20 января 1985 года, дневниковая запись:
…Зима нынче не очень холодная, не в пример Европе, где мороз достиг рекордных вершин. О нагревателях, без которых в прошлые две зимы не могли и ночи прожить, даже не вспоминаем. В машине абсолютно не пользуемся отоплением. Погода, конечно, минусовая, и после получасовой прогулки коченеем, но жить все-таки можно.
31 января 1985 года, из письма Наташи родителям:
…В Пекине опять шел снег, запорошил деревья и дорожки в посольстве, я от радости прогуляла по снегу два часа и даже не заметила, что так долго.
3 февраля 1985 года, дневниковая запись:
…Погода неожиданно изменилась. Плюсовая температура, и в воздухе запахло весной. Дышится замечательно. Опыт прошлых лет подсказывает, однако, что зима еще вернется. В прошлом году начало февраля тоже было весенним, но затем опять похолодало.
14 февраля 1985 года, из письма Наташи родителям:
…За это время в Пекине дважды выпадал снег, державшийся вечером и ночью, днем же все стаивало или разносило сухим ветром. Как только выпадал снег, я опрометью выбегала на улицу и долго гуляла по территории посольства, наслаждаясь мгновениями удовольствия.
3 марта 1985 года, дневниковая запись:
…Весна никак не наступит. Пасмурно, холодно, в воздухе кружат снежинки, лед стоит в пруду. Я по-прежнему хожу в пуховом пальто и меховой шапке и с нетерпением жду весны, собираюсь возобновить спортивные тренировки на воздухе.
10 марта 1985 года, дневниковая запись:
…Весны по-прежнему нет. Холодно, периодически дует сильный ветер. Наша посольская речка напрочь скована льдом. Поздняя зима. И она здорово надоела, хочется скинуть с себя почерневшее от грязи и сажи пуховое пальто, меховую шапку, возобновить занятия спортом. Хочется зелени, овощей. Все сильнее тянет в отпуск: в сознании возникают миражи детства в Сочи, а также Сан-Франциско, Москвы, Ялты. Снятся родители, все время всплывают их образы наяву. Чаще и чаще задумываюсь о мимолетности жизни, о жестокости человеческой судьбы, о том, как мало отпущено нам всем на этом свете. И вот этот мизерный срок мы не умеем провести нормально: воюем, интригуем, деремся из-за земель, богатств и просто так, из-за гнусности.
14 марта 1985 года, из письма Наташи родителям:
…Прошло еще 2 недели, близится конец марта, в Пекине до вчерашнего дня было холодно, лед в пруду и канале стоял непоколебимо. Вчера же открылась вода, воздух сразу стал непривычно теплым. Это уже дуновение весны, которая, как обычно, будет возмутительно кратковременной. Но все равно она радует, т. к. приближает отпуск.
…Что касается вечерних прогулок, папуль, то они у нас тоже почти обязательны. Исключение составляют только вечера с сильным ветром, так как ветер здесь поднимает всю гадость и инфекцию, то лучше ее не глотать. В такие вечера сидим дома.
28 марта 1985 года, из письма Наташи родителям:
…А между тем в Пекине продолжается удивительная зима – опять выпал снег и уже лежит 2-й день, от него в воздухе влажно, т. е. нормально (по общим стандартам), пыль прибита и закрыта, деревья красивые и прочищенные от слоев пудовых пыли. Все необычно. В такую погоду я стараюсь много гулять по территории, удовольствие огромное, очень похоже на ходьбу в московском парке в малоснежную зиму. На открытке все это примерно отражено. Пока не восстановили поездки за город, так как часто по субботам – воскресеньям еще холодно, ветер. Но март, видимо, все это изменит.
Глава 4. От революционных скачков – к реформам
Несмотря на капризы природы и негодную экологию, Китай увлек нас с Натулей. Поднебесная переживала в тот период глубокие перемены. Остановимся на этой теме подробнее. После прихода компартии к власти в 1949 году в короткие сроки в Китае были в основном ликвидированы наиболее вопиющие проявления социального неравенства, экономика на начальном этапе развивалась очень высокими темпами (в 1953–1956 годах среднегодовой прирост промышленной продукции составлял более 19 %). Однако очень скоро стало очевидным, что политическая и экономическая системы, созданные по образцу и подобию советской модели, отнюдь не идеальны.
