Мономир. Один

Кирилл нажал на виртуальную клавишу, и звука, сопровождающего блокировку или отмену действия на этот раз не было. На экране пульта рядом со строкой, которую он только что активировал, появилась полоска, похожая шкалу загрузки, и она довольно быстро заполнялась.

В ожидании чего-то неведомого пульс участился и Кирилл даже пересел на краешек банкетки и навис над пультом, надеясь вовремя увидеть изменения.

С легким “дзинь”, выданным динамиками где-то под потолком, обозначающим, по всей видимости, выполнение команды, перед глазами прямо в воздухе появилась надпись, состоящая все из тех же треугольников. Она сменилась другой, затем третьей. Звуковое сопровождение, похожее на клацание, раздалось у самого уха, или точнее даже внутри головы. Вздрогнув, Кирилл отшатнулся от надписи и кубарем свалился с банкетки. И надпись кувыркнулась следом. Кирилл вновь бросился прочь, но и это не помогло. Не помогло даже то, что он закрыл глаза. Надпись осталась на месте.

– Я сошел с ума, – вздохнул Кирилл, обессиленно вытянувшись на полу. – Давно надо было это признать и не прыгать тут по своим галлюцинациям.

Надпись сменилась несколько раз и замерла, пульсируя, чтобы привлечь внимание, а рядом с ней высветились уже знакомые два прямоугольника, означающее согласие и отказ.

– Ну хуже-то наверное уже не будет? – пробормотал Кирилл, сосредоточив внимание на первом прямоугольнике, которые по его представлению означал “да”.

Клавиша активировалась, что подтвердилось звуковым сигналом и еще одна полоса загрузки обозначила начало какого-то, пока неведомого действия. А мгновением позже Кирилл почувствовал, что у него в мозгу что-то засвербило, вместе с этим пришла боль, отдающая фантомным ультразвуком. К счастью сознание померкло почти сразу.

***

Почему же он не закрыл окно, когда лег спать? Холодно так, что кажется, будто он обратился куском льда, или будто его заживо погребли в каком-нибудь саркофаге, обложенном ледяными глыбами.

От подобной мысли его будто током шибануло и он резко сел. В круглом зале с пультом управления ничего не изменилось. Все такой же серо-голубой с черными элементами была его отделка, все так же по центру вздымался черный стеклянный столб. По-прежнему в его центре мерцала бледная белая точка. Что же это отражается? Да что же его ерунда-то всякая интересует? Надо вставать, пока до смерти не замерз. Вот сейчас сотрясает от холода, а еще чуть-чуть, и станет тепло, и спать захочется. Навсегда. Надо завернуться хотя бы в тот кусок отделочного материала из подвала.

Поднявшись сначала на четвереньки, Кирилл добрался до валяющегося немного в стороне лоскута, и уже вместе с ним устроился на банкетке.

– Нет, – пробормотал он, потирая озябшими руками друг о друга, стараясь при этом не смотреть на них, – даже сидеть нельзя. Замерзнешь, Кирюха.

Он поднялся на ноги, и как и прежде принялся обходить помещение Бублика по кругу, чтобы согреться. Помогало не очень. И тогда он уселся на банкетку, чтобы вновь погрузиться в изучение бессмысленных для него символов. И стоило ему мысленно сосредоточиться, перед его глазами тотчас вновь выскочили строчки с неведомым уведомлением. Но на этот раз Кирилл понимал что там написано, хотя смысл все равно оставался туманным, так как значение большинства слов он попросту не понимал. Да и манипуляции с контекстным меню продолжали блокироваться при попыткаx с ними поработать.

От изучения уже понятных, но все равно диковинных символов Кирилла отвлекло урчание в животе. А вместе с голодом подступила жажда. Тяжело вздохнув, он отстранился от панели пульта и угрюмо посмотрел на проход в криозал. Если и есть здесь где-нибудь еда, вода или одежда, то это где-то там. От непонимания, что делать, и бессилия, подкатили слезы.

– Так, Кирюха, ты пока жив. Оторви задницу и пойди, хорошенько там все переверни. Там должно быть все необходимое, чтобы такой очнувшийся мерзляк как я смог не откинуть копыта от голода и холода.

