Близнецам закон не писан. Том 1. Когда оживают легенды

– А зачем такой красивый и родовитый мужчина, как я, может уединяться в своих покоях с такой… – Его Великолепие презрительно окинул холопку взглядом, оказался настолько милостив, что проглотил «ничтожной особой» и сказал, растянув губы в великодушной усмешке: – фигуристой красавицей?

И тут Фиру озарило:

– Ты что, – проговорила она потрясённо, – переспать со мной хочешь?

– Допетрила! – облегчённо выдохнул Прекрасноликий и Высокородный. – Ну, пошли, что ли?

Фира скрипнула зубами. Как ни печально было сознавать, она оказалась права. Бабник! Нет, не так. Самоуверенный бабник! А молодая эльфийка на дух не переносила мужчин, видевших в женщинах исключительно игрушку для постельных утех.

Будь они в Светлограде, самовлюблённый красавчик давным-давно бы осознал всю неправоту своей позиции. Ещё бы и долго извинялся… Но Фира, уезжая в университет, обещала маме вести себя прилично. Да и портить такой хороший день не хотелось. Поэтому она натянула маску страдающей красавицы, схватила за сердце и возопила надрывно:

– Есть ли здесь настоящие мужчины? Которые рискнут вступиться за бедную, беззащитную девушку?

Настоящие мужчины все как один гордо выпятили грудь, грозно посмотрели на господина барона и… смущённо опустили глаза. Со спесивым блондинчиком никто не горел желанием связываться.

Надутый аристократ появился в университете всего неделю назад, но уже успел снискать ненависть доброй половины факультета боевой магии. Он кичился своим происхождением и каждого, с кем беседовал, ставил в известность: он-то, барон де Шантильи, аристократ из первейших, а ты, холоп, лишь пыль у него под ногами. Господину барону все были обязаны, и стоило ему шевельнуть пальцем, как каждая тварь в округе считала за честь исполнить его повеление (по крайней мере, так полагал сам Аристократичный и Величественный).

По-хорошему, давно пора было набить зарвавшемуся абитуриенту морду (тем более что вёл он себя одинаково как с простолюдинами, так и с аристократами). Но спесивого мерзавца охранял авторитет главы университета. Впечатлённый количеством орденов на груди барона Николя де Шантильи и испытывая вполне объяснимое сочувствие к Раулю, ректор твёрдо решил принять участие в судьбе молодого человека.

Первый же храбрец, который вздумал вбить надутому индюку в глотку «слышь ты, холоп!» вылетел из альма-матер прежде, чем его кулак успел коснуться челюсти господина барона. Беднягу не спасла даже принадлежность к древнейшему магическому роду.

Студенты понятливо вздохнули и были вынуждены ограничиться презрительной кличкой «барончик» вкупе со слабой надеждой, что спесивый гусак вылетит после первого же экзамена. Тщетность чаяний, впрочем, понимал даже любимчик факультета – мухлюндийский таракан Вася: провалиться на экзамене, когда тебя патронирует сам ректор?!

***

На счастье Фиры, она ничего не знала о положении господина барона в университете (а если бы и знала – думаете, это её бы остановило?). Глаза эльфийки нехорошо прищурились, давая господину барону возможность пойти на попятную. Но в голову самовлюблённого нашего и прийти не могло, что от добродушной на вид девицы можно ожидать больших неприятностей. Он сделал шаг вперёд, намереваясь уволочь девчонку силой… И тут на пути Рауля встало неожиданное препятствие.

– Оставь девушку в покое! – раздался позади господина барона негромкий голос.

И Фира и Рауль проявили трогательное единодушие, в немом удивлении уставившись на обладателя тихого баритона. Между надутым аристократом и его добычей вздумал встать интеллигентный эльфийский мальчик. Целитель Марк.

– Что? – переспросил господин барон, не веря своим ушам. В его аристократической головке не могло уложиться, что ему, аристократу Отец весть в каком поколении, вздумает перечить голозадый щенок субтильной наружности!

– ДЕВУШКА. НЕ ХОЧЕТ. ИДТИ. С ТОБОЙ, – раздельно ответил дохляк и повторил строго: – Оставь её в покое!

– А то что? – подбоченился господин барон.

– А не то получишь! – мужественно заявил Марк.

– Тебя же выкинут… – пискнул сзади чей-то голос.

– На Волшебггаде свет клином не сошёлся, – буркнул паренёк. – А пегевязки в дегевне и без диплома делать можно.

