Происхождение многих киевских аристократов было трудно угадать. В самом деле, даже среди множества русских князей, предками которых были скандинавы, светловолосые и белокожие встречались не реже черноволосых и смуглых. Однако Игорь вел свою родословную от сияющих аланов.
Род его пришел с востока. Вместе с другими представителями аланских и черкесских кланов отец Игоря примкнул к великому воину, князю Руси, и стал вместе с ним участвовать в походах за реку Дон, а поскольку сражался он храбро (не было равного ему всадника), то был даже принят в княжескую дружину. Когда князь вернулся в свои земли, отец Игоря сопровождал его и так дошел до рек и лесов Руси. Там он женился на благородной варяжской девице, и теперь их сын, Игорь, в свою очередь служил в дружине князя киевского.
Однако, кроме воинского поприща, были у Игоря и деловые интересы. В городе Киеве можно было вести самую разнообразную торговлю. Из плодородных черноземных южных областей в города, расположенные в огромных северных лесах, можно было посылать зерно, а по реке в Константинополь перевозить меха и рабов. С запада, из Богемии, доставляли серебро, а из земель, находящихся еще дальше за нею, – франкские мечи. Из Польши и с западных окраин Руси привозили важнейшую приправу – соль. А с востока, из сказочных неведомых стран, либо речным путем, либо караванами, по степи, доставляли множество чудесных вещей: шелка, камку, драгоценности, пряности.
Торговые связи Руси и в самом деле были весьма обширны. На всем протяжении водных торговых путей, объединяющих север и юг, – от северных прибалтийских лесов до степей по берегам теплого Черного моря – располагались фактории и даже крупные города. На севере важную роль играл Новгород. На середине водных торговых путей, в верхнем течении Днепра, находился Смоленск, а к западу от него – Полоцк. К северу от Киева располагался Чернигов, а южнее, образуя форпост на границе со степью, – Переяславль. Каждый из этих городов, как, впрочем, и многие другие, мог похвастаться тысячным населением. Примерно тринадцать процентов жителей Руси были купцами или ремесленниками – куда больше, чем в феодальной Западной Европе. Таким образом, по гигантской территории, где население жило охотой (охотясь старинными, дедовскими методами) или примитивным земледелием, были разбросаны многочисленные оживленные центры торговли, экономических союзов и товарно-денежной экономики. А правили ими главы торговых династий.
Итак, будущий сват расторг помолвку Иванушки со своей дочерью. Игорь, усмирив в душе обиду, надеялся, что встреча с товарищем по торговым делам изгладит разочарование. Уже давно он намеревался снарядить караван на юго-восток, по степным землям. Там, за полноводным Доном, где Кавказские горы спускаются из поднебесья к Черному морю, располагалось на полуострове Тамань древнее русское поселение Тмутаракань. А напротив Тмутаракани, на широком полуострове Крым, что выдавался в море в центре северного берега, простирались гигантские солончаки. В последние годы эту торговлю с Тмутараканью ослабило могущественное степное кочевое племя половцев. Однако, как сказал Игорь, «если мы сможем привезти большой груз соли, то в накладе не останемся».
Все складывалось неплохо. В начале лета они собирались привести несколько ладей, груженных солью, в маленькую факторию и крепость Русское на окраине степи; там у его товарища был склад. Оттуда и отправится караван под охраной вооруженных конников. «Жаль только, я не смогу с вами пойти», – искренне заметил он.
А потом обратился к компаньону с просьбой, которая повергла того в смущение.
Человек, сидевший напротив него, был на несколько лет младше. Он был не так высок, как Игорь, но массивен – с тяжелым подбородком, крупным восточным носом, набрякшими веками и черными глазами. У него были густые черные волосы и черная борода, подстриженная широким клином, а на затылке, грозя вот-вот упасть, красовалась крохотная ермолка. Это был Жидовин Хазар.
Он принадлежал к странному племени. На протяжении нескольких столетий его предки, воинственный народ тюркского происхождения, царствовали на территории, что простиралась от пустыни на берегах Каспийского моря до самого Киева. Когда адепты ислама подчинили себе Ближний Восток и попытались перейти через Кавказские горы на великую Евразийскую равнину, именно могучие степные хазары вместе с грузинами, армянами и аланами смогли остановить их на горных перевалах. «Так что скажите нам спасибо за то, что Киев сейчас не исповедует ислам», – любил напоминать он своему другу Игорю.
Хазарское царство ушло в прошлое, но хазарские купцы и воины до сих пор курсировали по степи между Киевом и своими опорными пунктами в пустыне, а в Киеве существовала крупная хазарская торговая община, поселившаяся возле городских ворот, названных Жидовскими. Ни один из товарищей Игоря не мог бы снарядить караван и провести его по степи более умело, чем Хазар Жидовин, лишь ему, по мнению Игоря, это было под силу. В самом деле, Игорь полагал, что у его компаньона только один недостаток.
Хазар Жидовин исповедовал иудаизм.
