Король-предатель. Скандальное изгнание герцога и герцогини Виндзорских

Тем временем британское правительство внимательно следило за Шарлем Бедо, который прибыл в Берлин за две недели до визита Виндзоров. 17 октября Огилви-Форбс сообщил Идену:

«Два дня назад я обедал наедине с Прентиссом Гилбертом, новым советником и поверенным в делах Посольства Соединенных Штатов… Он поднял тему герцога Виндзорского и предполагаемого визита Его Королевского Высочества в Соединенные Штаты. Он также сказал, что в результате подходов, которые г-н Бедо сделал к нему, стало ясно, что этот человек «руководил» Его Высочеством и, вероятно, оплачивал его расходы за тур за пределами Германии… Боюсь, многое из вышесказанного будет нелегко читать, но вы должны знать, что здесь происходит и что было бы неплохо следить за деятельностью г-на Бедо… Это письмо, которое я напечатал сам, не будет помещено в архив канцелярии»[116 - Ogilvie-Forbes to Secretary of State, 17 October 1937, Bedaux Activities. FO 954/33A/94, TNA.].

22 октября пара прибыла в Мюнхен для главного события своей поездки – чаепития с Гитлером в Берхтесгадене[117 - Report of Consul General in Munich to British Embassy, Berlin, 22 October 1937, FO 954/33A/114, TNA.]. Специальный поезд доставил их в горное убежище Гитлера, расположенное в семидесяти милях от города. В связи с ранним прибытием им пришлось подождать, пока фюрер подремлет, но в конце концов встреча началась в 14:30. Хотя герцог говорил по-немецки, Гитлер настоял на том, чтобы воспользоваться услугами переводчика Пауля Шмидта. Уоллис увели Ева Браун и Рудольф Хесс, которые говорили с ней о музыке, в то время как детектив Филип Аттфильд был предоставлен сам себе, хотя с ним всегда находился человек из гестапо[118 - Heart, p. 308.].

Сообщая об этом визите, «Нью-Йорк таймс» отметила, что «герцогиня была явно впечатлена личностью фюрера, и он, очевидно, дал понять, что они стали близкими друзьями, нежно попрощавшись с ней. Он взял пару за руки, долго прощаясь, после чего застыл в жесткой позе нацистского приветствия, на которое ответил герцог»[119 - New York Times, 23 October 1937.].

Уоллис, которая всегда испытывала тягу к влиятельным людям, позже писала о «восковой бледности Гитлера, о сложенных под усами в некую невеселую гримасу губ… Его глаза были поистине необыкновенными – напряженными, немигающими, притягательными»[120 - Heart, p. 308.]. Форвуд был более прямолинеен. Он вспоминал Гитлера как «забавного маленького человечка, сидевшего рядом с герцогом. Он не произвел на меня впечатления великого человека»[121 - Forwood, p. 60, BREN 2/2/7, Churchill College.].

Не существует записей того разговора между герцогом и Гитлером, хотя Пол Гетти, впоследствии друг Виндзора, размышлял: «Меня не удивит, если однажды из какого-нибудь хранилища повышенной секретности будет извлечено досье «СЕКРЕТНО» и на этот эпизод прольется новый свет»[122 - J. Paul Getty. As I See It.: WH Allen, 1976. P. 84.]. Единственная очевидная драма визита, рассказанная детективом герцога Аттфильдом, заключалась в том, что «Школьная учительница-англичанка прошла через охрану. Я поймал ее, когда она собиралась обнять герцога. Она следила за вечеринкой в течение десяти дней»[123 - Sunday Mirror, 31 October 1954.].

Виндзоры вернулись в Париж 24 октября. Несмотря на все опасения в британских правительственных кругах, их визит в нацистскую Германию не оказал большого влияния. Найджел Лоу, находившийся в Германии по делам, сообщил о своем впечатлении в Министерство иностранных дел:

«Визит герцога Виндзорского, похоже, произвел плохое впечатление. Вся его поездка и расходы были оплачены Немецким трудовым фронтом. Он постоянно находился в сопровождении доктора Лея, который неизменно пьян и не является сколько-нибудь значимой фигурой среди нацистов. Он очень мало видел настоящих лидеров и провел с фюрером совсем немного времени. Даже счет за маникюр его секретарши оплатил доктор Лей, и в отеле «Кайзерхофф», где он остановился, чаевых не давали. Немцы говорят, что он не понял и половины из того, что видел или что ему говорили. Весь этот визит описывается как недостойный для того, кто занимал столь высокую должность»[124 - CHAR 2/300, TNA.].

