Освальд Бэстейбл и другие

Мы загнали козла в пекарню, потому что приз следовало держать в тайне до самого конца.

К половине третьего мы уже были готовы, умыты и принаряжены.

Накануне мы отбирали то, что, по нашему мнению, люди могли бы купить, и решали, без каких своих вещей сможем обойтись, а без каких – ни в коем случае. Большинство отобранных вещей лежали на столе Освальда; в числе прочего там было несколько коробок с играми, которые мы никогда не любили, несколько мешочков с мраморными шариками (в них теперь никто не играет), много старых книг, пара подтяжек (тетя когда-то вышила их для Освальда, а он их терпеть не мог), несколько мешочков с разрозненными пуговицами для тех, кто любит их пришивать, куча иностранных марок, садовые инструменты, сломанный паровоз Дикки и побитое молью чучело попугая.

Около трех часов начали приходить наши друзья: миссис Лесли, лорд Тоттенхэм, дядя Альберта и многие другие. То было грандиозное мероприятие, и все очень восхищались базаром и покупали вещи. Миссис Лесли купила паровозик за десять шиллингов, хотя мы честно сказали, что он никогда больше не поедет, а дядя Альберта купил чучело попугая и не сказал, зачем оно ему понадобилось. Деньги складывали на синее блюдо, чтобы все могли видеть, как они прибывают, и мы радовались всем сердцем при виде того, сколько серебряных монет лежит среди пенсов, а есть даже два или три золотых. Теперь я знаю, что чувствует человек, который держит поднос для пожертвований у дверей церкви.

Поэтический ларек Ноэля приносил куда больше прибыли, чем я думал. По-моему, никто на самом деле не любит стихи, но все притворяются, будто любят – то ли не хотят обидеть Ноэля, то ли считают, что хорошо воспитанным людям положено любить поэзию, даже такую, как стишки Ноэля. Само собой, Маколей и Киплинг – другое дело, против их стихов я и сам не возражаю.

Ноэль написал много новых стишат для базара. Он писал их непрерывно, и все равно ему не хватило бумажек, чтобы завернуть весь засахаренный миндаль. Поэтому он пустил в дело старые стихи, которые написал раньше. Дядя Альберта получил один из новых стишков и сказал, что гордится этим. Вот о чем там говорилось:

– Добрей и щедрей на свете вас нету,
Раз вы пришли на базар А. Планкетта.
Прошу, покупайте все и везде,
Ведь потерпевший в ужасной нужде.
Я знаю, жалеете вы его,
Нет благороднее вас никого.

Миссис Лесли достался такой стишок:

– Розы красны, у фиалок голубые цветы,
А лилии бледные, прямо как ты.
О, если б ты видела, как он упал
С лестницы высокой, на которой стоял!
Покупай же столько, сколько под силу,
За доброту тебя господь спаси и помилуй.

Лорду Тоттенхэму, однако, достался один из старых стишков – про крушение «Малабара». Раньше лорд Тоттенхэм был адмиралом, и все равно стих ему понравился. Он очень милый старый джентльмен, хоть его и называют «эксцентричным».

Отец получил такое стихотворение:

– Раскрой глаза пошире, друг,
И оглянись скорей вокруг.
На нашей распродаже не до скуки,
Засунь в карманы глубже руки,
Потрать все то, что в них найдешь,
Пока отсюда ты уйдешь.

Но когда миссис Моррисон, мать Альберта, получила стихотворение об отравленном черном таракане, она не очень обрадовалась и сказала, что это ужас, у нее от такого мурашки бегут по коже. Вы же знаете этот стих:

– О, таракан, оплачу я тебя!
Лежишь ты, бедный, на спине.
Гляжу я на тебя, скорбя,
О длинноногий, как печально мне!
Я так хочу, чтоб снова ползал ты по свету,
Хоть все твердят, что в этом смысла нету.