Все хазары исповедовали иудаизм. Эту религию они приняли, когда, на вершине их могущества, правитель их решил, что примитивное язычество недостойно их нынешнего царского статуса. Поскольку халиф Багдадский исповедовал ислам, а император Константинопольский – христианство, то правитель степей, не желая предстать младшим, второстепенным союзником ни того ни другого, вполне разумно выбрал последнюю оставшуюся религию, предполагающую веру в единого Бога, и хазарские полководцы перешли в иудаизм. Вот потому-то Жидовин говорил и на славянском, и на тюркском языке и предпочитал писать на них, пользуясь древнееврейским алфавитом!
– Возьмешь с собой в поход моего младшего сына Иванушку?
Только об этом и просил его друг Игорь. Так почему же тогда хазар медлил с ответом? Ответ, впрочем, был совсем прост: брать Иванушку с собой Жидовин боялся. Слишком хорошо знал он мальчика.
«Ясное дело, – думал он. – Если на нас нападут половцы и он погибнет в схватке с ними – что ж, это понятно. Но я этого мальца знаю как облупленного. Все будет по-другому. Он чего доброго в реку свалится да утонет или еще как-нибудь пропадет по глупости. А вина на мне». Но все ж ответил уклончиво:
– Иванушка еще молод. Не взять ли мне лучше его братьев?
Игорь прищурился:
– Ты мне отказываешь?
– Конечно нет, – смутился хазар. – Если ты уверен, что этого хочешь…
А теперь внезапно смутился Игорь. В иное время он просто приказал бы Жидовину взять Иванушку с собой, и тот подчинился бы. Но сегодня сердце его уже было уязвлено расторжением помолвки, и Игорь вдруг почувствовал, как его охватывает стыд. Хазар отлично разбирался в людях, стало быть, просто не хотел возиться с его сыном. На какое-то мгновение Игоря обуял гнев на Иванушку. Воин не любил неудачников.
– Не важно. – Он встал. – Ты прав. Он еще слишком молод.
На том размолвка была исчерпана.
Или почти исчерпана, ведь, уже уходя из дома хазара, он не удержался и спросил:
– Скажи мне, что ты думаешь об Иванушке? Каков он нравом?
Жидовин минуту подумал. Мальчик ему нравился, он немного походил на одного из его собственных сыновей.
– Он мечтатель, – любезно ответил хазар.
На обратном пути Игорь почти не поднимал глаз на красную звезду. Истому христианину не пристало сомневаться, что се – знамение Господне. А долг христианина – нести любые испытания, которые на него обрушатся. «Иванушка – мечтатель», – сказал Жидовин. Игорь знал, как прозвали мальчика собственные братья. «Святополк иначе как Иванушкой-дурачком его не величает», – с грустью подумал он.
А что с дурачком делать, ему было невдомек.
Спустя три дня красная комета исчезла с небосклона, и более никаких знамений в ту зиму на небе не появлялось.
Пришла весна. В начале каждого года в этих плодородных краях землю заливала вода, и вода эта была речная. Киев по праву считался городом на воде. Они вот-вот его увидят. Длинная ладья ровно шла по течению широкого, спокойного Днепра. Четверо гребцов в такт налегали на весла, ведя ладью по направлению к городу. Игорь стоял с сыном на корме, обнимая Иванушку за плечи.
Трехсаженная ладья была выдолблена из цельного древесного ствола. «Нет деревьев выше тех, – сказал Игорь сыну, – что растут на русской земле. Любой может взять топор и вырубить себе лодку из нашего могучего дуба». И теперь, стоя рядом с отцом, мальчик думал, что никогда еще не видел такого тихого, безмятежного утра.
Иванушка одет был в простую льняную рубаху и штаны, а поверх них накинул бурый шерстяной кафтан, ведь утро было еще холодное. На ногах у него ладно сидели маленькие зеленые кожаные сапожки, которыми он очень гордился. Его светло-каштановые волосы были подстрижены коротко, «под горшок».
На рассвете они побывали выше по течению, на запрудах, где княжеские данники ловили рыбу, а сейчас, успев управиться за утро, возвращались в город, на раннюю трапезу. А после того… Иванушка ощущал дрожь нетерпения, отдававшуюся где-то в желудке, ибо настал решающий день.
Он поднял глаза на отца. Как часто он видел его на какой-нибудь караульной площадке на высоких деревянных стенах над рекой: орлиным оком взирал он на простирающуюся далеко внизу водную гладь. Теперь же, когда Игорь, высокий и худой, стоял на корме, закутавшись в длинный черный плащ, действительно могло показаться, что он вот-вот раскинет руки, как крылья, взовьется в небо и замрет над рекой и лесами, чтобы внезапно камнем ринуться сверху на ничего не подозревающую добычу.
Какой сильной была отцовская рука, приобнимающая сейчас его за шею! Впрочем, сила эта была не только мужской, земной, человечьей: подле Игоря Иванушка ощущал и иную силу, волной прибывающую из прошлого, – неуловимую, точно призрак, неотступную, словно воспоминание, но наполняющую все его существо живым, трепетным теплом. «В твоих жилах течет кровь могучих воинов, – часто повторял ему Игорь. – Они сражались как львы, мир не знал наездников, которые сравнились бы с твоим дедом и прадедом; еще до прихода хазар, когда еще и горы были юными, наши предки уже славились силой и могуществом». И сердце его начинало учащенно биться, стоило отцу добавить: «А когда-нибудь и ты тоже поведаешь об этом своим сыновьям и тем, кто придет после них». Вот что означало иметь отца и быть сыном.
