, – Дядя дурак! Он дерется! Тетя, а вы хорошая!

На страницу:
8 из 17

Другие электронные книги автора Егор Александрович Балашов