Господин барон расхохотался: от кого-кого, а от этого задохлика он мог ожидать чего угодно, только не трёпки!

– Ойц! – передразнивая исконно эльфийский говор, выплюнул господин барон. – Хотел би я взглянуть, как ти собигаешься это делать!

– Да пожалуйста! – пожал плечами молодой эльф и выбросил вперёд правую руку, которую до недавнего времени держал за спиной.

Странная пыльца фиолетового цвета выпорхнула из разжатого кулака и устремилась прямо в лицо господину барону. Аристократ взвизгнул бабским голосом, принялся тереть глаза и нос и орать на одной ноте:

– Воды! Воды!

Водицы ему принесли, не побрезговали, с явным прицелом, что господин барон запомнит всепомогающие лица и не забудет в будущем озарить светом своей блистательной особы.

– Что это? – потрясённо спросила Фира, наблюдая за прыгающим, рыдающим и чихающим недоразумением. Марк ответил флегматично:

– Пегец. Из Мухлюндии, поэтому такого цвета. Мой почтенний папа всегда говогит: «Магк…» Это меня Магком зовут… Так вот, «Магк, если ти слаб телом, то делай то, шо у тебя хогошо получается: думай головой и лечи». Вот и пгиходится викгучиваться…

– А кто у тебя папа? – мимоходом спросила Фира. Марк отчего-то смутился.

– Ну… Он… Дегевенский цели… – начал эльфёныш. «…тель» бедняга уже закончил в воздухе.

…В своих рассуждениях Марк учёл всё, кроме одного: мухлюндийский перец отличался от чёрного собрата не только цветом, но и меньшей степенью всеядности. Господин барон скоренько расправился с последствием атаки и кинулся вершить святую месть. Он резко ударил увлёкшегося целителя в челюсть; паренёк (благо, что весил не слишком много) пролетел чуть ли не через всю трапезную, ударился головой о каменную стену и затих.

Присутствующие замерли. Барончик переступил все границы! Он осмелился поднять руку на целителя!

Сильнее всего оказались возмущены боевые маги. Для них лекарь – священная корова, высшая каста. Ты можешь иметь седьмой дан, мнить себя великим волшебником, сколько угодно ставить защитных щитов против ядовитого жвалопырка… Но если тебе откусит руку ледяной дракончик – и твои амбиции, и диплом, и даже кипа благодарностей от самого Повелителя Магов уйдут в ничто вместе с тобой, если рядом не сыщется пусть завалящегося, но целителя.

Ей-же-ей, беднягу барончика линчевали бы на месте, не кинься к Марку какой-то из собратьев по факультету и не крикни: «Жив! Сейчас отойдёт!»

Рауль де Шантильи де Мелузинд сморщил нос, обвёл торжествующим взглядом почтенное собрание и заявил высокомерно:

– Этот задохлик встал между мной и моей добычей. А я всегда получаю то, что хочу!

Фира с состраданием посмотрела на молодого аристократа.

– Маленьких обижать? – прошипела она сквозь крепко стиснутые зубы и сделала шаг к господину барону. Тот ухмыльнулся: покорилась девка! А сколько гонору-то было…

Ох, не знал он Фиру…

***

Вскоре василиск был аккуратно доставлен и водворён в клетку. Добровольные помощники утерли пот и зашли в ближайшую аудиторию – отдышаться.

Тут кстати прозвучал второй гонг, свидетельствующий об отмене опасности и разрешении студентам возвращаться на свои места.

– Ребята! – оживился вихрастый. – С меня бутылка и мясцо под закусь. Сейчас в трапезную сгоняю. И не вздумайте отказываться!

Никто и не подумал.

Учитывая количество народа в трапезной, ожидали вихрастика не раньше, чем через полчаса. Но уже спустя пятнадцать минут взбудораженный добрый самаритянин ворвался в аудиторию – без выпивки и без закуси.

– Ребята! – завопил он. – Чё скажу! Там в трапезной какая-то девка нашего барончика бьёт!

Про вино забыли напрочь! Боевые пятиданники разом загалдели:

– Ну наконец-то!

– Хоть кто-то нашёлся!

– Как бьёт?

– И не боится?

– За что бьёт?

– За дело! – прокомментировал вполголоса Абраша, мигом догадавшийся, о какой «девке» идёт речь («Фира, ну ведь просил же!»). Он было подумал, а не кинуться ли в трапезную на помощь… Но по зрелом размышлении решил: неизвестный барончик сам виноват! Пусть Фирочка поразвлекается.