А сегодня он наверняка начнет свое великое поприще, уподобившись отцу и старшим братьям, и сделается воином, богатырем.
Монах разрешит все сомнения.
Тихо скользила ладья по волнам. В утренней тишине великий поток, открываясь взору, нес свои воды на юг. Воздух был прохладен, но тих. Туман еще клубился над рекой, и ее мощное, неустанное течение едва ощущалось на поверхности. Перед Иваном расстилалась бесконечно ускользающая, но неизменная и неподвижная река. Если посмотреть на юг, серо-синие воды и бледно-голубые небеса, казалось, сливаются на горизонте, образуя нежную дымку и вдалеке делаясь неотличимыми друг от друга, тогда как на востоке золотистый солнечный свет рассеивался в тумане.
Теперь перед ними стали вырисовываться вдали очертания городских зданий, и Иванушка едва слышно вздохнул в восхищении. Как прекрасен был Киев!
На правом берегу Днепра, отвесно возвышающемся над водой больше чем на пятнадцать саженей и ощетинившемся высокими деревянными частоколами, город протянулся версты на три, сильный, могущественный и неприступный, взирая с высоты на тихие, безмятежные окрестности.
Город состоял из трех главных частей. В первую очередь это был северный участок, находящийся на невысоком холме: там стоял мощный старинный детинец с княжеским теремом и большой церковью, основанной за восемьдесят лет до описываемых событий самим Владимиром Святым и называемой Десятинной. На юго-западе, совсем рядом с ним, отделив лишь небольшим оврагом, возвели новый, куда более внушительный «город»; построили его по приказу великого сына Владимира Ярослава Мудрого, составителя «Русской правды», первого русского свода законов. С «городом Ярослава» граничил еще один участок, даже больше предыдущего; он сбегал к реке и тоже был защищен деревянными стенами. Это была окраина, так называемый Подол, где селились купцы победнее и ремесленники. А реку усеивали причалы, к которым приставали неуклюжие, массивные парусные ладьи.
Многие высокие здания в Киеве были сложены из кирпича. На Подоле почти все, исключая несколько церквей, было выстроено из дерева. Насколько хватит глаз, землю покрывали приветные лиственные леса, растущие даже на высоких, отвесных склонах, обрывавшихся над Днепром.
Повсюду в городе блестели в лучах утреннего солнца золоченые кресты с дополнительной косой перекладиной, символизирующей в восточном христианстве подножие, на которое опирались ступни Христа, и сияли золотом широкие купола церквей. Воистину, великий город сам походил на огромный, сверкающий корабль, скользящий по речным волнам.
Хотя правый берег был высок и усеян частоколами, левый был низок, и здесь, как и во многих иных местах по течению Днепра, река затопляла берега. Поблескивая на солнце, заливала она поля, принося с собой не только воду, но и плодородный ил. Каждую весну благодаря этому чудесному омовению земля возрождалась.
Когда город стал приближаться, Иван забеспокоился. Не так давно у него, слишком быстро растущего отрока, обнаружилась боль в коленях. Но самое главное – он не мог сдержать волнение.
Ведь всего неделю тому назад Игорь объявил ему: «Пора нам решить, как поступить с тобою. Возьму-ка я тебя к отцу Луке».
Это была великая честь. Отец Лука был духовным наставником его отца, и тот никогда не принимал ни одного важного решения, предварительно не посоветовавшись с ним. Говоря о старом монахе, он всегда с почтением понижал голос, уверяя, что его духовник всеведущ. И всегда отправлялся к нему в одиночестве. Даже старших братьев Иванушки Игорь никогда не привозил к отцу Луке. Неудивительно, что, когда Игорь сообщил ему о готовящейся поездке, Иванушка сначала покраснел, а потом побледнел.
Он снова и снова воображал предстоящую встречу. Добрый старик, высокий, с пышной, ниспадающей на грудь белоснежной бородой, с ангельски умиротворенным ликом, с очами, сияющими подобно солнцу, возложит длани на главу его, благословляя, и объявит: «Воля Господа, Иван, в том, чтобы ты стал великим воином». Вот как должно быть. Он посмотрел сначала на отца, потом на крепостной вал с блаженной доверчивостью во взоре.
А Игорь поглядел на сына. Правильно ли он поступает? Ему казалось, что да, но он намеревался обмануть Иванушку.
Как красивы его родители, как красивы его братья! Его охватывал блаженный трепет, стоило ему только взглянуть на своих близких. Все они собрались в палате большого деревянного терема. Свет проникал сквозь окна, забранные не стеклом, а слюдой. Свет также отражался от желтых глиняных изразцов, которыми был выложен пол, и потому вся палата, казалось, была напоена сиянием.