Следующая цель – визит в Америку. 24 октября Бедо, который финансировал поездку, в своем письме из парижского Ритца отправил Линдсею «первый набросок полного расписания посещений»[125 - FO 954/33A/183, TNA.].

Визит начнется в Вашингтоне 11 ноября и завершится в Лос-Анджелесе и Сан-Франциско в середине декабря. Герцог встретится с президентом Франклином Д. Рузвельтом в Белом доме; его жена Элеонора лично покажет ему жилищные проекты, в которых она участвовала; герцог возложит венок на Арлингтонском кладбище и выступит перед нацией. Был нанят частный поезд «Пульман», чтобы доставить их с Востока на Западное побережье, и «Дженерал Моторс» предоставила в их распоряжение парк из девяноста новейших бьюиков.

Три дня спустя Бедо и его жена Ферн отправились готовиться к отплытию в Нью-Йорк. Также на борту «Европы» находился Эрнест Симпсон, целью визита которого была женитьба на Мэри Раффрей.

Виндзоры подготовились к своему новому путешествию, отправив семистраничную памятку персоналу немецкого судна «Бремен», которое должно было доставить их в Нью-Йорк, с изложением своих требований, в числе которых значилось обслуживание в Красной комнате, отдельная столовая, отведенная для них на солнечной палубе, приготовление специальной английской смеси чая и бочонок лондонской питьевой воды. В памятке шеф-поварам сообщалось, что герцог любит простую еду, стейки, котлеты и курицу на ужин, предпочитает французскую заправку без горчицы и пьет только минеральную воду перед коктейлем. Кроме того, он обожает канапе из печеночного паштета, вестфальской ветчины и редиса. За ужином он любит кларет, но не белые вина или шампанское, а после обеда пьет бренди с кофе[126 - Martin, p. 353.].

2 ноября, на следующий день после того, как чета Бедо прибыла в Нью-Йорк для завершения договоренностей, заместитель госсекретаря США Самнер Уэллс сообщил о своих переговорах с послом Великобритании Рональдом Линдсеем:

«Посол довольно многозначительно сказал, что в последнее время чувство возмущения усилилось из-за того, что активными сторонниками герцога Виндзорского в Англии были элементы, которые склонны к фашистским диктатурам, и что недавнее турне по Германии и его показной прием Гитлером могут быть истолкованы только как готовность Эдуарда поддаться этим тенденциям»[127 - Washington Dept of State file FW033.4111, Memorandum of Confi dential Conversation, 2 November 1937, National Archives, quoted Greg King, The Duchess of Windsor (Aurum, 1999), p. 286.].

Назревали неприятности. Средства массовой информации уже были настроены скептически. Лондонский обозреватель Ханнен Сваффер написал: «Это не что иное, как рекламный трюк. Я путешествовал с герцогом, когда он изучал жилищное строительство в Уэльсе, и если бы он прожил там пятьдесят лет, он бы знал об этом не больше, чем знает сейчас»[128 - Martin, p. 354.]. Теперь американские профсоюзы, которые не были поклонниками промышленной практики Бедо, ответили. Рональд Линдсей сообщил в Министерство иностранных дел:

«Тон прессы и тенденции общественного мнения в отношении турне герцога Виндзорского становятся все более неблагоприятными… Высказывания о герцогине звучат недружелюбно. Но больше всего его перспективам повредила связь с Бедо, который, конечно же, является проклятием для лейбористов. Кульминация была достигнута сегодня с публикацией Балтиморской федерации труда, в которой критиковалась поездка герцогини и особенно Бедо, а также фашистские тенденции, проявившиеся в обстоятельствах недавнего визита герцога в Германию»[129 - Lindsay to Foreign Office, 4 November 1937, FO 954/33A/121, TNA.].