Кутаясь в обрывок отделочного материала и содрогаясь от холода все сильнее, Кирилл поднялся на ноги и зашагал к ближайшему проходу в криозал. Там он остановился посреди и огляделся. И опять в памяти всплыли воспоминания о том, как он разглядывал этот самый потолок через стеклянную крышку и не мог выбраться из точно такой же криокапсулы, коих здесь двенадцать штук. Если из Бублика пять выходов, значит криозалов пять. И в каждом по двенадцать саркофагов. Итого шестьдесят человек, вместе с ним. В этом криозале все саркофаги закрыты. Индикаторы по прежнему неистово мерцают. А ведь когда он выбрался из своего заточения, индикаторы просто неярко светились, и их явно было меньше, по крайней мере активных.

Несмело Кирилл подошел к ближайшей криокапсуле и склонился над крышкой. Внутри было темно, а световые треугольные символы сменяющимися строчками и вовсе превращали то, что было за стеклом в сплошную черноту. Но раз капсулы активны, значит там кто-то есть. А капсулы активны, иначе они бы не мигали огоньками как новогодние елки.

Затаив дыхание, Кирилл склонился над капсулой в области изголовья, и буквально уткнулся в нее носом. А для того, чтобы не отсвечивало, прикрыл лицо с боков ладонями. Почти сразу он увидел, что там что-то есть, но чтобы разглядеть, что именно, пришлось несколько раз сдвигаться. А потом, когда он разглядел лицо мужчины, так резко отпрянул, что едва не перелетел через другую криокапсулу. Ноги подкосились и он осел на пол.

То, что он там увидел, абсолютно не похоже было на человеческое лицо. Хотя то, что это было лицо, а не морда, никаких сомнений не было. Голубоватая, по крайней мере в свете неоново-голубых надписей, кожа, широкий и короткий, приплюснутый нос и раздвоенная верхняя губа. Крупные раскосые глаза, прикрытые веками с жесткими ресницами. Лицо в высоту несколько меньше человеческого, зато более развита челюсть, хотя подбородок при этом заметно меньше. Лоб до линии роста волос невысокий, а уши и вовсе звериные. Вообще все лицо какое-то звериное. Волосы жесткие. А еще на лицо: на щеки, лоб и подбородок, от затылка и шеи, заходили какие-то то ли металлические, то ли пластиковые элементы, и сидели на коже они очень прочно.

Кирилл не успел все это разглядеть за одно единственное мгновение, пока смотрел на лежавшего в криокапсуле. Большую часть этого он нащупал на себе.

– Бред, это все бред, – пробормотал он, тяжело поднимаясь. Это сон, мираж, компьютерная симуляция. Да-да, симуляция.

Пошатываясь, но стараясь не прикасаться к криокапсулам, он добрел до проxода к лестнице и тяжело оперся на стену. Круто уходящая вверх лестница качалась перед глазами, ступеньки прыгали, стены норовили упасть.

– Что, черт возьми, здесь происходит? – вскричал он, хватаясь за голову и тотчас взвыл еще громче, нащупав на затылке металлический имплантат с несколькими разъемами и кнопками.

Продолжая стискивать голову и совершенно не вспоминая о холоде, он опустился на колени.

– Это все сон, – продолжал он бормотать, раскачиваясь взад и вперед как умалишенный. – Сон. Он когда-нибудь закончится. Все заканчивается. Вечного ничего нет. И чтобы началось что-то новое, нужно, чтобы закончилось предыдущее. Надо всего лишь умереть. Здесь. В этом бреду. И все будет нормально.

Собираясь лечь на пол, чтобы с большим удобством замерзнуть насмерть, и уж точно больше не вставать, Кирилл завалился на бок. Стена была совсем рядом и он навалился на нее, в ответ она звякнула, как если бы это была дверца шкафа. Насторожившись, Кирилл перестал бормотать, что это сон и прислушался. Тишину нарушало только что-то работающее внутри ближайшей криокапсулы. Потом он с размаху саданул кулаком по стене за спиной и она снова звякнула.

Некоторое время Кирилл продолжал лежать на полу, собираясь вскорости умереть, но любопытство все сильнее разгоралось в нем. Тогда он приподнялся, отполз к криокапсуле и оперся на нее спиной и тотчас понял, что где-то там, за диковинным пластиком корпуса находится компрессор. Пластик был теплым. А прямо перед глазами был глянцевый черный пластик стены. А может не пластик. Криозал отражался в нем, но не очень отчетливо. Кирилл тоже отражался, как и капсулы, но к счастью лишь силуэтом и цветными пятнами. И светлое пятно было как раз напротив – его лицо. Отражались лампы на потолке и силуэт дверного проема. И еще что-то. Может узор какой-то на стене? Кирилл напряг зрение, но то, что он видел четче не стало. Тогда он привстал и обернулся, но противоположная стена была точно такая же – глянцево-черная, и в ней отражалось все то же самое.

