Степанов хотел быть на сто процентов уверенным
в собственной правоте – а вот никак не получалось!
Не выходило из Степанова правоверного инквизитора,
не мог он найти ужасного в поведении этой Оксаны.
Более того, он даже начал ей симпатизировать!
3.
Но тут, как всегда, в дело вмешалась нечистая сила.
Заехал в общагу выпить пивка некто Генка Якимов,
местный, из Авиагородка, вполне взрослый парень.
Генка на пару со Стромыгиным работал сторожем,
по ночам охранял большую столовую в аэропорту,
где иногда Степанову доводилось вкусно кушать,
причём ночью, на халяву – мечта нищего студента.
Степанов был голоден и зол, а потому не удержался,
рассказал всё Якимову в расчёте на пропитание.
Генка обрадовался приключению – по ночам он скучал,
а спать на стульях в огромном зале было неудобно,
он мог устроить там хоть дискотеку – чем не квадрат?
Генка и предложил Степанову проверить Оксану —
если поведётся, значит, девка совсем пропащая.
Якимов сам попёрся к Оксане, договорился о встрече,
друзья затарились вином и ждали совсем недолго,
Оксана не продинамила, составила им компанию.
Веселье на сдвинутых стульях затянулось за полночь.
Разморённый котлетами и «Агдамом» Степанов
и так, и эдак присматривался к «тайной развратнице»,
но никакого шарма в ней так и не обнаружил —
обычная симпатичная любительница повеселиться,
такая же голодная студентка, как и сам Степанов.
Правда, скользило в её повадках нечто расчётливое,
этакое взрослое и даже немножко театральное.
Генка с Оксаной в темноте возились и хихикали,
сытый Степанов спал, провалившись в пьяную муть.
Под утро неуёмный Генка разбудил собутыльника —
давай, мол, она согласна, нормальная баба, чего ты?
4.
Похмельный Степанов ехал в общежитие «зайцем» —
не привыкать, пять минут позора, денег-то нет.
Он вжимался горячим лбом в холодное стекло,
убеждая себя, что доказательств больше не требуется,
тварь эта чёртова Оксана, наглая и бессовестная.
Ни минуты не желая физиологической близости,
Степанов искал и находил одни неприятные вещи —
интонации в её голосе, развязность поведения,
некачественный макияж, фальшивость смеха —
он словно убеждал себя в том, что гнусная мерзость
пропитывает рыжеволосую красотку изнутри,
она – исчадие ада, она – порождение скверны…
На душе было мерзопакостно и хотелось выть.
В очередной раз картина мира давала трещину,