Организованные лейбористы долгое время недолюбливали Бедо, и последние события наконец развязали им руки. Американская федерация труда и Конгресс промышленной организации выступили с заявлениями, в которых критиковали его компании и их политику повышения эффективности. Профсоюз нью-йоркских грузчиков объявил, что они будут пикетировать корабль Виндзора и не станут разгружать багаж. Акции американских компаний Бедо резко упали, и его коллеги-директора вынудили его уйти с поста президента American Bedaux Associates. Бывшая любовница, Луиза Бут, предъявила ему иск в размере 250 000 долларов, а Налоговая служба вручила ему счет на 202 718 долларов[130 - Jim Christy. The Price of Power: A Biography of Charles Eugene Bedaux.: Doubleday, 1984. P. 169.]. Бедо, который вылетел в Канаду, а затем в Европу, понял, что игра окончена, и телеграфировал герцогу: «Из-за организованной на меня здесь травли я уверен, что провести ваш планируемый дальнейший тур под моей эгидой будет проблематично… Я с уважением… умоляю вас полностью освободить меня от всех обязанностей»[131 - Associated Press, 5 November 1937. Бедо потерял 200 000 фунтов стерлингов, контроль над своими американскими компаниями, перенес нервный срыв и провел месяцы в баварском санатории. Он так и не вернулся в Америку.].

Теперь герцог отменил поездку. Брат Линдсея, лорд Кроуфорд, отметил в своем дневнике:

«Итак, герцог Виндзорский отменил свое путешествие в Америку. Рональд сказал мне, что он безнадежно ошибся, начав свой визит с предварительного тура по Германии, где его, конечно же, сфотографировали братающимся с нацистом, борцом с профсоюзами и евреями. Бедный маленький человечек. У него нет собственного здравого смысла, и нет друзей, обладающих хоть каким-то здравым смыслом, которые могли бы дать ему совет. Я надеюсь, что это послужит ему острым и полезным уроком»[132 - 6–7 November 1937, Vincent, p. 585.].

8 ноября «Дейли Геральд» в редакционной статье расставила точки над «i»: «Герцог Виндзорский теперь объявил, что в будущем он будет считать себя «более не публичной фигурой». Это мудрое решение»[133 - Daily Herald, 8 November 1937.].

Но подозрения относительно его амбиций оставались. 22 ноября Роберт Брюс Локхарт написал в своем дневнике после разговора с дипломатом Рексом Липером: «Немецкий взгляд на Эдуарда, герцога Виндзорского. Немцы все еще верят, что он вернется в качестве короля, способствующего социальному равенству, даст добро английскому фашизму и союзу с Германией»[134 - Bruce Lockhart Diaries, 22 November 1937, Vol. 1, p. 382.].

Неделю спустя Линдсей написал Алеку Хардингу: «Заслуживающие доверия лица продемонстрировали мне копии двух писем, написанных Бедо в августе и сентябре о турне герцога Виндзорского, которое находилось только на стадии планирования»[135 - Ronald Lindsay to Alec Hardinge, 29 November 1937, FO 954/33A/183, TNA.]. В письмах говорилось, что поездки Виндзоров были частью «всемирного движения за мир» и «в какой-то момент турне герцога в Америке должен был быть опубликован соответствующий манифест. Мне сообщили, что предварительные копии этого заявления были переданы редакторам некоторых газет, и поэтому они все еще находятся в их руках. Я посылаю копию этого Ванситтарту»[136 - Ronald Lindsay to Alec Hardinge, 29 November 1937, FO 954/33A/183, TNA.].

Затем в декабре до сведения правительства был доведен еще один пример взглядов герцога. Уильяму Тирреллу, гостившему у своего преемника на посту посла Великобритании в Париже сэра Эрика Фиппса в конце 1937 года, сообщили, что сотрудник посольства видел текст интервью, которое Виндзор дал журналисту Daily Herald:

«…в котором утверждалось, что Его Королевское Высочество сказал, что, если у Лейбористской партии будет на то желание и возможности, он готов стать президентом Английской республики. Тиррелл призвал Гринвуда исключить данный фрагмент из любого опубликованного отчета об этом интервью, настолько его потрясло и напугало услышанное. Гринвуд сдержал обещание, и насколько я понимаю, именно поэтому то интервью до сих пор не увидело свет… Я никому не сообщаю об этом, кроме лично вас»[137 - Eric Phipps to Anthony Eden, 28 December 1937, FO 954/33a/186, TNA, and PHPP 1/19, Churchill College.].

Герцог явно затевал свою игру. Это будет подтверждено последующими событиями.

