Оценить:
 Рейтинг: 3.67

Главная тайна горлана-главаря. Ушедший сам

<< 1 ... 43 44 45 46 47 48 49 >>
На страницу:
47 из 49
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля

«Сами ли они так спешили, или их подстёгивала чья-то невидимая (для нас невидимая) рука?»

В воображении Валентина Скорятина момент расставания предстал так:

«Трогается поезд. Прощальные взмахи рук. Ёкнули ли сердца отъезжающих? Пронзило ли предчувствие Лилю Юрьевну, что расстаётся с поэтом навсегда? Понимают ли Брики, как тяжело их другу? И всё же уезжают? Оставляют одного? Вполне осознанно лишают его своей поддержки? Какими словами можно передать то, что творилось в душе Маяковского?

Вижу его одинокую фигуру на перроне…»

Тридцать семь лет спустя, давая интервью македонскому журналисту, Лили Брик сказала:

«Он нас провожал на вокзале, был такой весёлый…»

19 февраля с пограничной станции Столбцы, что неподалёку от Польши, Брики отправили Маяковскому телеграмму:

«Крепко целуем твои Кисы».

24 февраля Маяковский послал им вдогонку письмо, в котором сообщил:

«Валя и Яня примчались на вокзал уже, когда поезд пополз. Яня очень жалел, что неуспел ни попрощаться, ни передать разные дела и просьбы. Он обязательно пришлёт письмо в Берлин».

«Валя и Яня» – это, как нетрудно догадаться, всё те же ближайшие друзья Бриков и Маяковского – супруги Аграновы, Валентина Александровна и Яков Саулович. Что за «дела» и «просьбы» рвался передать уехавшей чете друг «Аграныч», Владимир Владимирович, разумеется, расшифровывать не стал.

Аркадий Ваксберг прокомментировал письмо поэта так:

«Эти загадочные строки дали впоследствии основания антибриковской рати предложить версию, будто Агранов должен был передать с Лилей и Осипом какие-то задания чрезвычайной важности. Но разве такие задания даются на перроне вокзала перед отходом поезда? И разве важные секретные документы (предметы?) отправляются с курьерами, не защищёнными диппаспортами и, значит, подлежащими таможенному досмотру по обе стороны границы? Наконец, что же это за шпионский "патрон", который опаздывает к отбытию своих агентов? Уж мог бы тогда, ради столь важного дела, задержать их отъезд на пограничной станции и отправиться им вдогонку».

О том, чем предстояло заниматься Брикам в Берлине, и чем они на самом деле там занимались, никаких документальных свидетельств, разумеется, нет. Известно лишь, что они часто (надо полагать, «с научной целью») посещали кинотеатры, в которых демонстрировались новинки той поры – звуковые кинофильмы. Осип Максимович к тому же (как о том пишет Бенгт Янгфельдт) прочёл…

«…публичную лекцию на немецком языке о новейшей литературе в Советском Союзе. <…> Выступление в Берлине прошло с успехом, но у рапповцев в Москве оно вызвало сомнение по поводу правомерности Осипа: на самом ли деле он говорил то, что надо?»

Судя по всему, отказ во въездной английской визе, полученный Бриками ещё в Москве, был не очень категоричным. Поэтому 5 марта они уже в Берлине снова обратились в посольство Великобритании и, в ожидании ответа, взялись за дела гепеушные. Об этом в переписке Лили Юрьевны с Маяковским кое-какая информация сохранилась. 8 марта она написала:

«…обязательно скажи Снобу, что адрес я свой оставила, но никто ко мне не пришёл, и это очень плохо…

Люби меня, пожалуйста.

Я тебя очень, очень люблю и очень-очень скучаю.

Целую ужасно крепко».

«Снобом», «Снобиком», как мы помним, называли старого друга семьи Бриков и Маяковского – Льва Эльберта, незадолго до этого возглавившего 1-е отделение (нелегальная разведка) иностранного отдела ОГПУ (ИНО ОГПУ). Из Лилиного письма следует, что Лев Гилярович тоже дал Брикам какие-то поручения, выполнение которых у них по каким-то причинам срывалось.

Слова Лили Юрьевны, что «это очень плохо», вызвали у Ваксберга резонный вопрос:

«Кому – плохо? Мы вправе – и должны! – задать этот важный вопрос. Чем обременила и обеспокоила Лилю неявка анонимного адресата, если просьбой оставить свой адрес ограничилось полученное ею задание? Почему данные ей поручения, которые она в своих письмах неуклонно шифрует, Лили принимала так близко к сердцу?»

