Русское

Через некоторое время небольшой купол с грохотом обрушился внутрь здания. «Никто не смог там выжить, к этому времени все, кто там спасался, наверняка мертвы», – подумал он. Церковь превратилась в ревущее пекло. Даже кирпичи начали раскаляться. Упала одна стена, потом обрушилась другая. Это было ему весьма на руку. Если темник счел, что он, Менгу, обошелся с девчонкой слишком мягко, то вот подтверждение, что Менгу способен и проявить жестокость.

Когда вечером несколько сельчан выбрались из леса, то на месте крепости и маленькой церкви, сооруженной в свое время с таким трудом, нашли одни лишь обугленные руины, над которыми кружили птицы.

Рапорт, который в тот вечер темник представил могущественному хану Батыю, отличался краткостью, логичностью и здравомыслием.

– Он отвлекся от дела из-за женщины, которая побежала в его сторону. Ему следовало бы увидеть ее раньше и приказать своим людям зарубить или прогнать ее. Он этого не сделал. Он позволил ей подбежать к нему и только после этого убил ее. Он отвратил свой взор от работы.

– А потом?

– Потом под ноги ему метнулась маленькая девочка. Он подобрал ее и отбросил прочь.

– Пустая трата времени. А что потом?

– Он взял крепость и сжег ее.

– Очень хорошо. Что-нибудь еще?

– Он сжег церковь.

– В стенах крепости?

– Нет, за ее пределами.

– Ее кто-нибудь защищал?

– Нет.

– Скверно. Великий хан почитает любые религии.

– Думаю, ему недостает хладнокровия, – заключил темник.

В эту ночь могущественный хан Батый передумал и не стал делить ложе с сестрой Менгу.

В ту же ночь Янка, кое-как убаюкав себя, заснула в убежище, которое отец с братом соорудили в пчелином лесу. Янка на всю жизнь запомнила Менгу, убийцу ее матери: одну щеку его пересекал шрам и у него не было одного уха.

Она никогда его не забудет, никогда.

1246

Плот тихо скользил сквозь рассветные туманы. Еще два месяца тому назад, боясь, что их обнаружат, они плыли только ночью, медленно-медленно продвигаясь вверх по течению, и предварительно производя разведку в каждой встречающейся на пути деревне, чтобы не попасться монгольским соглядатаям. Однажды лунной ночью они чуть было не наткнулись на небольшой монгольский отряд, который разбил лагерь на берегу реки.

Это было в августе. Плывя на север по извилистым рекам, они уже покрыли расстояние примерно в семьсот пятьдесят верст. На это им потребовалось три месяца.

В прошлом месяце они вышли из одной реки и посуху достигли другой. Лодка из гигантского выдолбленного ствола, на которой они плыли до сих пор, оказалась слишком тяжелой, и перетащить они ее не смогли. Поэтому они бросили ее и, дойдя до другой реки, сколотили плот, ведь теперь они собирались не подниматься против течения, а неспешно плыть вниз по реке. На душе у них постепенно становилось спокойнее. Теперь они могли странствовать днем. Но им все равно приходилось остерегаться.

Янка, ее отец и спутники затеяли опасное дело. Они пытались бежать от татар.

Не постигая, сколь высокое положение занимает монгольская элита, пришедшая с далекого Востока, русские путали ее с подвластными монголам тюрками, сражавшимися под их началом, и потому дали Орде тюркское имя, которому предстояло войти в историю, – татары.

Предположения монгольского военного совета с точностью оправдались. Русь была завоевана за три года. Огромное войско, которое прошло по деревне Русское, далее обрушило всю свою мощь на Переяславль и полностью разрушило его; менее чем через год пал Чернигов, а златоглавый Киев превратился в город-призрак.

С Древней Русью было покончено.

Для удобства монголы поделили ее на две части. Южную, включающую земли вокруг Киева и южную степь, отдали под непосредственное правление монголов. Северная – земли в обширной «петле» буквы R и глухие леса за ними – номинально осталась под властью русского княжеского дома, однако отныне русские князья правили только с позволения и одобрения Великого хана. Им надлежало держать в повиновении своих подданных и собирать дань для хана, вот и все.