Глава 6. Интерлюдия

После возвращения из свадебного путешествия Виндзоры жили в номере люкс отеля «Мерис» с видом на Тюильри, где они договорились о сниженной оплате за проживание в размере 30 долларов в день на том основании, что были хорошей рекламой отеля[138 - Примерно 550 долларов США по нынешнему курсу.]. Учитывая, что им не позволено было вернуться в Великобританию – их беспокоили как налоги, которые они теперь выплачивали как частные лица, так и любые условия, которые могла выдвинуть королевская семья. Но при этом их будущее было обеспечено в финансовом плане, и теперь они решили пустить корни во Франции.

26 января Уоллис написала своей тете Бесси:

«Мы решили не ехать в Гавану в этом году, так как чувствуем, что нам действительно нужен дом, прежде чем мы продолжим путешествовать. Эта жизнь в окружении сундуков и отелей очень неудовлетворительна. Я осмотрела несколько квартир в разных направлениях за пределами Парижа, меблированных и без мебели. Первые безнадежны, а те, что без мебели, либо дворцы, либо слишком малы, неудобно расположены или слишком далеки от гольфа и т. д. и т. д. Поэтому, чтобы просто выбраться из этого отеля, мы сняли меблированный дом в Версале с небольшим садом и теннисным кортом, принадлежащий миссис Пол Депи. Это удобно, не очаровательно, но пристойно, и мы сняли его с 7 февраля по 7 июня – ужасная, как и все, чего касаются Виндзоры, арендная плата…»[139 - Michael Bloch, Secret File, pp. 124–125.]

Это был замок де Ла Май в Версале, расположенный в большом частном саду, с бассейном, теннисным кортом и частным полем для гольфа на девять лунок[140 - Теперь это роскошная частная больница. Ходили слухи, что они захватят замок Гросбуа, который Наполеон подарил маршалу Бертье, но Уоллис сочла его «слишком королевским». New York Times, 20 February 1938.]. Компромиссное решение, поскольку Уоллис хотела бывать в Париже, а герцог – иметь загородный дом, где он мог бы предаваться своей любви к садоводству. Одним из преимуществ замка было то, что он находился недалеко от виллы Трианон, дома их близких друзей, сэра Чарльза и Элси Мендл.

Элси де Вулф, миниатюрная женщина, чей трюк на вечеринке состоял в том, чтобы стоять на голове, была на тридцать лет старше Виндзоров. Она самостоятельно изобрела профессию декоратора интерьеров и вместе со своей возлюбленной Элизабет Марбери, литературным агентом, представляющим интересы Оскара Уайльда и Джорджа Бернарда Шоу, приехала в Париж на рубеже веков. Она и Марбери, умершая в 1933 году, купили виллу Трианон восемнадцатого века, которая была построена Людовиком XV как убежище вдали от главного дворца, но затем превратилась в развалины, и восстановили ее.

В 1926 году де Вулф удивила своих друзей, выйдя замуж за бисексуала сэра Чарльза Мендла, пресс-атташе британского посольства в Париже. Это был брак по расчету, который оправдался, поскольку он нуждался в ее деньгах, а она хотела титул – Мендл был посвящен в рыцари в 1924 году не за то, что получал письма от жиголо, шантажировавшего брата герцога Джорджа, но за свою шпионскую деятельность.

Констанс Кулидж, старая подруга Уоллис, часто обедала в замке де ла Май. 22 марта она записала в своем дневнике:

«Что ж, ужин удался на славу… Уоллис выглядела прелестно в голубом платье с блестками. Это было совершенно неформальное мероприятие, и разговоры за столом не утихали. Уоллис действительно перебивала герцога, но потом он еще надолго задержался в столовой и очень хорошо говорил о политике. Он сказал, что Чехословакия была смешной страной – просто посмотрите на нее – как кто-либо мог бы развязать из-за такого войну. Это вообще не страна, а просто идея Уилсонов»[141 - Constance Coolidge diary, supplied by Andrea Lynn, but available at reel 5, Crowninshield-Magnus papers, Massachusetts Historical Society.].

Дневник Кулидж дает представление о странном эпизоде из жизни Виндзоров, который редко упоминается в других документах. На следующий день Кулидж записала, как ее пригласили встретиться с женщиной по имени Марони на третьем этаже по адресу бульвар Эмиля Ожье, 36 в 16-м округе:

«Дверь открыл дворецкий в белом облачении – очень странная квартира – белый атласный диван и занавески… странная женщина, светлые крашеные волосы (sic), темные глаза, длинный нос – итальянка – определенно авантюристка, она была посредником для своей подруги… также герцогини… У этой женщины есть документы, письма, фотографии… доказательства чего-то очень вредного для королевской семьи и герцога. Она хочет увидеться с герцогом наедине… Вы не станете верить тем бумагам, и если он попросит ее об этом, она сожжет бумаги, но она должна его увидеть. Она преследовала его из Австрии… Она предложит мне очень большую сумму. «Какова ваша цена?», чтобы устроить это. Есть человек, который купит эти бумаги, чтобы напечатать их в Америке»[142 - Constance Coolidge diary, 23 March 1938. This was a different stalker from the one in chapter 5.].