Как мы его ни отговаривали, Ноэль решил сам прочитать стихи. Он встал на стул, и все в приступе слепой щедрости заплатили по шесть пенсов, чтобы его послушать. Он декламировал свою длинную поэму о герцоге Веллингтоне, которая начиналась так:

– Привет тебе, о предводитель доблестных полков,
Заставил ты Наполеона уяснить,
Что он не будет главным до скончания веков,
При Ватерлоо ты сумел его разбить.

Я много раз слышал эту поэму, но теперь Ноэль так разволновался и оробел, что никто ничего не мог разобрать до самого конца, до строчек:

– Восславим же героев тех сражений!
Их Велингтона вел великий гений.

Все громко аплодировали, но Ноэль до того расстроился, что чуть не плакал, и миссис Лесли сказала:

– Ноэль, я чувствую, что снова бледнею, как лилия! Проводи меня в сад, чтобы я могла прийти в себя.

Вообще-то она была не бледной, а розовой, как обычно, но ее просьба спасла Ноэля от позора выставить себя юным ослом. И мы получили семнадцать шиллингов и шесть пенсов за его декламацию, так что все закончилось нормально.

С тем же успехом мы могли бы не раздавать рекламки, потому что приходили только те люди, которым мы написали сами. Конечно, не считая пятерых мальчишек, подравшихся с Освальдом, когда тот носил по деревне противни. Мальчишки явились, стали шляться повсюду и рассматривать вещи, но у них не было денег, чтобы что-нибудь купить: они пришли только для того, чтобы поиздеваться и посмеяться. Поэтому дядя Альберта спросил, не соскучились ли по ним их семьи, и мы с ним проводили мальчишек до ворот. Потом они стояли на улице и улюлюкали.

Тут появился какой-то незнакомый человек, и Освальд было подумал, что реклама начинает приносить свои плоды. Но незнакомец спросил, дома ли хозяин, и его провели к отцу.

Освальд как раз тряс свою шляпу с номерками для козлиной лотереи, а Элис и Дора продавали билеты по полкроны каждому гостю и рассказывали про ужасные страдания бедняги, из-за которого мы затеяли такие хлопоты. Все было очень здорово, и тут пришла Сара и сказала, что мастер Освальд должен немедленно идти в кабинет хозяина. По дороге Освальд все гадал, в чем же он провинился, но не смог вспомнить ничего конкретного. Когда же отец сказал:

– Освальд, этот джентльмен – детектив из Скотланд-Ярда, – Освальд обрадовался, что уже рассказал о мяче и лестнице, потому что знал: теперь отец его поддержит.

И все-таки Освальд невольно задумался, могут ли отправить в тюрьму того, кто оставил лестницу на скользком месте, и сколько лет дают за такое преступление.

Отец протянул ему одну из роковых рекламок и спросил:

– Полагаю, это твоя работа? Мистер Биггс обязан проводить расследование, когда люди нарушают законы страны. А денежные лотереи запрещены законом и за них могут наказать.

Освальд, мрачно гадая, что именно может сотворить с ним закон, ответил:

– Мы не знали, папа.

– Лучше тебе рассказать этому джентльмену все по порядку.

И Освальд начал:

– Огастес Виктор Планкетт упал с лестницы и сломал руку. Может быть, он упал из-за нас, потому что мы переставляли лестницу. Поэтому мы решили чем-то ему помочь, и отец сказал, что мы можем устроить распродажу. Как раз сейчас мы этим и занимаемся, и наша выручка составляла три фунта два шиллинга и семь пенсов, когда я в последний раз пересчитывал.

– А как насчет денежных призов? – спросил мистер Биггс, который, судя по всему, не собирался сажать Освальда в тюрьму, как того опасался наш юный герой. На самом деле у детектива был довольно веселый вид. – В вашей лотерее разыгрываются деньги?

– Нет… О нет! Но приз такой ценный, что выиграть его – все равно что выиграть деньги.

– Тогда это всего лишь обычная лотерея, – сказал мистер Биггс. – Вот что это такое, просто лотерея. Так что там за приз?

– А нам разрешат его разыграть? – настороженно спросил Освальд.

– Почему бы и нет. Раз это не деньги, почему бы нет? Так что там за ценный предмет?