– Он её в койку хотел уложить! – взахлёб рассказывал вихрастик. – Она ему раз сказала: «Отвали». Два сказала… Но вы же барончика знаете… Ему хоть кол на голове теши. За руку схватил, и только потащить собирался, как она ему… И ещё… И ещё! Справа! Слева! Три раза через всю трапезную! Четыре – через бедро! Так знатно охаживает! Любо-дорого посмотреть! У нас на третьем курсе не каждый может. Огонь девка! Я бы сам с такой… – и, наткнувшись на осатаневший взгляд Абраши, понимающе закончил: – Почёл за честь биться спина к спине. Твоя… э-э-э… девушка? – уточнил вихрастый как бы невзначай.

– Сестра, – коротко ответил Абраша и снял воображаемую шляпу. – Ну, помянем господина барона…

***

Увы, как ни хотели будущие боевые маги полюбоваться на навыки неизвестной воительницы, они поспели как раз к шапочному разбору. Измордованный господин барон валялся мордой в пол; Фира сидела на побеждённом и, намотав на кулак длинные светлые волосы, методично, но легонько лупила голову его аристократичности о холодный камень.

– Будешь просить извинения, гадёныш? – монотонно вопрошала она под одобрительный шумок собравшихся.

– Ты мне руку сломала, с-с-стерва! – выл господин барон. – Извинения? Не на того напала!

– И вторую сломаю, сучонок! – грозно пообещала воительница. – Проси прощения, мразь! И у меня, и у этого хлюпика!

Марк, пару секунд до того пришедший в себя, возмущённо утёр кровавую юшку, но промолчал. Из песни слов не выкинешь. Хлюпик и есть. И идиот к тому же. За кого вступился? За невинную девчонку? Да эта девчонка сама кого хочешь в бараний рог согнёт!

Нет, не идиот. Правильно полез. Женщин защищать надо. Даже таких, как эта…

Господин барон был спесив, но не глуп. Поняв, что путь к спасению из рук сумасшедшей девицы лежит исключительно через «извините», он проблеял что-то, полагающееся случаю, получил долгожданную свободу и немедленно ретировался. С самым злобным выражением на аристократическом лице.

– Жаловаться побежал… – протянул вихрастый, проводив взглядом измордованного аристократа. – Отчислят тебя…

– Да меня и не приняли пока, – невесело сказала Фира. – И не примут уже… Абраша, а ты не вздумай заступаться! – строго сказала девушка, со свойственной ей близнецовой проницательностью просчитав все дальнейшие действия брата. – Язык куда полагается засунь и молчи. Тебе в Приграничье надо!

– Но..

– А вздумаешь вступиться – я расскажу маме, как ты курил на заднем дворе!

– Ты тоже курила! – взвыл Абраша, поражённый до глубины души коварством сестры.

– Я – ПЫТАЛАСЬ! – подняла Фира пальчик вверх. – Чувствуешь разницу?

***

Отец юного дарования был вызван в университет незамедлительно. Нет, обычно-то нерадивых студентов, а уж тем более абитуриентов выкидывали без уведомления родителей. Но тут был… особый случай.

Особенность заключалось в том, при что подаче документов папа близнецов лично навестил Алонсо и презентовал ему некую сумму. «На развитие университета», – широко улыбнулся прожжённый делец. Ректор улыбнулся не менее широко и с самыми честными глазами обещал провести средства через бухгалтерию. Как добровольный взнос.

Меценат покивал и сделал вид, что поверил.

Сейчас ректор чуть ли не навытяжку стоял перед купцом и думал, как бы сделать так, чтобы и деньги сохранить, и бонжурийскую аристократию с её связями умаслить…

– Ваша Эсфирь, – сухо начал ректор, решив положится на всем известный «авось», – только что набила мор… отдубасила одного из абитуриентов. Господина барона де Шантильи, между прочим!

– Значит, господин барон дал к тому повод, – безмятежно ответил любящий папа. – Моя Фирочка – тихая, спокойная и благовоспитанная девочка.

– Великолепно знающая все приёмы самообороны? – взвился ректор. – Имеющая рекомендации от самого Вано Бейворогмедова? Действительно, тихая и спокойная! Да ноги её не будет больше в моём университете!

Папа понятливо вздохнул.

