Это и другое. Записки рыжего хулигана
И очень многие коллеги по всей стране пользовались формулой Сапицкого для правильного употребления водки.
Формула эта выглядит так: водку надо покупать в расчёте К = N – 1, где К – количество бутылок, а N – количество пьющих.
Проверяли не раз – абсолютно правильная формула! Вот что значит настоящий горный инженер – во всём толк знает!
А после института пошёл я работать на шахту. Там тоже хватало хохм. Иначе была бы совсем тоска…
Работал я горным мастером на участке вентиляции и техники безопасности. И вот однажды рано утром захожу в нарядную проходческого участка что-то подписывать, и вижу, как стоящий здоровенный бригадир ругается с сидящим маленьким зам. начальника участка. Причём ругань серьёзная. А зам., на минуточку, более важная шишка, чем бригадир. Все молча внемлют.
Зам.
– Ну шо ж ты вчера не сделал?!
Бригадир.
– А шо б я сделал – доставщики нихрена не доставили!
– Ну взял бы своих пацанов!..
– А наряд за моих пацанов ты выполнял бы?!
– Ну надо ж было!..
Бригадир после очень короткой паузы.
– Да иди ты на хуй!
Все офигели! Бригадир в открытую послал зам. начальника!
Зам – растерянно.
– Ну как это на хуй?
Бригадир вытянул левую руку вперёд и вверх на манер зиги, только ладонью вверх, и, перешагивая указательным и средним пальцами по руке от локтя до ладони.
– А вот так! На-хуй, на-хуй, на-хуй!
Взрыв хохота.
Наряд сорван.
В другой раз захожу в нарядную участка подземного шахтного электротранспорта. На участке был замечательный слесарь Вовка. Такой себе чуть понурый, с усами вниз, но при этом он неплохо и с юмором рисовал и весь подземный гараж разрисовал смешнючими, но не злыми шаржами на всё начальство и некоторых коллег.
И вот их нарядная. Старый толстый лысый вечно недовольный слесарь Антоныч традиционно бухтит.
– Ото молодые работать не хочут, Вовке лишь бы рисовать…
Надоел. Привычно надоел.
А была это весна. И ожила муха.
Летала муха, летала и села на край стола возле замначальника.
Вовка встал, не спеша подошёл к мухе, ловко поймал её ладонью, так же не спеша подошёл к Антонычу, и ладонью с мухой его по лысине – на!
Все от неожиданности аж завыли!
А мой друг-психотерапевт, выслушав эту историю, выдал.
– Это ж подсознательно значит – какое же ты говно, раз на тебе даже мухи дохнут!
Возможно. Ему видней. Он же спец.
Как-то в начале первой смены, т. е. около 6 утра, сажусь в спутник (на шахте подземный электровоз с вагончиками, который рабочих везёт куда-то, называется спутником или каретой).
Вместе со мной – молодые пацаны-проходчики. Двое в шутку ругаются.
– Вот в забой приедем – я в тебя молоток кину.
– А он в тебя вернётся, как томагавк.
– Придурок, это бумеранг возвращается, а не томагавк!
После короткой паузы.
– Да ладно, хреново кинешь – и томагавк вернётся…
Надо бы проверить при случае…
Начало шестого утра. Стою на остановке вместе с другими шахтёрами (я тогда работал в шахте на практике) и жду автобуса, который повезёт нас на работу. Рядом с остановкой стоит молодой нарк и дрожащей рукой собирает с ладони в папиросную гильзу смесь табака и гашиша (чистую траву даже не думал никто курить – её пробивали, т. е. доводили до твёрдых комков, мелкие кусочки (кропалики) которых смешивали с папиросным табаком и забивали смесь в гильзу).
Собирает долго – процесс и так не скорый, а его ещё и подколбашивает.
За этими его упражнениями на развитие мелкой моторики наблюдает курящий шахтёр.
И вот, когда автобус уже подошёл, наблюдатель подходит к нарку, бьёт его рукой по руке, тем самым выбивая и гильзу, и наполнитель, и как-то даже по-доброму басом говорит.
– Та шо ты мучаешься, на болгарську покуры!
И кладёт ему в руку не самую дешевую, но одну из самых популярных тогда, болгарскую сигарету.
У меня чуть истерика от смеха не случилась! Мужик увидел проблему по-своему и решил её кардинально и быстро!
Тут подошёл автобус, двери открылись, и мне пора было ломиться в толпёнке, чтоб занять место и постараться подремать по дороге на шахту.