Через два дня Кулидж обедала с инспектором полиции, который сказал ей, что на Марони уже есть досье, что эта женщина была бывшей горничной герцога и «документы имели отношение к принцу Гессенскому»[143 - Дневник Констанс Кулидж, 26 March 1938.].

Принц Гессенский, скорее всего, был Филиппом Гессенским и, как и герцог Виндзорский, правнуком королевы Виктории. Архитектор и бисексуал – одна из его связей была с поэтом Зигфридом Сассуном – он женился на принцессе Мафальде, дочери короля Виктора Эммануила в 1925 году. В октябре 1930 года принц вступил в нацистскую партию и к июню 1933 года был обер-президентом или региональным лидером партии в Пруссии. Он был близок как с Герингом, так и с Гитлером, который был крестным отцом одного из его сыновей, и, свободно владея английским, французским и итальянским языками, служил специальным посланником нацистов. В этом качестве он имел дело с герцогом и сопровождал его в турне по Германии в октябре 1937 года.

У шантажиста, по-видимому, имелись компрометирующие материалы. По словам Чарльза Хайама, женщина:

«Выдавала себя за горничную из дома двоюродного брата герцога, принца Филиппа Гессенского, фаворита Гитлера и частого посланника итальянского диктатора Муссолини, чтобы украсть фотографии и документы, свидетельствующие о том, что герцог имел тайную интимную связь с бисексуалом Филиппом»[144 - Charles Higham. In and Out of Hollywood.: University of Wisconsin Press, 2009. P. 279.]. Виндзоры, находившиеся на юге Франции и подумывавшие о том, чтобы снять виллу на лето, немедленно помчались обратно[145 - Это был замок, Вилла Леопольда, построенный для бельгийского короля Леопольда, а затем принадлежавший американскому архитектору Огдену Кодману. Более поздними владельцами были Джанни Аньелли, Эдмонд и Лили Саффра. Он считается самой дорогой недвижимостью в мире.]. В Париже их встретил сэр Филип Гейм, комиссар столичной полиции.

«Там были герцог и два начальника полиции, один англичанин и один француз, и я должна была рассказать им все до прибытия герцога», – писала Кулидж в своем дневнике. «Даже о «человеке, который отказался от трона и завел любовницу в Австрии». Это было совершенно неловко!»[146 - Coolidge diary, 5 April 1938. Вывод заключался в том, что подозрения Уоллис относительно Китти Ротшильд были верны. Префектом полиции был Роже Ланжерон.]

Узнав о вмешательстве полиции, мадам Марони исчезла, и, по словам Хайама, «ее документы были изъяты полицией и… отправлены в Москву; когда они были возвращены в Париж после Второй мировой войны, они снова исчезли»[147 - In and Out, p. 279.]. Теперь началась охота за письмами с Гессе, которые могли раскрыть сексуальные отношения с герцогом или, по крайней мере, какие-то каверзные моменты, связанные с политикой.

Помимо писем Гессе, вокруг герцога было множество проблем, не в последнюю очередь из-за заявлений о незаконнорожденных детях, которых он наплодил по всему миру. Вопрос о сексуальности герцога давно интриговал общественность. Было известно о его многочисленных романах до встречи с Уоллис, в том числе об одном давнем, случившемся сразу после Первой мировой войны и до 1929 года с Фредой, женой Уильяма Дадли Уорда, члена парламента от либералов. Как и в случае с Уоллис, здесь была определенная материнская привязанность. Он называл ее «Фредди-Веди», и их переписка была примечательна множеством по-детски исковерканных словечек («тякой сельдитый», «твой собственный маленький Дэвид так сильно лидает внутри») и грязных шуток.

