Сеятелей крамолы власть беспощадно преследовала, сажая их в тюрьмы, ссылая в глухие дальние места, отправляя на каторгу. Но бунтарей от этого меньше не становилось.
Даже когда 19 февраля 1861 года царь Александр Второй подписал высочайший Манифест «О Всемилостивейшем даровании крепостным людям состояния свободных сельских обывателей», предоставлявший российским крестьянам волю, ряды мятежно настроенных людей всё равно продолжали множиться. А 28 августа 1879 года Исполнительный комитет тайной антиправительственной партии «Народная воля» и вовсе приговорил императора-освободителя к смертной казни.
За царём началась охота.
1 марта 1881 года в Санкт-Петербурге на набережной Екатерининского канала около 2 часов 25 минут пополудни народоволец Игнатий Иоахимович Гриневицкий бросил под ноги императору бомбу. Оба – террорист и его жертва – от ран, полученных в результате взрыва, в тот же день скончались.
4 марта петербургская газета «Русь» горестно восклицала:
«Царь убит!.. Русский царь, у себя в России, в своей столице, зверски, варварски, на глазах всех – русскою же рукою… Позор, позор нашей стране!.. Пусть же жгучая боль стыда и горя проникнет в нашу землю из конца в конец, и содрогнётся в ней ужасом, скорбью, гневом негодования вся душа!»
Откликаясь на эту трагедию, Московская городская дума приняла постановление, в котором говорилось:
«Свершилось событие неслыханное и ужасающее: русский царь, освободитель народов, пал жертвою шайки злодеев среди многомиллионного, беззаветно преданного ему народа. Несколько людей, порождение мрака и крамолы, осмелились святотатственною рукою посягнуть на вековое предание великой земли, запятнать её историю, знамя которой есть Русский Царь!»
На жестокий террор мятежных бунтарей власть ответила не менее жестоко – всех, кто был замешан в совершении террористических актов, стали приговаривать к смертной казни через повешение. Полиция и жандармерия получили право производить обыски в любое время суток и задерживать людей на основании малейшего подозрения.
Но революционно настроенных молодых людей это не испугало. И в декабре 1886 года группа народовольцев, одним из вожаков которой был двадцатилетний студент Петербургского университета Александр Ильич Ульянов, создала особую «Террористическую фракцию». В качестве первой жертвы молодые «бомбисты» избрали императора Александра Третьего. Он был не просто приговорён к смерти, его планировали убить в шестую годовщину рокового покушения на его отца, Александра Второго – 1 марта 1887 года.
В этот день, взяв заранее изготовленные бомбы, бесстрашные террористы вышли на Невский проспект и принялись ждать появления императорского кортежа. Однако Охранное отделение сработало очень чётко – все 15 участников готовившегося покушения были арестованы. Семерых вожаков (в том числе и Александра Ульянова) по приговору суда повесили, остальных на разные сроки отправили в Сибирь.
Ликвидация «Террористической фракции» поставила крест на самом существовании партии «Народная воля» – с марта 1887 года этой революционной организации в России уже не существовало.
Но, как известно, свято место пусто не бывает, и среди российской интеллигенции стали стремительно распространяться идеи германского философа-бунтаря Карла Маркса. Младший брат казнённого Александра Ульянова – Владимир – тоже стал марксистом. В начале 90-х годов XIX века он тихо жил в провинциальном городе Самаре и работал в скромной должности помощника присяжного поверенного.
В это время в Закавказье подрастал никому неизвестный юноша, которого звали Иосиф Джугашвили. Родился он в грузинском городе Гори. По официальной версии случилось это 9 декабря 1879 года, но в метрической книге Горийской Успенской соборной церкви, в которой регистрировали всех родившихся, стоит другая дата: 6 декабря 1878 года. Однако началом своего жизненного пути Иосиф Джугашвили до конца дней своих считал 21 декабря 1879 года (по новому стилю), явно желая выглядеть в глазах современников на год моложе.
В 1893 году он закончил третий класс Горийского духовного училища, в котором был одним из лучших учеников. Его мать, Екатерина Георгиевна Джугашвили, мечтала, чтобы её сын стал священником. Но Иосиф неожиданно принялся с увлечением сочинять стихи.
В этот момент маленький Володя Маяковский, живший в другом грузинском селении (Багдады), ещё даже говорить не умел.
Детские годы
Давая в 1927 году интервью чехословацкой газете «Прагер пресс», Владимир Маяковский сказал, на каком языке он заговорил:
«Первый язык – грузинский».
Александра Алексеевна Маяковская:
«В Багдади все жители были грузины, и только одна наша семья – русская. Дети играли с соседскими детьми и учились грузинскому языку. Оля подружилась с девочкой Наташей Шарашидзе. Они разговаривали по-грузински, и от них выучился грузинскому языку Володя».