В первую очередь дали о себе знать изъяны в политическом устройстве общества. Вся власть оказалась сосредоточенной в руках узкой группы лиц. Они вместе с обслуживающим их аппаратом управления образовали привилегированный социальный слой, вывели себя из-под контроля народа и принимали решения, сообразуясь лишь с собственными взглядами и представлениями. Вскоре, впрочем, и этой практике пришел конец. Рычаги управления сконцентрировались в руках одного-единственного человека – Мао Цзэдуна. Сложился культ его личности. Как стали разъяснять в Пекине позднее, партия не смогла создать правильной политической системы, а отсюда – все извращения и эксцессы.
Закреплению недемократичной системы способствовали низкий культурный уровень китайского населения (его большинство было неграмотным), а также глубоко укоренившиеся в обществе феодальные традиции деспотизма, бюрократии и патриархальщины. На политической системе сказалось и то, что революция протекала в форме длительной партизанской войны. Армия фактически слилась с партией, КПК приобрела привычку действовать армейскими методами.
Партийное руководство во главе с Мао Цзэдуном принялось внедрять в жизнь установки, которые были либо почерпнуты из теоретического и практического багажа сталинского руководства нашей страны, либо навеяны собственным пониманием марксизма, а зачастую и эмоциями.
Выше уже упоминалось, что в 1958 году Пекин провозгласил курс «трех красных знамен», направленный на «ускорение строительства социализма и непосредственный переход к коммунизму». Имелось в виду за счет массовых политических кампаний в срочном порядке создать «единую социалистическую общенародную собственность» и, мобилизовав все трудовые и материальные ресурсы, совершить «большой скачок», «войти в коммунизм, минуя социализм».
Саму идею форсированного наращивания мощностей в промышленности и объединения сельских тружеников административно-командными методами в авральном порядке китайские товарищи заимствовали у нас. Но, копируя зарубежный опыт, который представлялся тогда полностью себя оправдавшим, руководство КНР решило внести личный вклад в теорию и практику социалистического строительства. Сделать все еще лучше и быстрее, чем в СССР. Как следствие, ультралевые перегибы нарастали. Получила хождение концепция, что бедность – это хорошо, что это и есть социализм. Идеализировалась уравниловка в распределении. Оплата по труду, существование товарно-денежных отношений расценивались как «база реставрации капитализма».
Но чем больше китайское руководство клонилось «влево», тем хуже шли у КНР дела. В китайском обществе накапливался горючий материал. Стремление погасить нараставшее недовольство, а также экстремистские взгляды на социализм толкнули Мао Цзэдуна на развязывание в 1966 году «культурной революции», которая продолжалась 10 лет.
В 1976 году Мао Цзэдун скончался. Поворотным событием в истории КНР стал 3-й пленум ЦК КПК 11-го созыва, состоявшийся в декабре 1978 года. На нем победила линия, суть которой заключалась в том, чтобы, во-первых, сконцентрировать усилия партии на хозяйственном фронте, модернизации страны и, во-вторых, выработать реалистичную программу строительства социализма. Экономическая политика конца 1950-х годов была охарактеризована как «левоуклонистские ошибки», а «культурная революция» – как «смута, которая принесла серьезные бедствия партии, государству и всему многонациональному народу», как «диктатура насквозь прогнившего и самого мрачного фашизма с примесью феодализма».
Новое руководство выдвинуло задачу смело ломать догматическое понимание марксизма и ошибочные воззрения, выдаваемые за это учение. Подчеркивалось, что в марксизме «нет ничего святого и неприкосновенного, чего нельзя изменять или изымать вообще; единственный критерий истины – это практика». Все, что не благоприятствовало развитию производительных сил, квалифицировалось как противоречащее научному социализму и недопустимое. В Пекине пришли к выводу: новое общество можно построить только на базе материальных потребностей и выгод, пренебрежение ими «есть идеализм». Стимулирование скорейшего обогащения людей за счет собственного труда стало «основным принципом и основной позицией КПК». Была осознана также необходимость всемерного расширения сотрудничества с внешним миром («открытой политики»).