Некоторые хронисты той эпохи, да и многие русские, предпочитали изображать дело так, будто татары были просто очередным, хотя и весьма внушительным, степным племенем налетчиков, от которого великим князьям пока приходилось откупаться.

В действительности все было совсем по-другому. Великого князя призывали на восток, даже в далекую Монголию, за грамотой на княжение – ярлыком. Правил он лишь до тех пор, пока угождал хану. «Помните, теперь вы подчиняетесь нам», – объявляли всем русским князьям. Неповиновение не допускалось. Смелый князь с юго-запада, отказавшийся поклониться идолу Великого хана, был казнен на месте. Монгольские ханы всецело и непосредственно насаждали свою власть. Более того, единственной причиной, по которой русских князей вообще не истребили, было то, что монголы решили, будто земли великого князя не стоят того, чтобы учреждать там прямое правление. Те скромные дары, которыми могли похвастаться северные леса, и вправду не способны были выдержать никакого сравнения с богатыми караванами и городами Азии.

Весьма вероятно, что если бы монголы не отвлеклись на избрание нового Великого хана на Востоке, то могли завоевать в это время и всю Европу. Однако новый хан предпочел вместо этого укреплять западную часть своей империи, построив новую столицу, Сарай, в южном течении Волги и объявив своим полководцам: «Ждите».

Здесь монголы также проявили немалую проницательность, ибо учли еще один немаловажный факт.

Русь была православная, а Запад – католический.

Прежде, во времена Владимира Мономаха, яблоком раздора являлись для Римской и Восточной церквей разве что богослужебные тонкости. Но с тех пор разрыв между ними все углублялся. Отныне это был спор о власти. Готовы ли патриарх Константинопольский и его собратья, патриархи Восточной церкви, склониться пред властью папы? В достаточной ли мере проявила Восточная, православная церковь интерес к вдохновляемым папой Крестовым походам? Страсти разгорались. Когда русские стали посылать своим единоверцам – западным христианам – отчаянные призывы, моля о помощи и защите от язычников-монголов, их встретили молчанием. Более того, Запад с удовлетворением смотрел, как православные расплачиваются за свое неразумие. Еще того хуже: не только шведы-католики стали нападать на русских с севера, но и два рыцарских ордена, Ливонский и Тевтонский, штаб-квартиры которых располагались на побережье Балтийского моря, принялись с одобрения папы совершать набеги на новгородские земли. «Пусть язычники сокрушат их, – подумали католики на Западе, – а мы без помех подберем затем все, что захотим». Потому-то русские и заключили – более решительно, чем, прежде: «Никогда не верь Западу». А правители монголов сделали мудрый вывод: «Сначала надо взять Русь. Запад подождет. Отныне Русь – часть Азии».

Отец Янки был недурен собой.

Он был лишь немного выше среднего роста, светловолос, хотя борода у него была жидкая, а лысину на макушке прикрывали всего несколько прядей. Черты его были некрупные, правильные, хоть лоб и скулы и были несколько костлявы. Глаза его, светло-голубые, глядели мягко и добродушно, хотя он иногда смотрел на окружающих так, словно подсчитывает что-то в уме. Трудно было бы назвать его красавцем, но все ж был не хуже прочих. По временам он изрядно напивался.

Порой, если за день дочери случалось напроказить, батюшка ее под вечер сек – и тогда казался он Янке и страшным, и грозным. Однако даже во время порки Янка знала: с другими детьми в деревне отцы обходятся куда суровее. Отец почти не обращал внимания на девчонку, для него важнее был сын Кий. Все изменилось, когда пришли татары, и теперь, продолжая путь на северо-восток, он понимал, что ударился в бега ради дочки.

Ведь если бы они не бежали, думал он, она бы не выжила.

Поначалу после ужасного набега в деревне воцарилось странное безмолвие. Пришла весть о падении Переяславля и Киева, а потом снова настала тишина. От боярина на севере не было никаких известий. Возможно, он погиб. Тем временем в разоренной деревне приблизилось время сева, а там и урожая. Отец Янки сошелся с тучной темноволосой женщиной, хотя и не женился на ней по закону, но все же она научила Янку вышивать, а Кий сделался искусным резчиком по дереву. А потом, за год до их побега, на деревню обрушился удар.

