Послушарики

– А можно? – спросили мы.

– Конечно, можно, – ответила экономка. – Давайте, обувайтесь и отправляйтесь на долгую прогулку. Я приготовлю вам закуску, а когда вернетесь к чаю, сможете съесть по яйцу, чтобы наверстать упущенный обед. Ступайте, да не топайте по лестницам и в коридорах, будьте паиньками. Посмотрим, удастся ли вам в кои-то веки вести себя тихо и дать доброму джентльмену шанс спокойно закончить писанину.

Миссис Петтигрю ушла. Она не такая грозная, какой кажется, но ничегошеньки не понимает в написании книг. Она думает, что дядя Альберта переписывает из уже изданной книжки, а ведь на самом деле он пишет новые. Интересно, как, по ее мнению, пишутся уже изданные книги?

Миссис Петтигрю дала нам «закуску» в корзинке и шесть пенсов на молоко. Она сказала, что его продадут на любой ферме, только, скорее всего, снятое. Мы вежливо поблагодарили, и она шугнула нас прочь, как цыплят с клумбы. После того как я не запер калитку и куры проникли в сад, я узнал, что эти пернатые двуногие обожают молодые бутоны фиалок и могут начисто их общипать. Мне об этом рассказал садовник. После я заглянул в книгу по садоводству, чтобы убедиться, что он прав. В деревне многому учишься.

Мы прошли через сад до самой церкви, немного отдохнули на ее крыльце и заглянули в корзину, чтобы посмотреть, какую «закуску» нам положили. Там оказались и мясные рулеты, и кексы, и открытый пирог в круглой жестяной форме, и крутые яйца, и яблоки. Яблоки мы сразу сжевали, чтобы не таскать с собой. На церковном дворе так приятно пахнет диким тимьяном, который растет на кладбище. Как пахнет тимьян – еще одна штука, которую мы узнали только после приезда в деревню.

Вдруг мы заметили, что дверь на колокольню приоткрыта, и поднялись наверх; раньше она всегда была заперта, когда мы пытались ее открыть.

Мы увидели комнату звонаря, где сверху свисали концы веревок с длинными мохнатыми ручками, похожими на огромных гусениц – красные, синие, белые, но мы их не дергали. А потом мы поднялись к колоколам, очень большим и пыльным, висящим под огромными грязными балками. Там было четыре окна без стекол, только со ставнями, похожими на жалюзи, но поднять ставни нам так и не удалось. На подоконниках лежали кучи соломинок и палочек. Мы решили, что это совиные гнезда, но самих сов не увидели.

Дальше лестница в колокольне стала очень узкой и темной, а когда мы добрались до двери и распахнули ее, мне показалось, что меня ударили по лицу, так внезапно вспыхнул свет. И вот мы оказались на верхушке колокольни, на площадке, где разные люди вырезали свои имена. В углу площадки, окруженной низкой стеной, похожей на крепостную, была башенка.

Мы посмотрели вниз и увидели крышу церкви, и водосточные трубы, и церковный двор, и наш сад, и Дом у Рва, и ферму, и домик миссис Симпкинс, казавшийся совсем маленьким, и другие фермы, похожие на игрушечные, а еще – кукурузные поля, луга и пастбища. Не думайте, пастбище вовсе не то же самое, что луг. Мы увидели деревни, верхушки деревьев, изгороди, делящие всю округу на участки, так что сверху местность напоминала карту Соединенных Штатов… А еще увидели башню, одиноко стоящую на вершине холма. До нее, похоже, было не очень далеко.

– Что там такое? – спросила Элис, показав на башню.

– Не церковь, раз возле нет церковного двора, – ответил Ноэль. – Может, под этой таинственной башней скрывается вход в подземный склеп с сокровищами.

– Подземная чушь! – отозвался Дикки. – Скорее всего, обычная водокачка.

Но Элис считала, что это руины замка, чьи осыпающиеся стены скрыты разросшимся за годы плющом.

Освальд не мог решить, что же там такое, поэтому сказал:

– Пошли и посмотрим! Нам ведь все равно, куда идти, так почему бы не сходить туда?

И мы спустились с церковной колокольни, отряхнулись и отправились в путь.