В двери я успел оглянуться и заметить выражение лица у нарка.
Я бы назвал его отчаянным непониманием.
Что случилось? Кто выбил косяк? Зачем? И как жить теперь дальше?
Наверное, именно эти вопросы в тот момент вяло крутились в его голове.
Впрочем, фиг его знает.
Я на работу поехал.
Аты-баты шли солдаты
После второго курса, в 1985-87 годах отдавал я священный долг Родине в армейском строю. Довелось мне делать это в глухих лесах Подмосковья в войсках ПРО, то есть, противоракетной обороны. Жуткая секретность, то-се…
По приезде в войска нас ждал месяц карантина или, как у нас его называли, приёмника. В нем мы, так сказать, знакомились с тяготами и лишениями армейской службы и учились правильно отдавать этот самый долг Родине. А то вдруг отдадим как-то не так, и его нам потом припомнят, как подводный царь Чудо-Юдо напоминал царю Еремею в сказке про Варвару-Красу, а оно нам надо?
Комплект должников подобрался интересный. Поначалу я сдерживал смех, когда зачитывали список утренней и вечерней поверки. Орловский, Турчанинов, Шереметев, Мамонтов, ещё несколько подобных весьма звучных фамилий, и в конце списка – Отечественный! О как!
И вот даже в этом полном стрессов и душевного непокоя приёмнике я сразу ухитрился вылезти на сцену и произвести там фурор, сука!
Дело было так. Оказалось, что, помимо обучения отдаче долга Родине, мы, курсанты, должны были подготовить номера художественной самодеятельности, которые через месяц нам нужно будет в офицерском клубе после принятия присяги показать офицерам (а то у них развлечений в городке мало, ага) и приехавшим на такой важный праздник родным.
Начали готовить номера в свободное время. Кто-то учил стихи на разные правильные темы. Наскоро сколоченный ВИА разучивал вышедшую тогда песню Машины Времени о том, как хорошо быть солдатом – форму новую дадут, научат бить из автомата и все такое… Ну и ещё что-то вот такое вот.
И вот подходит ко мне еврей из Молдавии Лёня Молодыка и говорит.
– Эд, а давай дуэтом исполним киргизскую народную песню! Все лягут! Хоть как-то эту нудню разбавим.
Думаю – да зрители только от внешних данных нашего дуэта лягут! У меня до армии была неслабая анорексия, и я при росте метр восемьдесят два весил шестьдесят два, а Лёня был на голову выше меня и по объёму в него влезло бы трое таких, как я! Поэтому сходу подписался под эту авантюру…
…Присяга. Концерт. Кто-то что-то поёт, кто-то что-то декламирует…
И вот объявляют нас. Названия дуэту мы почему-то не придумали (а поговорку про Бибу и Бобу я узнал позже), поэтому просто горделиво вышли на сцену. Причём я ещё и с гитарой.
И я торжественным голосом объявляю.
– Сейчас в нашем исполнении прозвучит киргизская народная песня Кызымочка, что означает Девочка. Эту песню киргизские родители нередко поют своим киргизским детям, которые не хотят слушаться – например, плохо кушают или не хотят ложиться спать.
После этого сажусь на корточки, переворачиваю гитару дыркой в деке к себе, начинаю по тылу люто лупить пальцами и дико ору.
– Кызымочка кей-кей эки коломбергер!
Лёня подхватывает.
– Кызымочка кей-кей джок эки коломбергер джок.
Потом мы орём эти две волшебных строчки вместе в унисон, кланяемся и уходим. Весь номер занял от силы минуту или две.
Понятно, что словами всего эффекта не передать, но публика охуела от всей абсурдности ситуации (присяга в секретных войсках, торжественное мероприятие, а тут такое!) и от самого номера (ну и от экстерьера артистов), поэтому через секунду после нашего ухода в зале началась истерика!
Мы с Лёней ловили славу за кулисами. Как я из-за кулис заметил, не ржал только майор Дусанов, киргиз. Даже не то что не ржал, а как-то зло насупился. Причину такого его поведения я узнал через год, когда в роту к нам пришло пополнение из Средней Азии (некоторые – из очень средней…), и среди них был мелкий полукиргиз-полуузбек Эркинчик Адырбаев, оказавшийся просто офигенным парнем! (к теме это не относится, но Эркин легко бегал супермарафон: рюкзачок за плечи, сорок кэмэ туда и сорок обратно, а рядом ехали офицеры на УАЗике, контролировали бег и офигевали…)
И вот я как-то вспомнил этот наш с Лёней номер и спросил у Эркина, о чём, собственно, песня.