Встав на обновленные идейно-теоретические позиции, китайское руководство отказалось от выпячивания классовой борьбы внутри страны и на международной арене, от палочной дисциплины, массовых кампаний, встрясок и чисток, от уравниловки. В стране начались глубокие реформы.
Преобразования стартовали в деревне. Было принято решение о передаче земли крестьянским дворам в подряд. И уже через два года эта форма хозяйствования распространилась повсеместно. Она стала неплохо обеспечивать страну с населением в 1 миллиард с лишним человек продовольствием. Положительные результаты дала приватизация большей части торговли и сферы услуг, которую китайские власти без всяких словопрений провели в течение 2–3 лет. В промышленности большинство видов продукции освободили от фиксированных цен, предприятиям позволили удерживать значительную часть прибылей, рисковать, конкурировать. Широкую самостоятельность получили провинции.
Однако при всех очевидных успехах такой политики в народном хозяйстве стали обнажаться весьма серьезные проблемы. Урожаи, несмотря на впечатляющие размеры, перестали поспевать за ростом населения. Дальнейшему прогрессу серьезно препятствовало мелкое землепользование, основанное на ручном труде, нехватка горючего, фуража, химических удобрений, сокращение пахотного клина (и без того крайне ограниченного), нерационально низкие закупочные цены, незаинтересованность крестьян в расходах долгосрочного порядка, например на ирригационные сооружения, коммуникации. Резко усилилось социальное расслоение, возросло противостояние бедных и богатых крестьян.
Частное предпринимательство в городе породило так называемый новый порочный стиль – увлечение кадровых работников спекулятивной торговлей, коррупцию, утаивание доходов от налогообложения и прочие неблаговидные дела. Не все заладилось и в промышленности. С одной стороны, бюрократы продолжали попытки удушить самостоятельность производителей, с другой – там, где давалось послабление, предприятия совершали махинации с дефицитными товарами, срывали плановые поставки. Возник колоссальный «перегрев» с капиталовложениями, и, как следствие, ухудшилась ситуация со снабжением материальными ресурсами, работой транспорта. Сотни заводов и фабрик остановились из-за нехватки электроэнергии. Взвинтилась спираль инфляции на все товары, в том числе потребительские.
Многие китайцы были не в состоянии отрешиться от прежних идеологических клише. В китайской печати говорилось, что люди все еще отождествляют социализм с бедностью, высокоцентрализованным планированием, а капитализм – с товарным хозяйством. Сохранялось непонимание того, что для приближения коммунизма недостаточно изменить форму собственности, что провозглашение нового строя в отсталом государстве не открывает возможностей за короткий срок догнать развитые страны. Ставилось под сомнение соответствие подрядной системы на селе марксизму-ленинизму.
Не все в партийно-хозяйственном активе могли работать по-новому. Идеология патриархальщины и претензии на привилегированность, бюрократизм продолжали существовать.
Что касается «открытой политики», то она, как говорили в КНР, наряду с полезными вещами впустила в страну «вредных мух», прежде всего буржуазную идеологию. Звучали предостережения, что Китай вновь может превратиться в полуколонию заморских империалистов. С другой стороны, в хор голосов, выступивших за реформы, вплелись и призывы покончить с социализмом и компартией, встать на путь Запада. Можно было услышать утверждения, что КПК себя «дискредитировала», ее правление принесло китайскому народу лишь «горе и страдания», что коммунизм представляет собой не более чем «прекрасную утопию».
Груз социально-экономических проблем, идеологические противоречия, застой в сфере политических преобразований способствовали нарастанию напряженности в китайском обществе, разногласий в руководстве страны.
Мы с Натулей стали свидетелями этой противоречивой панорамы китайской действительности первой половины 1980-х годов, фиксировали свои наблюдения в письмах в Москву и в собственном дневнике. Вот некоторые из наших заметок, изложенные в хронологическом порядке.
19 апреля 1982 года, дневниковая запись:
…Китай только недавно приступил к реформам и еще остается весьма бедной и во многом убогой страной. Среди серьезных изъянов Поднебесной – низкий уровень гигиены, примитивность бытовых условий жизни населения. Из исторических книг мы знали, что, когда кочевники-маньчжуры завоевывали в XVII столетии Китай, им весьма досаждало гигиеническое состояние тамошних городов. Улицы утопали в навозной жиже, разносившей зловоние на километры.
