Дублин

– Его в особенности! – ответил собеседник.

С такими людьми Дойл просто не мог найти ничего общего.

– Они ненавидят короля не столько за тиранию, – объяснил Дойлу один его друг, – сколько за то, что он не пуританин. И их число растет. – Тут друг Дойла улыбнулся. – Если ваша миссия здесь удастся, король Карл завоюет в Ирландии больше друзей, чем в Англии.

И это замечание Дойл крепко запомнил.

Шли недели. Король Карл и его парламент продолжали каждый стоять на своем, и Дойлу стало казаться, что Тайный совет проявляет все больше интереса к тому, чтобы договориться с ирландской делегацией. Обычно они встречались в зале старого Вестминстерского дворца или рядом с королевским дворцом в Уайтхолле. Часто после этого ирландская делегация в полном составе обедала в ближайшей таверне. Дойл, будучи членом Ирландской церкви, а также и тем, кто оказывал поддержку католикам, заметил, что к нему прислушиваются со все растущим уважением. Как-то раз в конце марта, когда Дойл только что вышел из зала, где шло обсуждение, его отвел в сторонку один из английских советников, пожилой джентльмен с седой бородой, – для разговора наедине. В тот вечер, собрав всю делегацию в своих комнатах в гостинице, Дойл подвел итоги встреч:

– Королю хотелось бы сделать для вас все, что он может. Но тут есть две проблемы. Первая – сила партии пуритан в его королевстве. Вторая – суммы налогов в Ирландии должны быть увеличены для всех, включая и протестантов в колониях. Он не может дать католикам все то, чего они хотят, но сделает все возможное, чтобы им помочь.

– И что именно? – спросил самый молодой член делегации.

– Он не может и не хочет позволить Ирландии иметь свою милицию. Парламентарии здесь, в Англии, усмотрят в этом угрозу – католическую армию, которую можно направить против них. Так они это видят. И я из собственных наблюдений могу подтвердить, что это действительно так. И тем не менее, – продолжил он, – король готов позволить вам, католикам, носить оружие. Он, если хотите, признает вашу преданность, а это важно.

– А что насчет штрафов за неподчинение и клятвы верности? – спросил другой джентльмен-католик.

– Клятва остается для тех, кто ищет государственных должностей. Протестанты иного не потерпят. Что до штрафов, он не посмеет официально от них отказаться, по крайней мере в настоящее время. Но он даст вам личное заверение, что требовать их выплаты не станут. И более того, король готов обещать, что католических священников не будут тревожить, пока они ведут себя благоразумно. Другими словами, он готов оставить нынешнее положение вещей и не поддастся требованиям таких, как Пинчер.

– Мы надеялись на нечто большее.

– Кое-что предложено. Вопрос наследования и угроза того, что наследники должны приносить клятву верности. Если ваша семья владеет землей шестьдесят лет, то этой неприятности можно будет избежать.

Это могло помочь очень многим семьям старых англичан; даже ирландцы вроде О’Бирнов в Ратконане, с удовлетворением отметил Дойл, могли отныне и навсегда чувствовать себя в безопасности при новых правилах.

– По крайней мере, это шаг в правильном направлении, – согласился джентльмен, задавший вопрос о клятве.

– Но есть и еще кое-что, – продолжил Дойл. – И это вопрос денег. – Он немного помолчал. – Они не станут их требовать. Но надеются, что мы можем сами предложить.

– И на какую сумму они надеются? Что именно мы можем предложить?

– Сорок тысяч фунтов.

– Сорок?.. – Это был общий глубокий вздох.

– Каждые три года, с уплатой по четвертям года. Со всей Ирландии, конечно, включая протестантских поселенцев и так далее.

– Это очень большие деньги, – заметил джентльмен-католик.

– Король, – сухо сообщил Дойл, – очень нуждается в деньгах.

На следующее утро Дойл написал Уолтеру Смиту и своему кузену Уолшу, спрашивая их совета насчет того, как можно собрать такие суммы. Но прошло три недели, прежде чем он получил от них ответ: они думают, это можно сделать.

Было начало мая, когда все тот же старый советник снова отвел Дойла в сторонку и попросил прийти на частную встречу с некоторыми его друзьями на следующий день. Естественно, Дойл согласился и наутро встретился со старым джентльменом у небольшого памятника на Чаринг-Кросс, к северу от Уайтхолла. Они вместе пошли на юг, к Вестминстеру, и Дойл был весьма удивлен, когда его спутник вдруг повернул к двери дворца Уайтхолл.

– Сюда, – сказал он, предлагая Дойлу войти в коридор.

В конце коридора находилась внушительная дверь, охраняемая двумя солдатами. Едва завидев подходивших, они распахнули ее.

И через мгновение торговец из Дублина оказался лицом к лицу с королем.