Он начал дико ржать.
– Откуда знаешь, я не знаю, а ты знаешь!
Рассказал ему историю нашего с Лёней триумфа – Эркин заржал ещё более дико.
Итак.
Кызым, кызымочка – девочка.
Кей-кей – иди-иди.
Эки – два, дважды.
Джок – нет.
Коломбергер – культурный вариант просьбы дать потрахаться.
В общем получается так – девочка, иди-иди, дай два раза, девочка не пришла, два раза не дала.
Сука, песенка, которую киргизские родители поют своим детям, которые не хотят спать!!! И тогда понятно, почему не ржал Дусанов! Может, вспомнил, как ему это в детстве пели! А, может, воспринял как поклёп на счастливое киргизское детство…
Ну и ладно! Зато мы с Лёней вышли за кулисы, порванные в клочья от счастья!
А я, может, впервые в жизни в полной мере ощутил вкус кайфа от состояния большой сцены!
Чуть перепрыгнем во времени. Под финал службы, в начале 87-го, со скуки пошёл я в худ. самодеятельность в офицерский клуб. Удобная, оказалось, это штука – на выходных народ туда-сюда гоняют, а я опа – на репетицию, к смотру округа готовиться! Тем более руководила клубом жена нашего упыря командира роты и очень меня мужу хвалила (за что он ненавидел меня ещё больше, а поделать нифига не мог).
Пели мы там украинские народные песни. И так хорошо пели, что допелись до участия в финале смотра всего Московского округа ПВО. Приехали в Москву на финал в какой-то крутой ДК какого-то крутого завода. Каждая войсковая часть старается кто во что горазд – кто стихи читает, кто хором партийные песни орёт, кто ещё чего… Но выступление представителей одной воинской части меня сразило в самое сердце! Тогда была очень популярна песня Вячеслава Малежика «Мозаика». И они её исполняли. НО КАК ИСПОЛНЯЛИ!!!! Состав ВИА – бас с барабанами И ШТУК 20 ГИТАР!!!! Наверное, собрали всех молодых лейтенантов и старлеев, кто хоть как-то мог чесать на гитаре и кто хотел рисануться в Москве (В Москву! © Волга-Волга). И ВСЕ ЭТИ ГИТАРИСТЫ ТУПО ЧЕШУТ АККОРДЫ!!!! И В УНИСОН ПОЮТ!!!!
Это было потрясающе жуткое зрелище! А когда они ещё и запели в унисон припев – О, ООУО, ООУО… и т. д. – у меня просто истерика началась!!! (послушайте оригинал – поймёте).
Причём не только у меня – руководитель нашего ансамбля прапорщик (не помню уже фамилии) тоже согнулся, оперся лицом в колени и захрюкал…
А вы говорите – блэк-металл. Вот где ужас был!!!
Кстати, мы тогда таки взяли первое место во всем Московском округе ПВО, о как!
Возвращаемся. В 86-м дали нам в роту нового замполита – прапорщика Глотова. Я его сразу прозвал Зампоглотом. Весь такой небольшого росточка, лысенький, блестящий, в очочках!
А надо сказать, я в армейке на многих писал эпиграммы и многим давал прозвища. Так, например, служил со мной Лёха Жеребило – полуцыган-полуукраинец из-под Луганска. Чувак дико рукастый (цыганская кровь же от бати), но, мягко говоря, альтернативно думающий и со своеобразным чувством юмора.
И у меня была на него эпиграмма.
Как-то старая кобылаДолбанула Жеребило.Хорошо ему живётся —Он теперь всегда смеётся.Так вот на Зампоглота у меня родилась вот такая эпиграмма.
Как у Глота-замполитаГолова говном набита.Зампоглот себе трындит —Говно в стороны летит.Да, не особо изящно, но зато чистая правда.
К говну мы ещё вернёмся, а сейчас надо чуть подробнее рассказать, где именно я служил. Ууууу, это было необычное место! Глухие леса Подмосковья, Владимирская область, как я уже говорил (хотя назывались мы Загорск-15), войска противоракетной обороны (тоже говорил, но напомню). В глухом лесу были вырублены деревья под часть, в которой мы жили и т. п., и примыкающий к части офицерский городок.