– Сколько ещё я должен ещё пожертвовать на развитие вашего замечательного учебного заведения, чтобы увидеть имена Абрама и Эсфири в списках поступивших? – сухо уточнил он.

Ректор мигом оживился (какой понятливый, однако, родитель попался!) и, дурея от собственной наглости, назвал сумму, вдвое превышающую годовой бюджет университета.

Старший Кацман, давным-давно привыкший платить за шалости своих деток, даже бровью не повёл. Только молча выписал чек на предъявителя в гномий банк.

Но ректор всё ещё колебался. Ему вдруг пришла в голову страшная мысль: а что, если плаксивый барончик действительно родительнице пожалуется? У несчастного руководителя до сих пор волосы на голове дыбом вставали при воспоминании о явлении госпожи Абигайль.

– А вдруг сюда примчится мама господина барона? – высказал ректор свои опасения вслух. – Вашей дочери не поздоровится. Вы не знаете госпожу баронессу!

– А вы не знаете Фиру, – с непоколебимой уверенностью заявил опытный отец. – И кому из них двоих не поздоровится – это очень большой вопрос.

Ректор представил битву титанов и содрогнулся.

***

Если бы ректор знал о чувствах, обуревающих господина барона, он и вовсе бы не переживал. В то самое время, когда Алонсо обхаживал в кабинете Лазаря Кацмана, будущая краса и гордость боевого магического сообщества, грядущий Генерал Всея Магического Воинства Рауль де Шантильи де Мелузинд сидел у себя в покоях и, утирая кулаком сопли, смешанные с кровью, панически выводил на белоснежной бумаге:

«Дорогая мама! Срочно забери меня отсюда!..»

Мысли о блестящей военной карьере и генеральском мундире непостижимым образом испарились из мечтательной головёшки аристократического нашего. Какие подвиги? Какие награды? Какая слава? Ему не выжить в университете, где на каждом шагу встречаются девки-маньяки и сумасшедшие доктора! Мама была права! Домой, в замок, к курам, овечкам и вышивальному станку!

«… Мочи моей здесь нет больше учиться!»

Мама обязательно примчится! Вот получит весточку от сыночки и примчится! И волосы этой наглячке выдерет! Или наглючке? Неважно. Главное – выдерет!

Обрадованный Рауль поставил размашистую подпись, запечатал паническое послание и побежал в почтовую. На всякий случай вжав голову в плечи и оглядываясь: не выскочит ли из-за очередного угла эта маньячка?

Если бы бедняга знал, что письмо так никогда и не будет доставлено адресату…

***

К несчастью бедного Рауля, мама на некоторое время укатила из замка по делам наследственным. Наглядевшись на пагубные последствия своего отсутствия, ранее она наотрез отказывалась выезжать на делёжку семейного достояния, чтобы не оставлять Рауля один на один с отцом.

И вот теперь, когда сыночка ненадолго упорхнул из родового гнезда, баронесса собиралась наверстать упущенное.

Тут кстати умер её отец (личность, по мнению Абигайль, абсолютно никчемная, но до безобразия богатая). Немедленно оживился старший братец, и госпожа баронесса спешно засобиралась в дорогу. Она жаждала выгрызть из горла родного брата не только два замка и виллу на Мечтательных островах, но и отсудить у дорогого родственника все золотые зубы: они были сделаны из двух золотых монет, взятых покойным папой из приданого Абигайль.

***

На третий день отсутствия любимой супруги, за завтраком Николя рассеянно спросил строгого мажордома:

– Есть какие-нибудь письма?

Мажордом, смазливый малый лет двадцати пяти, заявил, что никакой почты не поступало.

Пауза, сделанная перед словами «никакой почты», барона насторожила.

– А если подумать? – вкрадчиво спросил он и потянулся за плетью.

Мажордом подумал и сообщил, что почта всё-таки была. Только письмо пришло госпоже баронессе.

Под рассвирепевшим взглядом господина барона мажордом подумал ещё раз и добавил, что послание от господина Рауля.

Николя потребовал принести ему весточку от сына и впредь, как только будут приходить письма из университета, сначала передавать почту ему и только потом госпоже баронессе. Иначе он лично повесит нерадивого слугу!

Мажордом только усмехнулся: по причине, известной только ему и госпоже баронессе, он господина барона и в грош не ставил. Кишка у тебя тонка, подкаблучник!

