Эта весть заставила Виллафану задуматься, ему не верилось, что он так далеко от своей цели, и потому он с тем же вопросом обратился к другим воинам. От всех он получил тот же ответ, все восхищались храбростью молодого Авилы и говорили, что теперь он в Теночтитлане. Приходилось вооружиться терпением, но, не желая терять времени, он стал наводить справки о Рамузио. Этого найти было труднее.
– Рамузио, Рамузио… Нет, я не знаю такого! – был общий ответ.
– Он был в отряде Сандоваля,? – пояснял Виллафана.
– Ах так… Сандоваль занимает теокалли. Ступай туда, товарищ, может быть, ты его там найдешь.
Виллафана пошел по знакомой ему дороге и спустя полчаса стоял перед молодым воином, которого звали Рамузио.
Он небрежно сидел на скамье и с видимым неудовольствием смотрел на толпившихся на площадке храма солдат, он принадлежал к той партии воинов Кортеса, которые были недовольны тем, что полководец оставил побежденным их лошадей и вооружение и сверх того одаривал их золотом.
Виллафана заметил это и, садясь рядом с ним, сказал:
– Здравствуй, приятель. Я прибыл из Испании и наконец-то нашел тебя!
Рамузио медленно поднял голову и взглянул на говорившего.
– Меня? – спросил он равнодушным голосом.? – Я тебя не знаю.
– Но я тебя тотчас узнал, хотя ты давно покинул родину. Я привез тебе хорошие вести.
– От кого? От моего брата? Других родственников у меня нет, а друзей у меня также не было! – произнес он, и в голосе его послышалась горечь, приятно поразившая Виллафану.
– Да ведь ты и брат твой расстались друзьями?
– Хороши друзья! Он украл у меня сердце моего отца. Ведь ты знаешь, что отец лишил меня наследства, и я приехал в Мексику искать золото!
– Гм, в наследстве ему повезло! – продолжал Виллафана.? – Ваш старый родственник, выселившийся некогда в Италию, о котором все забыли, завещал ему свое состояние в двадцать тысяч пиастров.
– Ему одному? – с живостью спросил Рамузио.
– Конечно. Старик вернулся на родину и заболел, а твой брат ухаживал за ним. Ну, старик сделал духовную… из благодарности… понимаешь!
– И это ты называешь хорошей вестью? Молчи лучше! – вскричал Рамузио, гневно топнув ногой.
Виллафана взглянул не без удовольствия на гневное, но красивое лицо молодого воина.
– На родине еще не забыли красивого молодого Педро,? – продолжал он.? – У меня есть поклон к тебе. Отгадай, товарищ, от кого?
Рамузио покраснел.
– Не правда ли, Рамузио, сердце твое забилось сильнее! Не все еще потеряно, ты можешь вернуться на родину. Но, может быть, я ошибаюсь! Ну, отгадывай же!.. Донна…
– Глупости! – вскричал Рамузио.? – Говори без обиняков, от кого поклон?
– Нет, так нельзя. Я могу говорить только тогда, когда ты назовешь ее, потому что если ты думаешь о другой, то я о своей донне ничего сказать не смею!
– Брось свои шутки и говори прямо, я думаю только об одной.
– Какой хитрец! – засмеялся Виллафана.? – Но меня не проведешь.
– Но кто ты? – спросил Рамузио, внимательно всматриваясь в незнакомца.
– Ну вот неужели ты не узнаешь Виллафану? – возразил незнакомец с притворным изумлением.
– Нет,? – ответил Рамузио, немного подумав.
– Правда, ты не можешь помнить меня, ты был слишком мал, когда я уехал, а когда я вернулся, то уже не застал тебя. Но я хорошо знал твоего отца. Товарищ,? – сказал Виллафана вставая,? – там, в городе, бывшие воины Нарваеса дружатся с героями Кортеса за стаканом шоколада и пульке. Пойдем со мной, на мою квартиру, пульке такой же хороший напиток, как и вино, в особенности когда нельзя достать вина. Пойдем промочим горло, легче будет разговаривать.
Он взял его под руку, и Рамузио без сопротивления последовал за ним, несмотря на то что был сильно утомлен быстрым переходом и жарким боем предыдущей ночи. Между тем и солнце уже скрылось за цепью Андов, над которыми царила снежная вершина Оризаба.
* * *
Поданное индейцами-слугами Виллафаны пульке отличалось необыкновенной крепостью и скоро подействовало на усталого воина. Виллафана тотчас заметил это, но еще избегал возобновлять прежний разговор и продолжал рассказывать о своем переезде через океан и своих приключениях на Эспаньоле и Кубе. Но наконец он решил приступить к делу.
– За твое здоровье, товарищ! – воскликнул он, поднимая кубок.? – Выговаривай же лозунг, чтобы мы могли говорить откровенно о дорогой донне.
– Итак… донна Луиза! – начал Рамузио нерешительно.
– Браво! Но этого мало. На свете есть много Луиз! Луизой зовут также смуглую принцессу, супругу Альварадо. Дальше, дальше… скажи фамилию?
– Донна Луиза – первая красавица во всей Севилье! Дочь врача Костанеды! – воскликнул с живостью Рамузио.
– Верно! Не слаб ли этот пульке? – заметил Виллафана.
Рамузио выпил полную чашу и спросил:
– Любит ли она еще меня?
Виллафана хитро усмехнулся и, постукивая своими тонкими пальцами по столу, сказал:
– Теперь отец согласен на ваш брак. Горе дочери тронуло наконец его сердце. За здоровье будущей супруги Рамузио! – воскликнул он, чокаясь с молодым воином.
– Правда ли это? – спросил Рамузио, осушая чашу.
– Отец ее не без основания переменил свое мнение,? – пояснил Виллафана.? – Педро Рамузио разбогател в одну ночь. Но к этой радостной вести я должен прибавить и печальную. Твой брат умер, и ты теперь единственный наследник всего его имущества и двадцати тысяч пиастров.
Рамузио остолбенел от изумления, и его мутный взгляд оживился мгновенно.
– Бедный брат! Он теперь находится перед престолом Всевышнего! – произнес он наконец, склонив голову на руку.
– Ну за твое здоровье, товарищ! – воскликнул Виллафана, заставляя Рамузио снова осушить чашу.? – Гм, что же мы теперь будем делать? Останемся ли здесь или поедем на родину, где нас ждет счастье и довольство?
– О, если бы у меня были крылья, чтобы перелететь через океан! – воскликнул Рамузио.? – Испания в тысячу раз прекраснее Нового Света!
– В особенности когда там есть деньги! – прибавил Виллафана.? – За твое здоровье, товарищ!
Но Рамузио не мог уже больше пить. В последние дни ему пришлось совершить с Сандавалем утомительные переходы по горам для спешного присоединения к Кортесу, а затем в бурную ночь участвовать в приступе на теокалли. Он был сильно изнурен и под влиянием радостных вестей и крепкой пульке, которым его усердно угощал Виллафана, стал бормотать несвязные слова, а затем, склонив голову на стол, заснул крепким сном.