В нескольких километрах от части и городка – точно так же вырубленные деревья, и на, скажем так, охеренной поляне – объект под названием Обсерватория. В военное время мы оттуда должны были лупить по вражеским ядерным ракетам своими ядерными противоракетами (клин клином, ага), а в мирное – здоровенными антеннами сбивали с панталыку вражеские спутники-разведчики. Причём сбивали так, что лес по пути следования луча из антенн был без верхушек, а в некоторых местах была просто просека…
Часть считалась в чём-то элитной. Кормили отлично, лютой дичи в службе как со стороны дедов, так и со стороны офицеров не было, в солдатской чайной-чепке (а точнее, ЧПОКе – пошло от курсантов, Чрезвычайная Помощь Оголодавшему Курсанту) продавались невиданные мною дотоле деликатесы, а в промтоварном магазинчике при ней – туфли Саламандра (60 рублей, а не 120 у фарцовщика!), югославские куртки, чешские свитера и прочее дефицитное шмотье (на дембель все, кто мог, знатно упаковывались).
(добавлю, что в офицерском городке в магазинах можно было найти французские и югославские мужские костюмы, кожаные куртки и плащи, дефицитную косметику Пупа и т. п., но это почти не покупалось – для кого было покупать, если часть была закрытая, и на редкие выезды требовалось разрешение от КГБ?).
Тут надо ещё отметить, что служить в нашу часть народ набирали в основном из Донбасса, Луганщины и Москвы, немного разбавляя для создания интернационала народом из Кавказа, Средней Азии, Прибалтики и т. п.
А офицеров в нашу часть готовило одно единственное училище в Союзе – Житомирское чего-то там и каких-то сил с какой-то матерью. Курсантов этого училища в Житомире называли санитарами – они частенько гуляли с местными девицами, не обременёнными нравственными нормами, те в какой-то подходящий момент залетали, игралась свадьба, и будущий папаша с теми или иными эмоциями увозил молодую жену в нашу или ей подобную войсковую часть. Тем самым, с одной стороны, очищая небольшой город от необременённых девиц, а с другой – давая дорогу новым подобным. В общем, санитары…
Но замполит выделялся из этой традиции. Он окончил Владимирский пединститут, за год до выпуска был забрит в армию, ему там понравилось (хотя диплом педагога был уже почти в кармане), остался на прапора и сразу же поступил на заочку в Ленинградское военно-политическое училище на замполита (тогда-то я узнал, что, оказывается, на замполитов учат и заочно…). Годы учёбы он прослужил в комитете комсомола части и солдат видел только на построениях и комсомольских собраниях – т. е. что такое солдат и как себя с этим чудом природы вести, знал только по лекциям и умозрительно.
И вот, когда ему пришло время получать диплом, его поставили замполитом нашей роты – получит диплом и лейтенантские звёздочки, а вот уже и на лейтенантской должности!
Конечно, в казарме ему было дико и удивительно, но ведь зачем-то знания ему давали! А значит, надо их применять на практике! Не забывая, что в жизнь простого солдатика надо вникать! Шоб доверяли, значить.
И он вникал. И применял.
Сидим мы как-то с пацанами в воскресенье в бытовке и слушаем Битлов. Заходит замполит – и сразу к москвичу Мищеру.
– Мещеряков, вот как ты их слушать можешь?!
Мищер не понял наезда.
– Ну как – ушами.
Зампоглот не понял юмора.
– Они же на английском поют! А вдруг они в песнях тебя, советского солдата, извини за прямоту, на хер посылают?
Тут уже совсем никто не понял, что происходит. Мищер.
– В смысле на хер? Они про любовь поют вообще-то.
Подключаюсь я.
– И кстати, против войны много песен у них.
Зампоглот – ехидненько.
– А откуда ты, Покров, это знаешь?
– Ну как откуда – это весь мир знает, это ж Битлы, классика!
Зампоглот на секунду призадумался – против всего мира не попрёшь. А потом выдал шикарную мысль, явно вбитую ему в лысую башку на лекциях по борьбе с идеологическим противником.
– А если бы им автоматы в руки дать?
Тут мы и охуели. Такое даже мы себе представить не могли! А Зампоглот мог.
Чтобы понять всю глубину мышления Зампоглота – расскажу ещё одну историю. Один взвод моей роты обслуживал котельную на Обсерватории. Службу несли наряды из, вроде бы, трёх бойцов (сейчас уже точно не помню), сержанта и одного прапора. Задачей одного из бойцов было тупое сидение за столом перед несколькими приборами и слежение, чтоб приборы не зашкаливали. Если стрелка уходила сильно вправо – чего-то где-то подкручивали, и готово. Стрелки зашкалить могли чисто теоретически, потому что все механизмы были отлажены шикарно, но, тем не менее, следить надо. Понятно, что тупо сидеть за столом и пялиться на стрелки – лютая жуть, особенно ночью. Поэтому бойцы либо книги библиотечные читали, либо тетради по политзанятиям заполняли. Ну или там письма домой.
Среди дежурных прапоров был один уродец (ясен пень – неженатый, назовём его Иванов), который солдат, мягко говоря, не очень любил. Но при этом осознавал свою власть над ними.
И вот сидит паренёк ночью, книгу читает, изо всех сил старается не заснуть, а тут прапор!
– Ах ты такой и так тебя туда! Взорвать нас всех хочешь?!
Хвать книгу – и в топку! А бойцу потом перед библиотекой отчитываться!
Неприятный был прапор.
И вот однажды возвращается утром смена с котельной, и Серега Гиляжев рассказывает.
– Иванов – мудло! Сижу, политтетрадь заполняю, он из-за спины подходит, хвать тетрадь, на пол швырнул и давай по ней топтаться! Ну вот нахуя, а главное – зачем?!
Тут его друган Серёга Лисягин – очень умный москвич из мажоров с тонким чувством юмора (о нем ещё позже будет) – просиял лицом. Говорит – ща!
Наверняка он перед тем увидел в окно, что к казарме движется Зампоглот. Вот он зашёл, и Лисягин сразу к нему навстречу.
– Товарищ прапорщик, это же как такое может быть?! Мы сегодня несли дежурство на котельной, рядовой Гиляжев заполнял тетрадь по политзанятиям согласно всем вашим мудрым указаниям, а прапорщик Иванов подбежал, схватил тетрадь, бросил на пол и начал по ней топтаться! А там, между прочим, цитаты из товарища Ленина!
Зампоглот просто офигел и накатал на Иванова докладную в политотдел части, что тот попирал ногами работы Ленина!!!
В политотделе, конечно, прихуели – они-то знали, что Зампоглот малость того… не по уму усердный, но чтоб у него кукуха свистнула до такой степени?!
Иванова, конечно, к себе вызвали и для виду втык сделали – надо ж было как-то реагировать, докладная же!
После этой явно милой беседы он на бойцов стал смотреть чуть-чуть со страхом и злобой. И больше не заёбывал.
Хоть какая-то польза от замполита!
Так вот о говне
Осень 86-го (запомнил чётко, потому что через пару месяцев один из героев повествования Петрович дембельнулся), воскресенье. Народу в казарме почти нет – кто на дежурстве, кто в кино (нас по выходным гоняли в кино – в солдатский или офицерский клуб). Службу бдят двое молодых дневальных и дежурный по роте крупных размеров москвич Андрюха Потапов. Вообще-то он Николаевич, но получил прозвище Петрович. Петровича забрали на полтора года за год до окончания московского пединститута (прям как замполита), он неплохо рисовал, поэтому получил от меня эпиграмму:
Он недоучка-педагогИ недоделанный Ван Гог,которая его очень забавляла.
Ну и я торчал в казарме – в кино не хотелось, решил письма домой понаписывать. Так вот.
В сортире забилось очко. А как пробивают очко в казарме – на палку наматывают тряпку и этим девайсом всё и фигачат до получения нужного результата. Вот молодой дневальный и фигачил. Но как-то неуверенно и слабо, поэтому нужного результата не было.
И тут из офицерской комнаты выходит замполит – ввиду неженатости и отсутствия перспектив, он иногда со скуки тусовался по выходным в казарме, заодно подробнее изучая солдатский быт и нравы.
– Потапов, что там у тебя?
– Да ничего, тарщ прапщк, очко забилось, устраняем неполадку.
– А ну пошли посмотрим.
Пошли. Я, будто почуяв какое-то грядущее нестандартное событие, пошёл с ними. Смотрим – у щупленького дневального не получается.
– Потапов, ну что ты в самом деле! Ты глянь на него и на себя! Ты ж богатырь, а он дрыщ! Конечно, он не справится, давай ты!
Потапов от неожиданности и от такой расстановки сил просто охуел! Во-первых, с каких херов дежурный по роте будет пробивать очко, если это дело дневального?! А во-вторых, Петрович – дедушка, а дневальный – молодой! Петрович даже призадумался над таким раскладом. А Зампоглот наседает.
– Ну давай, Потапов, чего ты, покажи как!
И Петрович понимает, что ни отказаться, ни въебать нельзя – замполит же. Огорчённо отодвигает дневального, берет девайс за палку и с силой делает – эх!
И пауза.
И жалостное.
– Потаааапов!
Петрович смотрит на Зампоглота и начинает садиться на корточки в беззвучной истерике! А я сдержаться не смог и просто заорал в голосину! Даже молодой дневальный, презрев страх быть наказанным, начал тихо выть.
Да и попробуй тут не завой и не заистери! Потому что по Зампоглоту проходит вертикальная полоса говна! И только очки спасли его от залития зенок! Уж пробил Петрович очко так пробил!
Зампоглот зашёл в офицерскую, чем-то там вытерся и, буркнув на ходу Петровичу: «молчи!», – ушёл в городок.
Ага, молчи… Рота вернулась из кино, и до самого отбоя мы с Потаповым без устали с удовольствием пересказывали историю пробития очка. Потом пришла смена с Обсерватории – тоже рассказы в лицах… Некоторые даже задумывали то самое очко как-то художественно оформить – Зампоглот-то, находясь в казарме, тоже солдатский сортир посещает, отдельного офицерского нет. Была б ему добрая память!
Но не оформили.
Устав не позволяет.
Где-то через месяц сыграли тревогу. Причём весьма шумную. Т. е. всем офицерам, включая замполита, надо прибыть на Обсерваторию и пробыть там минимум пару суток.
Прибыли, фигли. А надо сказать, до того Зампоглот на объекте и не был. Ходит, с удивлением рассматривает пусковые установки противоракет, здоровенные купола антенн и прочие военные ништяки.
Не, там по-первах и вправду интересно! Это потом уже неинтересно и вообще пошло бы оно все на хер…
В нашем техническом здании (а именно у нашей роты здание было заточено под обслуживание противоракеты, или, как было принято говорить, изделия) ему было тоже очень интересно – на замполитской учёбе о таком им не рассказывали.
И вот (бабааам!) на здании тоже забилось очко. А поскольку все там страшно секретное (даже канализационные трубы под землёй были в какой-то хитрой обмотке, чтоб чего-то там не того), очко у нас пробивалось так: подъезжал Зил-131 с компрессором, подключал трубу к канализационному вентилю и помалу-помалу пробивал очко обратным ходом. А чуть выбрызнувшие наверх остатки пробки убирали молодые.
Но надо было контролировать, чтоб стоявший на вентиле водила компрессора не сильно крутанул. Там же напора несколько атмосфер, фонтан до потолка будет! А потолки были метров под десять высотой – чтоб тягач с изделием помещался и ещё над изделием чтоб кран двигался.
И вот стою я на входе в сортир, Валерка стоит на входе в здание так, чтоб мы видели друг друга, а он видел водилу и мог передавать ему мои сигналы. Механизм готов к запуску.
И тут приходит замполит. Идёт ко мне – в сортир ему захотелось. Спрашивает.
– Эдуард, ты чего тут это?
– Да ничего, товарищ прапорщик, сортир забился, ща прочищать будем.
Фраза «сортир забился» ничего не выудила из памяти Зампоглота, поэтому он просто попросил у меня разрешения зайти отлить. Ну пусть отольёт.
Дверь за собой он не закрыл. Да её никто и не закрывал.
Зампоглот сделал дело и пошёл к выходу. А в это время водила компрессора уже помалу запускал систему, и в сортире что-то начало булькать.
Зампоглоту стало интересно, что может булькать в сортире военного объекта.
Вернулся.
Наклонился над очком.
Я махнул Валерке рукой и шёпотом рявкнул.
– Давай!
Валерка дал такой же сигнал водиле, и тот тоже дал. И даже чуть больше, чем следовало. Совсем чуть-чуть…
– Ав!..
Заглядываю – Зампоглота снесло к стенке, и весь торс у него в… ну, в общем, в том, чем было забито очко. А рожа чистая. Видать, перенаклонился.
(я уже потом подумал – а если б таки в рожу?!..)
Ясен пень, Зампоглота, нарушив все инструкции сбора по тревоге, сразу же, не дожидаясь отбоя, отравили в городок – отмываться и восстанавливать пошатнувшуюся нервную систему. А поскольку он не пил и бабы у него не было – неизвестно, как он эту самую систему восстанавливал. Но то уже его проблемы.
Думаю, не надо говорить, что слух о втором обсёре Зампоглота моментально разлетелся по всем зданиям, и уже я один рассказывал и показывал в лицах всем желающим, как это чудо произошло. Даже некоторые офицеры из соседних подразделений приходили расспросить и посокрушаться.