Обращение Лили Брик к Маяковскому с просьбой («обязательно скажи Снобу») у Валентина Скорятина тоже вызвало вопросы:

«…как же можно выполнить такое поручение? Искать Эльберта по Москве? Трезвонить ему домой, на службу?»

Аркадий Ваксберг:

«Перечень загадок станет ещё более длинным, если учесть, что именно "Сноб" – чекист Лев Эльберт, а не кто-то другой из друзей-литераторов (впрочем, с ними уже всё было порвано) – невесть почему оставил свою московскую квартиру и переселился после отъезда Бриков в Гендриков, заменив их собой в качестве ежедневного и непременного общества "осиротевшему" Маяковскому. Лубянские иерархи от него просто не отлипали, случайно (или намеренно?) оттеснив от поэта его привычный круг».

Валентина Скорятина тоже заинтересовало, зачем Лев Гилярович поселился «под одной крышей с Маяковским»:

«Для того, чтобы хоть как-то сгладить одиночество поэта?»

13 марта из Берлина в Москву полетела новая весточка:

«Передал ли тебе и Яне привет Оболенский?»

Эта фраза говорит о том, что разъезжавший по заграницам 28-летний кинорежиссёр Леонид Леонидович Оболенский тоже выполнял какие-то поручения Лубянки.

А Маяковский оказался в это время в Москве в одиночестве.

Аркадий Ваксберг:

«Но это вовсе не значит, что в роковом отъезде Бриков – именно в нём, а не в чём-то другом – непременно кроется загадка гибели Маяковского, будто бы подготовленной шефами лубянского ведомства.

Настоящей загадкой было – и остаётся – только одно: как могла Лиля, с её безошибочно тонким чутьём, легкомысленно отправиться в не слишком ей нужный вояж и оставить Маяковского на столь длительный срок наедине с собою самим? Притом в тот самый момент, когда его нервное напряжение было уже на грани срыва… Не оттого ли, что эта поездка была прежде всего нужна вовсе не ей, и отложить её она уже не могла, даже если бы захотела?

Впрочем, и эта гипотеза нуждается в доказательствах. Абсолютно достоверных пока не существует».

Здесь Аркадий Ваксберг вновь подошёл почти вплотную к разгадке главной тайны «горлана-главаря». Правда, он всё ещё пытался как-то оправдать поведение Лили Брик, не желая признавать, что это они, Брики, вместе с Аграновым вынесли Маяковскому мстительный приговор. Пока Лили Юрьевна и Осип Максимович находились в Москве, это мщение совершалось нанесением поэту мелких, но весьма чувствительных «уколов». Отправив Бриков за рубеж, «Аграныч» мог приступить к осуществлению главных ударов.

Вскоре в Берлин приехали Эльза Триоде и Луи Арагон, с которым Брики давно хотели познакомиться. Лили Юрьевна записала в дневнике: «Хорош Арагон». Но чуть позднее добавила, что он…

«…не встречается с Эйзенштейном за то, что тот жал руку Маринетти и снимался с ним на фотографии».

Но ведь Маяковский тоже пожимал руку этому итальянскому футуристу, что, однако, не помешало Арагону встречаться с экс-футуристом советским.

Впрочем, мы несколько забежали вперёд, начав рассказывать о событиях, которые происходили в марте. В феврале тоже случилось немало интересного! Поэтому вернёмся во второй месяц 1930 года.

Без Бриков

Ещё 17 февраля, получив резолюцию о необходимости передачи экспонатов выставки «20 лет работы Маяковского» в Публичную библиотеку имени Ленина, её директор Владимир Иванович Невский (Феодосий Иванович Кривобоков) поддержал это предложение.

Маяковский через несколько дней написал ответное письмо:

«В Публичную библиотеку СССР им. В.И.Ленина

Согласно предложению библиотеки – передаю полностью выставку "20 лет работы".

Согласно с постановлением собрания от 15.II.30 г. и решения Ударной бригады необходимо:

1. Отдельную площадь (для постоянного показа и работы).

2. Пополнение, в согласии с Ударной бригадой, – новыми материалами.
<< 1 ... 43 44 45 46 47 48 49 >>
На страницу:
47 из 49