Ольга Маяковская:
«Мы с братом дружили с крестьянскими детьми, разговаривали с ними по-грузински и вместе изобретали разные игры».
Соседи удивлялись этому и, по словам Александры Алексеевны…
«Они говорили: "Русские дети, а как хорошо говорят по-грузински!" – и угощали их виноградом».
Житель города Кутаиса Исидор Морчадзе, встретившийся с семьёй Маяковских чуть позднее, даже русскими их не мог назвать:
«Так хорошо все говорили по-грузински, что я лично считал их грузинской семьёй».
Другой кутаисец, Владимир Джапаридзе, оставил такие воспоминания:
«Хочется здесь отметить ещё одну характерную черту семьи Маяковских, а именно вот что: они хорошо говорили по-грузински. Но Володя особенно. Достиг он этого, вероятно, ещё с детства, играя с сельскими ребятишками и беседуя с объездчиками и крестьянами, или бывая с отцом в его поездках по лесничеству. И вообще он был очень способный мальчик. Когда я в Кутаиси слышал его ещё детскую грузинскую речь, мне оставалось только удивляться чистоте его произношения, а слова А.И.Герцена, что "мы, русские, говорим на всех языках, кроме иностранных", намекая на неправильное произношение, к нему оказались бы совершенно неприменимыми».
Людмила Маяковская:
«Условия жизни в Багдади были трудные. У нас почти не было ни нянь, не говоря уже о боннах и гувернантках. С утра до вечера мы жили в трудовой, полной забот обстановке».
Александра Алексеевна Маяковская:
«Работать мне приходилось много: от раннего утра до позднего вечера. Нужно было заботиться о детях, поддерживать чистоту, давать образование, воспитывать. Нужно было внимательно следить, чтобы у детей не появлялись плохие черты характера и привычки. Я старалась направлять их на лучший путь, терпеливо и спокойно объясняла им всё, оберегала от плохих влияний».
Александра Алексеевна, к сожалению, не уточнила, куда должен был вести этот «лучший путь», по которому она «старалась направлять» своих детей. А ведь искателей лучшего в те неспокойные времена было предостаточно. Один из них был совсем молодым ещё человеком. Жил он, как и младший брат казнённого народовольца Ульянова, в далёком от села Багдады городе Самаре и сочинял рассказы, в которых воспевались люди, неустроенные в жизни, босяки. У него даже была написана поэма «Песнь старого дуба», в которой говорилось:
«Я в мир пришёл, чтобы не соглашаться».
Автора этой «Песни» звали Алексей Максимович Пешков. С чем именно не хотелось ему соглашаться, неизвестно – поэму свою, так нигде не опубликовав, он уничтожил. Но 5 марта 1895 года напечатал в «Самарской газете» (под псевдонимом Максим Горький) другую поэму – «Песню о Соколе», в которой прославлялся крылатый герой, погибший в борьбе за свободу:
«О, смелый Сокол!.. Пускай ты умер!.. Но в песне смелых и сильных духом всегда ты будешь живым примером, примером гордым к свободе, к свету!
Безумству храбрых поём мы песню!»
О том, что за «Сокол» воспевался в этой «Песне», в те годы никому растолковывать было не нужно. Все понимали, что речь идет о «смелых и сильных духом» храбрецах, совершавших террористические акты и гордо шедших на эшафот во имя свободы.
Вряд ли эти смелые и гордые строки долетели тогда до грузинского села Багдады – «Самарскую газету» читали только в Поволжье.
И газету «Иверия», выходившую в Тифлисе под редакцией князя Ильи Григорьевича Чавчавадзе (писателя и поэта), семья Маяковских тоже вряд ли выписывала. А на первой странице этой газеты 14 июня 1895 года было напечатано стихотворение «Дила» («Утро»), в котором не было призывов к мятежу, к бунту – в нём воспевалась природа:
«Раскрылся розовый бутон,
Прильнул к фиалке голубой,
И, легким ветром пробуждён,
Склонился ландыш над травой..»
Под стихотворением стояла подпись – И.Джугашвили. Юный поэт к тому времени с отличием окончил Горийское духовное училище и поступил в Тифлисскую духовную семинарию.
Дети багдадского лесничего природу тоже любили. Их мать вспоминала:
«Володя и Оля любили ходить в горы, в лес, купаться в речке, особенно любили бывать на водяных мельницах. Там они смотрели, как крестьяне мелют кукурузное зерно, как водопадом, с шумом, спадает вода. Знакомились и разговаривали по-грузински с крестьянами и их детьми…
Володя бросал камни в воду и обычно говорил:
– Я левой рукой бросаю, а они дальше летят…