– Таран, Куница! – прокричал Я, и эхо перекинуло мой голос по коридорам.
– Братко, ты ли это? – раздался хриплый голос Тарана.
– Если лепешку принёс, то не нужно было, нас вчера так накормили, до сих пор нутро болит. – горько пошутил Следопыт.
Проклятое эхо отбивалось от стен, наводя морок. С какой же они стороны? Включив Талант, оглядел коридоры. Святая Церковь!! Всё помещение было залито болью и отчаянием. Это ж сколько здесь народа томилось, сплевывало кровь с разбитых губ, баюкая сломанную конечность, проклинало своих мучителей, задыхаясь от кашля и плесени? Вдруг, поодаль, с правой руки, узрел два красных пятна. Мои!!! Прошлёпав голыми ногами до нужной клети, просунул руки за решётку.
– Родные мои, как же так сглупили, что под виру голову подставили?
– Да уж, – крякнул Куница. Таран был более словоохотлив.
– Всё чинно было, сидели, поминали сечу. Ветераны местные про свои говорили. Потом эта Курва, подсел и начал расспрашивать, да свои поганые слова вставлять. Как Я договорился, так в итоге эта сука всё переиначила. Дескать, мы там ссались в Яме, пока городские стаю били. Так что мы должны им быть благодарны. Я не стерпел, вскочив, приложил его кружкой по голове, а тот извернулся. На ту беду, местный страж шёл, вот в него Я и попал. Тот, юркий, как крикнул:?Наших бьют выродки лагерные!? Вот там всё и понеслось.
– А пили-то на чьи? Не помню, чтобы нам выплаты были, да и седмица только первая прошла.
– Дык, на столах всё было, потом таскали ещё, как угощение от города за освобождение.
Тут Куница поднял хворую голову, в его глазах читалось понимание.
– Прости, пьян был, потом сеча. Виру не ищи, сами дураки.
В моей голове долго крутился вопрос, почему Олег не разрешил бремя? Не монетой, так своим положением. А как услышал историю, всё сложилось.
– Держитесь тут, попробую, что смогу.
– Бывай, Братко.
– Да увидишь ты завтрашнее утро.
Выйдя на свет, с удовольствием потянул свежий воздух. На улице меня ждал тюремщик с красной щекой, а рядом примеряли кулаки Омар и Третьяк. С моим появлением драка закончилась. Омар мне поклонился. Третьяк правил свой нос. А красномордый протянул мне мои вещи и низко поклонился.
– Прости меня, не признал. Твоим ближникамя лично принесу еды и питьё. А вечером одеяло подам.
– Скажи мне, кто гвардию позвал в корчму?
– Дык народ кликнул. – Вжав голову в плечи, воровато огляделся тот. – А кто именно, то мне неизвестно, не запомнил.
– А на одёжке, случаем, не королевская лилия была?
Глядя на испуганные глаза тюремщика и применив Талант, Я получил ответ на свой вопрос.
– Дай тебе Отец-Небо и Мать-Земля мира и здоровья, за заботу озаключённых под стражу. Бывай, пойду виру собирать, глядишь, успею за седмицу, а? Как думаешь?
– Трофеи очень любит старьевщик Жак, что у стены промышляет поделками, иди с Храмом, итак меня под плети чуть не подвёл. И не держи зла, служба такая, – отвернувшись в сторону, произнёс раскрасневшийся от оплеухи острожник.
– Пойдем перекусим да слухи послушаем. Угощаю, когда ещё смогу по мордам тюремщикам дать? Грешно не отметить, – подмигнув глазом, сказал Третьяк.
– А старшие братья твои где?
– Дык сгинули. В пустоши один остался, второй на мятеж ушёл, там его и упокоили. А ты как познал, что я не один? Это Талант?
– Это имя твоё, значит третий. Старший Первак, второй Вторник или Вторяк. Затем ты. Обычно в таких семьях, если земля даст, много детей, до семи, а то и более.
– Шестеро нас было. Маменька боялась седьмого носить, оттого что Папенька у нас тоже седьмой был. Так что младшенький мог много бед принести. Осталось только двое. Я и Марфа. Вот и корчма та, что целая, тут наши, должно быть. Заходь.
Корчма пахла потом, кислой хреновиной[4] и разлитой бражкой. Сдвинутые столы, разной высоты, засыпаны лоханками со снедью и перевернутыми пустыми кружками. За столом – порядком захмелевшие ребята из выводка и незнакомые мне люди. По кругу шла братина, наполовину пустая. Местами люди лежали на столе или на свободных лавках, икая и громко отрыгиваясь.
Нас заметили, и кто-то громко крикнул:
– Да это же два героя: Светоч и Третьяк Дырявое плечо. Вот так встреча, айда к нам!
Удивление, безразличие и стыд. А вот со стороны отдельного стола потянуло повышенной заинтересованностью, с толикой растерянности. Так и есть – серая личность со знаком Пастыря на рубахе. И впрямь Курва. Сонный и помятый соглядатай быстро отвернулся, с повышенной скоростью наворачивая овощи. Хозяин корчмы, с крестом на шее, заполнял кружки и следил за порядком.
– Не ожидали тебя увидеть. Таран говорил: ты совсем плох, да и ветераны сказывали, что тебя теперь совсем не достать, высоко взлетел.
– Я ближников не бросаю, с утра Куницу видел и Тарана. Живы-здоровы. Как ветеран Смит? Кто проведывал?
Ответом мне были потупленные взгляды и волна стыда и раздражения.
– Нас же вчера упекли в Остроге, да и Олег обещал лекарей лучших нанять. Тарана мы видели, пожелали скорейшего возвращения. Да ты падай, голодный небось?
– Гарик, принеси завтрак на двоих и выпить.
– Мне воды только. Нельзя пока хмельное.
– И воды моему другу, лучшей, – поправил заказ Третьяк.
Принесли жратву и воду с лёгким овощным привкусом. Пока ел, внимательно смотрел по сторонам да слушал. В основном пьяные байки, истории из жизни да планы на завтра.
Немного перекусив, спросил:
– За чей счёт гуляете? Олег дал? Или свои прожигаете?
– Дык у нас посвящение, вроде заведено угощать за так. Вчера также было, никто на утро не спросил.
– Трофеи остались? Нужно продать, Другов тянуть из Ямы.
– Мои трофеи. Мне и решать, что с ними делать. Ты вон у своих благодетелей попроси.
– Мы – стража, за своих горой. Брат за брата, так ты говорил у моей лавки в лагере? Что же спасибо за науку, слова забери, потом их кому-нибудь отдашь.
– Я там кровь лил, братьев терял, а ты по лесу трусил. Скольких ты упокоил?
– Одного короля только. Но ты прав, пойду поищу других, кому выводок важнее костей и зубов.
– Ах ты, сука, да он, чтобы просто к ближникам зайти, с себя куртку и обувку снял. А ты… Тьфу…
– Не знал я. Чивой орёшь-то. Пройдусь до трактирщика, поспрошаю за оплату. – Пьяно оторвав тело от лавки, вой поплелся к стойке.