***

Когда госпожа баронесса вернулась в родные пенаты, то первым, что она увидела, стал труп мажордома. Труп флегматично раскачивался в петле и приветствовал хозяйку терпким зловонием.

– Кто посмел?! – грозно возопила фурия.

Перепуганные слуги с готовностью сдали хозяина.

Велев отвесить каждому по двадцать плетей для профилактики, разъяренная баронесса отправилась разбираться с благоверным.

– Но дорогая… – испуганно проблеял дрожащим муж. – Он посмел оскорбить тебя! Он называл мою лапочку такими словами…

Уперев руки в боки, лапочка потребовала конкретный перечень бранных слов. Муж запунцовел, но представил.

Баронесса призадумалась. С одной стороны, на правду не обижаются. А молодой и красивый мажордом явно знал, о чем говорит. С другой – позволишь каждой игрушке язык распускать – уже через неделю объектом насмешек всего королевства станешь.

– Умничка моя, – сказала баронесса, чмокнула мужа в лобик и мстительно приказала ещё и отстегать кнутом полуразложившееся тело.

…Стоит ли говорить, что понятливые слуги теперь первым делом передавали письма хозяину, а потом уже хозяйке. Николя же, в зависимости от содержания письма, либо вытаскивал из него отдельные листы, либо швырял в огонь и писал за сыночку новое. Благо талантом подделывать почерки господин барон владел виртуозно и передал его на пару со смазливой мордашкой единственному сыну.

…И стоит ли удивляться, что панические вопли любимого сыночки до мамы так и не дошли?

Впрочем, Рауль не сильно-то и огорчился. Поразмыслив как следует, он признал: явиться домой сейчас означает расписаться в собственном поражении и признать правоту маменьки. Опять подчинение, ненавистная манная кашка… Нет уж! Он, Рауль де Шантильи де Мелузинд, отныне никому не позволит над собой командовать! Он доведёт до конца начатое дело, станет боевым магом и очень скоро дослужится до командных должностей.

И тогда берегитесь все, кто однажды стал на его пути! И прежде всего этот проклятый докторишка!

***

У Марка за спиной не было ни богатых, ни знатных родителей (по крайней мере, так значилось в личном деле молодого дарования). В Волшебградский университет паренёк явился со скудным узелком в руке да котомкой, набитой всяческими снадобьями, за плечами. И если к Фире со скрипом можно было притянуть за уши необходимую самооборону, то действия молодого лекаря взбешённый Рауль квалифицировал как разбойное нападение.

Эти-то обстоятельства и предрешили судьбу Марка.

Нет, парня пытались отстоять. Декан факультета целителей, вызванный на ковёр, как услышал об отчислении, по своему обыкновению схватился за сердце.

– Да как вы можете? – причитал старый лекарь, носясь кругами по кабинету ректора. – Парень – талант! Будущий гений! Целитель бог весть в каком поколении! А вы его… Из-за какого-то петуха…

Ректор, дав подчинённому выговориться, припечатал холодно:

– Выбирай, кто уйдёт: он или ты.

Декан посмотрел на начальство разъярёнными глазами, стиснул зубы и грякнул дверью.

Через два часа Марку вручили приказ об отчислении – от ректора и туго набитый кошель – от декана.

– Подъёмные, – заявил небрежно декан, пряча глаза. Подъёмных в университете сроду не давали, но декан чувствовал за собой вину перед молодым эльфом. – И… Прости меня, если что.

Марк равнодушно пожал плечами и отправился собирать вещи.

Дома его поймут. Главное – не сболтнуть маме, что подрался из-за девушки, иначе уже к вечеру весь Эльфийский Квартал будет знать: у Марка наконец-то появилась невеста! Свадьба не за горами! Конечно же, вы все будете приглашены! Особенно дядя Моня («Конечно, Моня, ми гади будем видеть вас на свадьбе нашего Магка. Только сахага сыпьте по одной ложечке, а не по своему обыкновению – по пять»). Или тётя Фая, которая двадцать восемь лет, три месяца и восемь дней назад взяла у мамы сковородку и не вернула («Ойц, Фая, да кто там помнит за ту сковогодку-то? Ви у нас всегда желанний гость!).

А вот с отцом придётся поговорить по-мужски. Он поймёт. И одобрит. Старый ворчун, несмотря на свой скверный характер, до беспамятства любил семью и готов был жизнь за неё отдать.

Сейчас же требуется не целая жизнь, а капулечку сочувствия и немножечко доброго совета.

Примечания