Теперь, когда мы знали, где ее высматривать, Таинственная Башня была отлично видна с дороги: она стояла на вершине холма.

Мы шли и шли, но башня как будто не приближалась. И было очень жарко.

Мы уселись на лугу рядом с ручьем и съели «закуску». Потом напились воды из ручья прямо из ладоней, потому что поблизости не было фермы, чтобы купить молоко, а искать ее мы поленились, а кроме того, подумали, что неплохо будет сэкономить шесть пенсов.

Перекусив, мы снова двинулись в путь. Башня казалась все такой же далекой. Денни начал волочить ноги, хотя у него единственного была трость.

– Вот бы мимо проехала повозка, – сказал он. – Может, нас подвезли бы.

Он всё знал о дружелюбных повозках, потому что раньше уже жил в деревне. И он вовсе не был тихоней, белым мышонком, как мы подумали поначалу. Конечно, когда живешь в Люишеме или Блэкхите, не научишься тому, чему можно научиться в деревне. Попроси кого-нибудь подвезти тебя в Люишеме, на Хай-стрит – насмешек не оберешься.

Мы уселись на груде камней и решили, что попросим подвезти нас любую повозку, в какую бы сторону она ни ехала. Пока мы ждали, Освальд узнал, что семена подорожника съедобны.

Послышался стук колес, и мы с радостью увидели, что повозка направляется к Таинственной Башне. Повозкой правил человек, который, как он потом сказал, «отправился за свиньей».

– Здравствуйте, не подвезете? – окликнул его Денни.

Человек, ехавший за свиньей, спросил:

– Что, всю вашу маленькую компанию?

Но он подмигнул Элис, и мы поняли, что он готов помочь. Мы забрались в повозку, и он, подхлестнув лошадь, спросил, куда мы собрались. Это был добродушный старик с лицом, похожим на скорлупу грецкого ореха, с седыми волосами и бородкой, похожий на человечка, выскакивающего из табакерки.

– Мы хотим попасть в башню, – сказала Элис. – Скажите, пожалуйста, она разрушена?

– Целехонька! – ответил старик. – Человек, который ее построил, завещал прорву денег на ее ремонт. На этакие деньги можно было бы прокормить кучу честного люда.

Мы спросили, там что, церковь?

– Церковь? – переспросил старик. – Ничего подобного. Скорее надгробие. Говорят, человек, построивший башню, был проклят и не должен был упокоиться ни в земле, ни в море. Поэтому его погребли на полпути к верхушке башне… Ну, если это можно назвать погребением.

– А на верхушку башни можно подняться? – спросил Освальд.

– Господи, конечно! Говорят, сверху открывается прекрасный вид. Сам-то я никогда туда не лазал, хоть и жил в виду этой башни с рождения, все свои шестьдесят три года.

Элис спросила, нужно ли пройти мимо похороненного человека, чтобы попасть на верхушку башни, и виден ли гроб.

– Могила закрыта каменной плитой, плитой с надписью, – ответил старик. – Тебе нечего бояться, мисси. Сейчас светло, так что ж туда не слазать. Но я бы не пошел туда после наступления темноты ни за что на свете. Башня всегда открыта, днем и ночью, и, говорят, в ней время от времени ночуют бродяги. Ну и пусть ночует кто угодно, только не я.

Мне бы тоже не захотелось там ночевать. Но теперь мы еще больше рвались добраться до башни, особенно когда старик сказал:

– Мой двоюродный дед по материнской линии был одним из каменщиков, которые установили надгробную плиту. Раньше там было просто толстое стекло, и под стеклом лежал мертвец, как и было велено в завещании. Он лежал в стеклянном гробу в своей лучшей одежде – синем атласе и серебре, говорил дядя, в одежде тех времен, в парике и с мечом под боком. Дядя сказал, что из-под парика виднелись отросшие волосы, а борода доходила мертвецу до кончиков пальцев ног. Дядя всегда утверждал, что покойник не мертвее нас с тобой, просто у него случился какой-то припадок, транзит, как это называют. Дескать, как посмотришь на него, так и кажется, что когда-нибудь он снова вернется к жизни. Но доктор сказал – ничего подобного, ведь прежде чем похоронить, с ним сделали что-то такое, что делали с библейским фараоном.