Миниатюрная, элегантная, преданная, сдержанная женщина с хорошим чувством юмора, она, по мнению друзей герцога, оказывала на него хорошее влияние. Фреда узнала, что ее исключили из числа королевских фаворитов, только когда коммутатор Букингемского дворца отказался принимать звонки, но больше всего ее задело поведение двух ее дочерей, Пенелопы и Анджелы, поскольку он «был для них как отец». Как она позже рассказала писательнице Кэролайн Блэквуд:

«Они обожали его. Но как только он встретил герцогиню, они больше никогда о нем не слышали… Герцог сделал то, что действительно потрясло меня. Это было так мелочно и жестоко, что мне действительно было больно… Он договорился, чтобы одна из моих дочерей, которая в то время была совсем маленькой, получала жемчужину от ювелира на каждый свой день рождения… Идея заключалась в том, что у нее будет ожерелье к тому времени, когда она вырастет… В тот момент, когда он встретил герцогиню, он отменил заказ у ювелира! Я подумала, насколько же поразительно, что герцог, у которого было больше драгоценностей, чем у кого-либо в мире, забрал крошечное жемчужное ожерелье у ребенка»[148 - Caroline Blackwood. The Last of the Duchess.: Macmillan, 1995. P. 211.].

Должность королевской любовницы после Уорд заняла бывшая актриса Тельма Фернесс, затем вышедшая замуж за судоходного магната виконта Фернесса. В 1934 году она велела своей подруге Уоллис присмотреть за «маленьким человечком», а остальное – уже совсем другая история.

Попутно у Эдуарда было еще много романов, особенно во время кругосветных путешествий, которые он совершил после Первой мировой войны[149 - Одним из них был роман с Пинной Крюгер, актрисой, женой нью-йоркского галантерейного миллионера, во время поездки в Соединенные Штаты в 1924 году, когда он путешествовал как лорд Ренфрю.]. Были даже заявления о внебрачных детях, в том числе от французской швеи Мари-Леони Графтио (Марсель Дормуа), у которой родился сын Пьер-Эдуард (1916–1994)[150 - Сын Пьера приводит доводы в фильме «L’homme qui aurait d? ?tre roi: L’incroyable rеcit du petit-fils cachе d’Edouard VIII» Франсуа Графтио с Жаном Сиккарди и Хелен Гроссо (Cherche Mido, 2016). Британская версия этой истории называется «The King’s Son: The True Story of the Duke of Windsor’s Only Son» by J. J. Barrie (privately published, 2020).]. Фредерик Эванс, родившийся в 1918 году, утверждает, что у его матери-пианистки Лилиан Бартлетт был роман с принцем, хотя отцом был указан некий валлийский шахтер Джеймс Эванс, но она рассказала принцу о мальчике, и тот ответил финансовой поддержкой[151 - История была выбрана для фильма Тоддом Алленом.].

По словам Питера Макдональда, который слышал эту историю от своего деда, в 1920 году, находясь в клубе «Данидина» во время своего турне по Новой Зеландии, от принца забеременела служанка, у которой родился сын, «ему был выплачен денежный перевод из Лондона… его прозвище в «Данидине» было Король… Король расхаживал по городу, и у него наблюдалось большое сходство с отцом принца Уэльского, поскольку он носил похожую одежду и королевскую бородку»[152 - Peter Macdonald to the author, 25 February 2021.].

Ходят также слухи, что Эдвина Драммонд, родившаяся в апреле 1920 года, была дочерью принца Уэльского, ее крестного отца, который был постоянным гостем в ее семейном доме Питсфорд-Холл, недалеко от Нортгемптона, где он участвовал в охоте в деревне Питчли. Уилф Харрис, в то время певчий в деревенской церкви, вспоминает визиты принца: «Мы все знали, что он любил лошадей и ее [миссис Драммонд]». Многие в деревне, по его словам, считали, что у принца был роман с Кэтлин Драммонд и он был отцом ее третьей дочери, Эдвины. «В этом нет сомнений», – сказал Харрис[153 - Sunday Times, 11 July 1999.].

Другой местный житель, отставной полицейский из Нортгемптоншира, согласен с этим. Его мать работала в Питсфорд-холле, и рассказы, переданные ему, не оставили у него никаких сомнений. «Эдвина была дочерью принца, – сказал полицейский. – Все знали, что она была другой». Предполагается, что ее отец Джордж Драммонд застал свою жену Кэтлин с принцем Уэльским в компрометирующей ситуации в конюшне и сказал: «Сэр, я поделюсь своим вином и лошадьми с любым мужчиной, но я не буду делить ни с одним мужчиной свою жену!»