Не испытывая приятных чувств по поводу того, что ему пришлось оторваться от теплой поверхности криокапсулы, Кирилл встал на ноги и внимательно осмотрел весь периметр зала. Четыре черные глянцевые стены, причем торцевые вдвое короче двух других стен, и каждая из них посередине прерывалась дверным проемом. Ровный зеркальный блеск глянцевой поверхности. И вдруг, когда смотрел на стену в противоположном наискосок углу, он заметил в ее отделке некий ритм вертикальных линий. Свет на этих линиях отражался немного иначе, и поэтому они были видны. В то время как стена перед глазами казалась полностью однотонной, одинаковой по фактуре, которая попросту отсутствовала, и на ощупь. Но шагнув ближе и посмотрев на стену в упор, на месте линии, видимой под другим углом, Кирилл увидел тонкую, толщиной намного тоньше человеческого волоса, щель, или точнее стык. Задумавшись над тем, что бы это могло значить, Кирилл ощупывал стену, то нажимая на нее ладонями, то постукивая костяшками пальцев.

– В этом что-то есть, – пробормотал он, отступив на шаг и вновь осмотрев весь периметр. – Но что?

Продолжая ощупывать и простукивать стену, Кирилл миновал несколько метров. Избегая думать о том, что это могут быть всего лишь стыки между стеновыми панелями, он внимательно прислушивался к звукам, исходящим из-под костяшек. Он был слишком звонкий и опять же слегка дребезжащий, как если бы это была дверца шкафа. Но ведь с тем же успехом это может быть элемент отделки. Но в любом случае за этим глянцевым пластиком что-то есть.

– Что же это? – пробормотал он, отступая на пару шагов.

Заинтересованно разглядывая панели, и гадая, что же это видится через кажущийся полупрозрачным пластик, Кирилл потер подбородок и тотчас поморщился от того, что под его пальцы попал металлический аугмент.

– Перед вами находятся индивидуальные шкафчики для тех, кто погружен в крио симуляцию, вивер К-рил 8243.

Это не то, что он услышал, но то, что понял из слов электронного голоса. Строки из треугольников, появившиеся перед глазами прямо в воздухе, говорили о том же.

– А можно по-русски? – практически вскричал он, ни к кому не обращаясь.

– Вы хотите сменить язык общения, вивер К-рил 8243? – на прежнем языке спросил электронный голос в голове, и вновь надпись из треугольников продублировала эти слова, и они повисли перед глазами.

– Э-э-э, – растерянно протянул Кирилл. – Да, хочу.

– Ожидайте, К-рил 8243, – проговорил голос на прежнем языке, будто зачитав изменившуюся надпись. – Смена языка общения произведена, – через несколько секунд паузы продолжил тот же голос, вещая на русском языке совершенно без какого-либо акцента. – Желаете изменить формат даты и времени, или прочие настройки?

И в подтверждение сказанному перед его глазами вместо надписи об удачной смене языка общения, появилось окно настройки. И если значок с надписью “Рус” понять было несложно, то указанного арабскими цифрами времени было невозможно понять.

“43:23:31”

И ниже:

“55525:3:22”

– Офигеть, – пробормотал Кирилл, хватаясь за голову. – Что это вообще?

– Данные параметры показывают время и дату от Обретения, вивер К-рил 8243, – пояснил всеведущий женский электронный голос.

Немного покачнувшись, Кирилл отступил на пару шагов назад и опустился на пол. Прижавшись спиной к криокапсуле, некоторое время сидел и пялился на строчки перед глазами.

– А можно справку какую-нибудь? – спросил он наконец. – Поясний бы. Что за сорок три. А пятьдесят пять тысяч с чем-то там, это что?

– Текущее время: 43 часа, 24 минуты, 44 секунды, – принялся пояснять электронный голос. – Текущая дата: пятьдесят пять тысяч триста тридцать шестой год. Третий месяц. Двадцать второй день.

– Что. Здесь один день, это двое суток? – Кирилл не переставал ужасаться. – Или может еще больше?

– Нет, вивер К-рил 8243. Один день это одни сутки. Точнее один день и одна ночь, – ответил голос.

– И что, сейчас двадцать второе марта черт знает какого года? – продолжал удивляться Кирилл.