Однажды осенним днем в деревню деловито вошел маленький татарский отряд, возглавляемый чиновником, которого послал вновь назначенный глава области – баскак. Татары сделали нечто неслыханное: выстроили всех жителей деревни и пересчитали. «Это перепись, – объявил татарский чиновник, – баскак должен точно знать, сколько вас». Затем людей поделили на десятки. «Каждый десяток есть облагаемая налогом единица и несет полную ответственность за его уплату! – сообщили им. – Никому не позволено уходить!» Крестьянина, по глупости попытавшегося возразить, тотчас же высекли кнутом. Одновременно сельчане узнали, что теперь у деревни появилось новое назначение.

Имперская почтовая служба, ям, связывала части всех владений Великого хана. Ямом могли пользоваться его гонцы и избранные торговцы. Примерно через каждые сорок верст располагалась почтовая станция, где держали кобыл и овец для приготовления кумыса, а также несколько запасных коней. Ведь когда хан посылал по какой-либо надобности гонца, тому полагалось носить на одежде колокольчики, чтобы звон их возвещал почтовой станции-яму о его приближении, – и, заслышав звон бубенцов, гонцу тотчас же седлали свежую лошадь, на которую он вскакивал, не прерывая поездки. Баскак решил, что из разрушенной крепости выйдет недурной ям, а назначенный туда чиновник сможет заодно надзирать за всем, что происходит в деревне. «А это значит, – прошептал один из сельчан, – что всех нас обратят в рабство!»

Но Янку как гром поразил последний приказ чиновника, когда тот, обратившись к деревенскому старейшине, внезапно потребовал указать ему лучших здешних резчиков по дереву. А услышав имена, велел им выйти из строя. Самым младшим из искусников оказался пятнадцатилетний Кий. «Мы заберем мальчишку с собой», – отрывисто объявил он, ибо Великий хан приказал прислать ему ремесленников. И еще долго глядела Янка этим вечером вслед удаляющемуся по степи отряду, пока маленькие фигурки не превратились в крошечные тени, которые словно вот-вот поглотит багровое море.

После этого жизнь отца и дочери сделалась сущим мучением. Полюбовница оставила его. Несколько раз, топя свое горя в вине, он напивался и, как это ни глупо, угрожал девочке. А Янкой тем временем овладело странное уныние и тоска. За зиму она совсем исхудала, мало ела и все больше молчала. А когда с весной состояние ее не улучшилось, отец признался: «Я не знаю, что делать».

И тут одна семья из соседней деревни решила бежать. «Мы отправимся на север, – сказали соседи Янкиному отцу, – там земли без конца и без края, самая что ни на есть северная тайга, – пояснили они, – земли эти уходят далеко-далеко за Волгу, там люди свободные, живут без хозяина. На север мы и побежим».

Это были так называемые черные земли. На самом деле они принадлежали князю и поселенцы вносили за них небольшую плату, но чем дальше на северо-восток, тем чаще поселенцы жили своим умом и по своей воле, не признавая над собой никакой власти. От такой свободы захватывало дух, хотя и жилось в тех суровых краях несладко. Глава непокорной семьи в юности бывал на севере и уверял, что знает дорогу. Позвали они и отца с дочкой.

– А если поймают?

Сосед пожал плечами.

– Я все-таки попробую, – произнес он.

Большое путешествие по реке, в которое они отправились, внешне выглядело очень просто. Они медленно двигались на север вдоль очертаний той самой условной буквы R, образуемой на карте русскими реками. Сначала они поднялись вверх по Днепру, потом плыли на восток и, наконец, после краткого перехода посуху, вошли в маленькую речку, по которой спустились на нижнюю сторону этой огромной северной «петли», образованной медлительной Окой. Оказавшись на Оке, они вступили на земли великого князя, куда татарские разъезды не заходили.

Как приятно было наконец скользить по водной глади Оки. Рыба здесь водилась в изобилии. В дороге горе слегка утихло, и Янка снова стала есть. Однажды они даже поймали благородного осетра. Чем дальше заплывали они на северо-восток, тем сильнее менялось все вокруг. Лиственные деревья встречались здесь реже, зато ели и лиственницы – чаще. Их проводник сказал им: