Своя земля

– Вот тарелка с баландой. Угощайся.

– Ты мне это собачье дерьмо не предлагай. Три порции хорошо делятся на троих, а нас четверо. Нечестно получается. – отозвался второй и стал подниматься со своего места.

– Что не доем, можете взять, Я не жадный. А по счёт, как делить лучше… Делить лучше на одного. Что-то Я не заметил от вас троих прыти возле ящика. Цену набивали, а её никто не дал.

– Можешь не добраться до каторги, болезный. Знаешь как бывает? – уже и третий брат поднялся, и Лихолетова принялись окружать.

– Мне угрожали в крайний раз пятеро. За то, что Я норму больно быстро выполнял и получал сверхурочные. Так вот двое умерли, а меня осудили из-за их слабого здоровья. Так, что сели ровно и не мешайте принимать пищу.

– Да он шутить вздумал, ну-ка братцы, проучим деревенщину. – подначивал на драку старший.

Артём нехотя отложил еду и поднялся. Ростом он был на голову выше каждого из них, но в тесном помещение это было скорее обременение.

Ударив ближайшего так, что тот кубарем полетел под ноги своим подельникам, Лихолетова произнес:

– Ежели драка неизбежна, бей первым. Иди сюда, угощу юшкой.

Парочка переглянулась и бросилась в атаку. Портовый город с грузчиками и моряками научила Артёма держать удар и давать сдачу. А ежели в течении года каждый второй вечер этим и заканчивался, то итог противостояния с тремя работниками ножа и топора был вполне предсказуем.

– Отставить драку. – ворвался в полутемное помещение старший матрос с двумя моряками, из-за спины у них выглядывал пятый арестант.

– Дык нету драки никакой, гражданин матрос. На полу этой троице удобнее, чем в мешках. – хохотнул здоровяк.

– Так, ты со мной. Остальных в кандалы. Ведь знал же, что из-за еды передерутся.

Артём сунул бутылку в штаны, взял две тарелки в руки, оставив одну нетронутую братьям и пошёл за старшим матросом, широко расставляя ноги из-за качки.

– Спать будешь у кока, повара то бишь по- вашему. К нему тебя и пристроим. Три порции многовато, две в самый раз будет, но придётся ему помогать… – давал по ходу движения разъяснения моряк. – Моё имя Роберт. Старший матрос. По всем вопросам или ко мне или к старпому. Старый Палыч. Только старпалом не вздумай назвать.

– Лады. – коротко ответил Лихолетова, морщась от яркого осеннего солнца

– Вот смотрю Я на тебя, Артём. Неплохой парень, видный, здоровый. Что же ты на Могутку то едешь? – тяжело вздохнул Роберт.

– Не, Я на остров Буйный еду, повинность отдать.

– Беда. Ты хоть знаешь что там твориться? – со страхом в глазах воскликнул моряк.

– Каторга там, как и везде. Для свободного человека лишь глушь и смерть – свобода. Завёл себе пса и свободен. Умер-опять свободен. А так-то везде одни запреты и праааавила. – протянул последние слово арестант.

– Старика то понятно за что. Душегуб и людоед, а ты почём зря пропасть решил?

– Вон оно как, а Я все гадал, чего ему такое приснилось, что решил мир повидать? Значит такова моя доля, сам её выбрал. Расскажешь, как вот это все работает? – указывая пальцем на канаты и паруса, спросил Артём.

– Э-ка, братец, здоровяки больше по земле или по палубе бегают. Тебя ежели занесёт нелёгкая наверх, больше вреда может случиться. – матрос задумался, оглядел палубу в поисках решения. – Потому, давай-ка узлы поучимся вязать.

***

Две недели пролетели в делах и заботах, новых знаний набилось в голову Артёма так много, что он начал переживать, не вытекут ли мозги через нос, как сопли. По утру просыпался и первым делом проверял нос, уши и рот. Довольно улыбаясь, выходил на палубу, чем злил всех, кроме Старпома и Роберта. Те давали ему советы и делились слухами относительно острова. Лихолетова их россказни веселили, и он постоянно крутил отгоняющие зло знаки в ответ.

Вскоре высадили трех братьев на острове Могутовка, Артём погулял по твёрдой земле, напился родниковой воды и выменял простой перочинный нож на бутылку вина. На островах вели добычу редких металлов, что светятся в темноте, меж тем жёлтый дым, коим исходила земля был весьма ядовит.

Короткая остановка, не принесла долгожданного отдыха, лишь раззадорила желание остаться на земле, но Старпом скомандовал погрузку, принял двоих отмотавших срок болезненный на вид мужиков на борт, и корабль вновь сорвался в море, разрезая свинцовые осенние волны просмоленным деревом.

– Проклятое место. Очень дурное. Слушай меня сюда, Артём. – Старпом был встревожен, глядя на приближающуюся сушу. – То о чем мы говорили, далеко не шутка. Тут всякое случалось, а от тех, что смогли вырваться из плена, Я слышал много небылиц. Из двух-трех десятков арестантов, вывез с острова лишь одного. Знай, если тебе удастся добыть сердце тьмы, то ты сможешь уехать ближайшим кораблём. Для того чтобы дать знак, вывеси тряпку на причале, но ежели вздумаешь шалить или обмануть, пеняй на себя. Дважды в год, весной и осенью, мы проходим мимо Буйного. Советы кончились, береги себя. Ты хоть и шалопай редкий, но мужик неплохой. Удачи тебе на острове.

– Ты не сойдешь ноги размять? – спросил Лихолетов. Получив отказ, протянул руку для прощанья. После наблюдал за приготовления и команды. Ощетинившиеся копьями и рогатинами те внимательно смотрели за мутной от прилива водой. У веревочной лестницы его ждал старший матрос с ножом в руке. Скрипнула натяжной бечевка, принимая тяжёлое тело осуждённого. Только нога коснулась деревянного просмоленного причала, как лестницу с большой спешкой подняли. Лихолетов махнул рукой испуганной команде, а затем широким шагом потопал по на берег.

***

На удивление Артёма никто не встречал. Будто бы и не арестант прибыл отрабатывать повинность, а гость заехал по мелочному делу. Подивившись такому отношению, заключённый проследовал по единственной дороге, уходящую с пристани . Широкая тропа вела сквозь лиственный лес, что был одет в великолепные осенние одежды. Жёлтый дуб, красные ясень и клен. Бурая, с жёлтыми пятнами осина. В нос тут же ударил смолистый аромат упавших листьев, сырости и грибов.

– Давненько Я так не гулял. – громко крикнул Артём, Подивившись громкому эху, который разнес его слова по острову. – В городище все больше камень и кусты, а тут что не дерево, то великан. – Широко раскинув руки, здоровяк ловил прохладный ветер и редкое солнце.

– Чего орёшь, оглобля. – раздался голос из кустов. Чуть погодя появился и его хозяин, тщедушный мужичок в простой, но добротой одежде да в лисьей шапке. Куцая спутанная борода была щедро украшена мусором и приставшими крошками еды- Лес, он этого… тишину и уважения любит.

– Судя по приспущенным порткам, ты как раз уважение и выказывал, как говориться, чем богаты! . – хохотнул Лихолетов. Старичок ничуть не смутился, лишь поправил штаны и затянул пояс.

– Но-но, не смейся над старым человеком. Молодость полна надежд, а старость сожалениями упущенных возможностей. Как зовут тебя, новичок? -пристально рассматривая Лихолетова , начал расспрашивать дед.

– Артёмом нарекли родители. Родом Лихолетовым буду.

– Каков нрав, таков и род. Надолго в гости?

– Ежели не выгонят раньше, то на три года. Подскажи, дедуля, далече до поселка? – потянув руки за спину, вопрошал арестант.

– Топай по дорожке, в аккурат в нее упрешься. – затем грозным голосом добавил. – В лесу не шастай. Зверь к зиме готовится. Может и обидеть.

– Благодарствую, дед. Ежели помощь какая нужна, а поселке меня сыщешь. А если не нужна, так приходи. – отозвался осужденный да пошел мерить широкими шагами землю.

– Три года говоришь, значит еще дважды свидимся. Ежели мороз-братец да стужа-сестра не задуют жар твоей души. – прошептал задумчиво дед. А спустя мгновение на том месте, где стоял старик, ветер разгонял осыпавшую листву, разукрашивая землю. Еще через пять минут сгорбленная фигура попутчика Артёма, которого чуть не забыли на корабле, прошла следом, трусясь от каждого шороха или вскрика птицы.

– Да уж, не велико село. Три дома, два хлева и сарайка под дерьмо. Ни дымка тебе, ни лая псов. Скотиной не пахнет да топор не стучит. Будто после мора какого. Вот уж присказка к слову. Тень в тени тени спряталась. – размышлял в слух Лихолетов. Если другого человека испугала бы такая перспектива, остаться одному на острове. То судя по развеселой походке арестанта, его такие новости лишь обнадежили. Но чем ближе были покосившиеся дома, тем чаще попадались следы человека. Свежесрубленные бревна пахли сосновой смолой. Добротный косарь для свежевания стволов воткнут в разбитый от частного применения пенёк. Тут стружка от стусла, свежий уголек не разбитый дождём отливал антрацитовыми боками.

– Жаль. – поморщился, будто от кислой сливы здоровяк. Его мечта побыть одному разбилась о знаки судьбы. Сжав до скрипа крепкие кулаки, осуждённый продолжил путь. Мелкие отличия в постройках наводили на мысль, что остров не так уж и безобиден. Медвежья дверь против лесного Хозяина. Малые окна зияли чёрными провалами. Стекла тут быть и не могло, но пузыри были порваны в лохмотья. Из одного окна торчала Острога в засохшей крови и с лоскутами рыжей шерсти.

– Для шатуна слишком рано, хозяин должен жира нагулять перед зимушкой. Плохо если людоед, тот сюда, как на пасеку ходить будет, пока сладкую, словно мед человечью кровушку подчистую не изведет. – продолжил размышлять вслух. Звук собственного голоса успокаивал и настраивал на рабочий лад. Резко развернувшись, Артём вернулся за косарем. Следом вытащил острогу из оконного проёма. Понюхав прилипшую шерсть, поморщился от запаха собачатины, позже принялся очищать от крови острую кромку ножом, заодно и поправил огрехи предыдущего владельца.

– Я с возвратом. – сказал в темноту дома да пошагал дальше. Колодец с длинным журавлем, на короткой верёвке привязано старое выдолбленное ведро с небольшой трещиной. Оглядевшись по сторонам и убедившись в безопасности, Артём схватился за хвост, опуская плечо в колодец. Подняв ведро, вновь принюхался. Вода отдавала тиной, а на вкус была ещё хуже.

– Что же вы, братцы его заилили то? Тут работы одному на пару дней. Знай себе тяни да выливай. Пять сотен вёдер до обеда, столько же после. Да и крышку не мешало было собрать, скоро листвой занесёт под верх. Или народ с ленцой, или другой колодец есть. А может и родник. – помечтав о своём, перехватил рогатину и пошёл обследовать посёлок. Если большинство домов были хоть и не ухоженные, но казались жилыми, то Следующий дом пятистенок был в плачевном состоянии. Дверь покосилась и намертво застряла в проеме, крыша про легла, а осенний огород зарос до плетня.

– До зимы руки приложу, а весной себе другой срублю. – проговорил арестант и потянул створку приоткрытой двери, упираясь ногой в Косяк. Со страшным треском дерево поддалось.

– М-да. – выдохнул из себя Артём. – Наступил в богатство, что сам себе нашёл. Теперь бы ноги обтереть от запаха. А чего мне унывать? Руки есть, жопа не чешется. И тому рады.

Присев на край пыльной лавки у стола, принялся разглядывать обстановку. Стол добротный, но грубо сделан. Лавка грузное тело выдержала, хоть и жалобно застонала. В углу приютилась кровать, короче, чем нужна была незваному гостю на целый локоть. Тюфяк с сеном был потрепан крысами и зиял здоровыми дырами. На стенах развешены простые заржавевшие инструменты: пила о двух рук, вилы, прогоревший чугунок и кривой ухват. Черенки-заготовки в рассохшейся бочке отдельно в ящике лежали покалеченные тяжёлой жизнью две лопаты и коса. Под кроватью угадывались очертания бадьи, глиняных горшков и прочей личной утвари.

– Не бохато. – резюмировал Артём. – Что сидим, кого ждём?