Да, это действительно был Карл, король Англии, ошибиться было невозможно. Дойл видел достаточно его портретов: длинные волосы, аккуратная остроконечная бородка и глаза Стюартов, очень красивые и немного грустные. Но кое-чего из портретов понять было невозможно.

Этот мужчина был крошечным. Великолепно одетым, в дорогом дублете с кружевным воротником… но крошечным. И тут Дойл вспомнил, как однажды встретился в таверне с художником, который ему пожаловался:

– Они хотят, чтобы я написал такой портрет короля, где тот выглядел бы героически. А я им сказал, что для этого мне придется посадить его на коня.

Даже в туфлях на высоком каблуке, что были нынче в моде при дворе, король едва доставал макушкой до груди дублинского мужчины. Но если Дойла удивило сложение короля, то не меньше его изумили и руки Карла. Они были необычными: очень изящными, с самыми длинными пальцами, какие только видел в своей жизни торговец. И кто бы мог вообразить, подумал Дойл, что вот этот элегантный, слегка похожий на паучка человек совсем недавно заявил парламенту, причем весьма недвусмысленно, что их единственная цель – делать то, чего хочет он, а если они решат спорить, то он просто отошлет их всех по домам. Вскоре Дойл обнаружил еще одну черту в странной личности короля: в частных разговорах король Карл всегда был очень вежлив.

Пожилой англичанин, представив Дойла монарху и подождав, пока Дойл не отвесит поклон, отступил назад, оставив Дойла в одиночестве стоять перед королем. А король Карл с легкой улыбкой любезно поблагодарил дублинца за терпение и помощь во время долгих переговоров.

– Я слышал много докладов о твоем поведении, мастер Дойл, – тихо произнес король. – И знаю, что ты человек вполне благонадежный и судишь обо всем с мудростью.

– Благодарю, ваше величество. – Дойл снова поклонился.

– Ты уверен, мастер Дойл, что возможно примирение с ирландскими католиками?

– Да, – честно ответил Дойл. – У меня много родственников-католиков, ваше величество, и я связан с ними тесными узами, а потому знаю: они преданы вам, а их семьи были верны британской короне вот уже более четырех веков. Такие люди – настоящие, преданные друзья вашего величества.

– Мне это известно, – сказал король с задумчивым кивком, – и в скором времени, уверяю тебя, я буду рассчитывать на их дружбу. Мне бы хотелось сделать для них больше уже сейчас, но в Англии есть джентльмены пуританских убеждений, которые вовсе не так благосклонно на все смотрят и которые создают трудности на этом пути.

Теперь король посмотрел туда, где стоял пожилой спутник Дойла. Это было сигналом к тому, что разговор закончен.

Но Дойл осознал, что, прежде чем расстаться с монархом, он должен сделать еще кое-что. Такой возможности он искал с прошлого лета. Раз или два в Дублине он поднимал эту тему, но успеха не добился. И теперь, понимал Дойл, ему подвернулся такой шанс, о каком он и мечтать не мог.

– Некоторые пуритане испытывают преданность многих живущих в Дублине, – сказал Дойл и весьма умно добавил: – А в связи с этим затрудняется сбор денег. И эти пуритане, я думаю, просто не могут быть друзьями вашего величества.

Взгляд короля мгновенно вернулся к торговцу.

– Как это?

– Я говорю о тех, кто открыто проповедует против правительства вашего величества и даже против тех, кто стоит ближе всего к вам. И они возбуждают разлад в народе, – мрачно пояснил Дойл, – с которым даже самые умные из нас не в силах справиться.

– Прошу, продолжай.

Торговцу понадобилось совсем немного времени, чтобы дать подробный отчет о проповеди Пинчера. Представленная им позиция, подчеркнул Дойл, делает невозможным не только мирное сосуществование со старыми англичанами. Этот злобный и опасный пуританизм стоит также весьма далеко от скромной Ирландской церкви, к которой принадлежит сам Дойл. Действительно ли король желал именно этого, уважительно спросил Дойл.

Король внимательно и серьезно выслушал его.

– Нет, наша воля не такова, мастер Дойл, – ответил он. – И это следует прояснить. Но, боюсь, в Дублине много таких, кто поддерживает подобные мнения.

– Такие есть, ваше величество. Но куда больше таких, кто не пойдет туда, куда ведет доктор Пинчер. – Дойл помолчал, а король задумчиво кивнул. Теперь Дойл был готов к завершающему ходу. Он сделал вид, что колеблется, а потом нанес удар. – И это ведь нападение не только на Церковь вашего величества и правительство, что я и само по себе нахожу бунтарским… но главное – слова, задевающие личность королевы…

Брови короля взлетели вверх.

– Королевы?

Дойл выглядел чрезвычайно смущенным. Дело в том, наконец пояснил он, что Пинчер постоянно упоминает о Католической церкви и королеве в самых оскорбительных выражениях: католическая шлюха, блудница, Иезавель. И твердит, что эту шлюху необходимо свергнуть.