Особенностью старого Китая было и отсутствие кранов, китайцы не использовали проточную воду и вообще не любили мыться. Более того, боялись воды. Иностранные советники сетовали, что в годы Второй мировой войны не могли заставить местных солдат форсировать водоемы – те боялись драконов, якобы обитавших в реках и озерах. Распространенным явлением была отравленная вода в колодцах. Тут и там рядом с колодцами висели предупреждения: житель такой-то деревни по имени такому-то напился из этого колодца воды, после чего умер.
Многие черты прошлого проступают до сих пор.
20 апреля 1982 года, из письма Наташи родителям:
…Пока у меня самое яркое впечатление от Пекина – это площадь Тяньаньмэнь, старые серые лачуги, очень экзотичные, и обстановка на дорогах, которая не может не поражать: китайцы – пешеходы и велосипедисты – полностью игнорируют передвигающиеся машины и их сигналы, они даже не поворачивают головы и уж тем более никогда не бегут от машины, кажется, просто их игнорируют. Это поразительно!!! Такое впечатление, что они все кидаются под машины, что-то типа массового самоубийства, и при этом даже улыбаются.
28 апреля 1982 года, дневниковая запись:
…Приехали в Пекин в пятницу, а уже в субботу взглянули на город. Величественная площадь Тяньаньмэнь, несколько потерявшая в размахе из-за выстроенного прямо на этой площади Мавзолея Мао Цзэдуна, здание ВСНП, старинные сооружения с вздернутыми, словно крона у сосны, многоярусными крышами: Башня Барабанов (Гулоу), Башня Колокола (Чжунлоу) и т. п.
Вышли из машины на одну из торговых улочек и, к своему изумлению, увидели, что Пекин полон экзотики. Сан-францисский чайнатаун не случайно получился столь необычным, ярким, полным специфических звуков и запахов. Оказывается, таков и Пекин. Мы почему-то думали, что ничего подобного в Китае, особенно северном, нет. А если и было, то давно уничтожено революцией, затем – «культурной революцией» и проч. Такой предвзятости способствовали и рассказы очевидцев, которые убеждали, что в Пекине нечего смотреть, и этот древний город мало чем отличается от Улан-Удэ.
Улан-Удэ мы видели из окна поезда, и, надо сказать, что облик этого монгольского населенного пункта действительно жалкий. Но сопоставлять его с Пекином – значит незаслуженно обижать последний.
Мы побродили всего пару часов по ряду узких кривых улочек, забитых людьми и заставленных живописными лавчонками и забегаловками, и получили массу удовольствия. В Сан-Франциско лавки красивее, ярче, но они все стандартны – украшения и сувениры везде одни и те же. Здесь же, в Пекине, каждая лавка – музей этнографии. В одной – пожилые женщины мастерят традиционные китайские весы: чашечки на тонкой проволочке со стрелкой, свисающей по центру вниз. В другой – продаются всевозможные специи и приправы, даже маринованные чеснок и черемша, на которых так хорошо зарабатывают сейчас кавказцы, торгующие на московских рынках. В третьей – продают лекарства китайской медицины: настойка на оленьих рогах, женьшень. Прямо на улице парикмахер стрижет молодого человека, рядом торгуют яблоками. Лоточник предлагает пронзительным голосом отведать bing gur – сверх-дешевое мороженое.
29 апреля 1982 года, дневниковая запись:
…О китайцах. Наблюдаем их в собственной стране пока меньше двух недель, а впечатлений уже масса. Все больше поражаемся их необычности и уникальности во всем. Совсем иной мир, с другими моральными и материальными критериями и ценностями.
18 апреля ездили на Минские могилы – усыпальницы императоров Минской династии (1368–1644 годы). Минские могилы (по-китайски шисаньлин, т. е. 13 могил) – одна из главных достопримечательностей в пригороде столицы. Расположены они в нескольких десятках километров к северо-западу от Пекина, в долине у подножья изрезанных, зубчатых гор, какие изображаются в традиционной китайской живописи (мы раньше считали, что художники символизировали и драматизировали окружающую природу, а оказывается, в Китае в самом деле необычные горы. Так что китайские живописцы – самые настоящие реалисты).