Комендантский час

Манцев стоял, прислонясь к теплому кафелю голландки, и слушал Мартынова, меряющего шагами кабинет.

– Мы все обдумали. Пойдут они к Васильеву. Мы их возьмем. А дальше? Собан-то опять уйдет, и Копытин тоже.

– Ну и что ты предлагаешь, Федор?

Мартынов подошел к Манцеву, наклонился.

– Есть план, – азартно сказал он.

– Излагайте.

– Мы решили так…

Собан и Копытин играли в карты.

– Карта тебе прет, Витя, как из параши.

Копытин подтянул к себе выигрыш:

– Ничего, Коля, карта не лошадь, к утру повезет. – Копытин начал быстро сдавать карты.

Собан взял, поглядел, бросил:

– Я тебе что хочу сказать, Витя. Интересовались тобой.

– Кто? – дернул щекой Копытин.

– Солидный мужик. Раньше в сыскной служил.

– Что ему надо?

– Не сказал.

– Хочешь, я тебе скажу? – Копытин перегнулся через стол. – Хочешь?

– Не психуй, гнида, – Собан оттолкнул Копытина.

– Так вот, они хотят, чтобы мы с тобой часть взятого офицерскому заговору отдавали.

– Точно?

– Я же, знаешь, зря языком не бренчу.

– Значит, – усмехнулся Собан, – опять експлатация. Мы бери, а им отдавай. Не выйдет.

– Нет, ты не знаешь этих людей. А я их знаю.

– Витя, ты кто будешь? А то о тебе разное говорят.

– Я офицером был. А теперь свободный человек. Мне не нужны ни белые, ни красные. Жить хорошо хочу. Поэтому слушай меня, Николай.

Копытин достал портсигар, щелкнул крышкой, протянул Собану.

Они закурили.

– Ты, Собан, дурак. Не прыгай, сиди тихо. Дурак. Все ты можешь в налете взять. Цацки, деньги, жратву. Все, кроме ума.

– Ишь, падло, как заговорил. – Лицо Собана налилось, губы стали тонкими и жесткими.

– Ты глазами не зыркай. Я не из пугливых. Насмотрелся того, чего тебе с твоими сопливыми мокрушниками никогда не увидеть. Они кровью хвастают. Так я ее за день проливал больше, чем они за две жизни.

Лицо Копытина обострилось, глаза стали прозрачными и страшными, тиком пошла щека.

Собан посмотрел на него, ему стало неуютно в этой комнате. Словно кто-то вошел сзади и приставил наган к его затылку.

– Слушай меня, – продолжал Копытин, – ну возьмем мы еще пять мешков денег. А дальше? Ну, пропьем, прогуляем… А потом? Через полгода ЧК и уголовка на ноги встанут и прихлопнут нас, как мух.

Копытин ткнул окурок в тарелку с сардинами. Взял бутылку, разлил.

– Я тебе вот что предлагаю. Проведем три дела и уйдем.

– Куда?

– Сначала в Петроград, оттуда в Финляндию.

– Так нас там и ждут. – Собан в два глотка выпил водку. – Ждут и плачут.

– Таких, как сейчас, с этим, – Копытин презрительно подбросил пачку денег, – с этим нет. Мы сделаем три дела. Возьмем камни у Васильева, валюту на Мясницкой, и еще одно. О нем потом скажу. А дальше век за границей живи, в богатстве и роскоши.

– Когда уйдем? – Собан вскочил.

– Сроку всего десять дней. В Петрограде у меня люди есть. Они за эту бумагу нас переправят. Так мы ее всю им отдадим.

– Смотри, Виктор, – ощерился Собан, – со мной не шути.

– Нас, Коля, одна веревка повязала. Ты без меня никуда, а я без тебя.

Манцев и Мартынов ехали по заснеженным улицам Москвы в сторону Пресни.

Автомобиль остановился у фабричных ворот с надписью над ними: «Московские электромеханические мастерские».

Они шли через чисто убранный, разметенный двор. Здесь, видимо, уважали свой труд. Стояли ящики под аккуратным навесом, железные отходы были по-хозяйски сложены у забора и даже прикрыты брезентом.

– Вы к кому, товарищи? – окликнул их человек в фуражке с эмблемой техника.

– Мы из ЧК, – ответил Манцев.

– Пойдемте, я провожу вас в цех.