У памяти – хороший вкус

ОН держал ее опять в своих удивительных руках так крепко, так нежно, как тогда, как в их коммуналке, и опять не хотел, не мог, не собирался отпускать!

Все начиналось сначала. Только чувства, овладевшие ими, были глубже и сильнее, чем тогда в молодости. В них сосредоточился весь опыт прожитой жизни, они стали умными, опытными, глубокими людьми, терпимыми и внимательными. Их нежность стала безмерной, любовь изысканной.

Они многому научились за долгую жизнь, с ними произошли самые разные события, и оба научились извлекать из этого бесценного опыта все лучшее и переносили то, чему научились, на нынешние отношения, отчего с каждой минутой они становились еще прекраснее.

* * *

– Скажи, тогда сорок пять лет назад у тебя были в отношении меня серьезные намерения?

– Были, конечно.

– Почему же ты их не осуществил?

ОН резко повернулся. Она никогда раньше не видела у него такого жесткого выражения лица, даже злого.

– Потому что я кретин!

– Нет, не говори так. Ты – умный, самый лучший, удивительный. Просто мы тогда были молоды и глупы, и ты не смог справиться с той нашей любовью. Она была так велика, что оказалась тебе не под силу. И тогда ты еще не знал, что за всё в жизни придется платить.

– Слишком высокая цена.

* * *

У них было всего пять дней. Пять дней обрушившегося на них счастья. Пять дней немыслимой любви и нежности. И… ничего впереди. Никакой, даже слабой надежды на то, что еще когда-нибудь они встретятся, и она сможет его обнять, а ОН поцеловать ее так, что она опять почти потеряет сознание.

ОН опять был заложником своей семьи, жены, медленно умирающей тещи и, главное, у него был взрослый сын, в прошлом – ее любимый студент, очаровательная невестка и 2-летняя внучка.

Уже 17 лет они жили в Германии. Ни разу за эти годы ОН не приехал в Москву и не собирался приезжать впредь. Не хотел. За это время они виделись несколько раз. Дважды Соня с мужем приезжала в Германию, и они даже путешествовали все вместе по Европе. И только однажды в Лиссабоне ОН, вдруг, оказавшись с ней наедине, сказал: «Я все помню. До мелочей. Я ничего не забыл».

Соня тогда рассердилась. Она ничего не хотела помнить. Сорок лет, прожитых с Женей, замечательным человеком и прекрасным писателем, были годами счастья, радости и любви.

И там, в Лиссабоне, она вдруг услышала от мужа:

«Все, что было до меня, меня не касается». Что он почувствовал? Что увидел? Никогда за сорок лет совместной жизни она не давала ему повода для ревности и уж, конечно, никогда не изменяла. Потому что любила.

Год назад ее любимый Женя умер, и поездка по городам Германии, где живут близкие друзья, как раз и была связана с его смертью. Она везла в подарок книги мужа, изданные в Америке и России, и в город, где жил ОН, в том числе.

* * *

А сейчас был август 2012 года. Отель. Тридцатишестиградусная жара. Прогулки с НИМ по тем местам, где она гуляла с мужем, где и они, двое мужчин, бесконечно близких друг другу по духу, по интеллекту, по отношению к жизни, к искусству, к литературе много времени проводили вдвоем. Они могли разговаривать друг с другом часами, им всегда было интересно и очень комфортно вместе.

Сонечку с Женей звали, уговаривали переехать в Германию, чтобы вместе жить, общаться, разговаривать на одном языке, смотреть одни фильмы, читать одни книги. Все четверо, обе супружеские пары, были люди одного мировоззрения, одних интересов и пристрастий.

И она готова была ехать хоть сейчас. Она, но не муж. Его уговорить не получилось. А если бы получилось, может быть, в Германии его вылечили, и он сейчас был бы с ней. Но его нет, и больше не будет никогда. Не будет никогда его мягкого, тихого голоса, всегда нежной, настойчивой заботы о ней, его удивительной доброты, деликатности и любви. Он любил ее так сильно, что иногда ей в прямом смысле было трудно дышать.

Жени не было с ней уже почти год. Этот год она прожила, как в летаргическом сне и была в шаге от инфаркта, инсульта или какого-нибудь тяжелого психического заболевания. В Германию она приехала совсем в плохой форме.

И вдруг… ОН! Как спасение, как подарок судьбы, как помощь Бога! Своей любовью ОН фактически спас ее от смерти. ОН возился с ней, как с тяжело больной. А она и была тяжело, смертельно больна.

ОН привел ее в церковь Святого Луки, и она поставила свечи всем, кого любила: и живым, и тем, кто ушел. И свет затепленных свечек начал потихоньку растапливать ее изболевшееся сердце.

Потом они гуляли вдоль реки тоже по знакомым местам, и она начинала, начинала потихоньку приходить в себя, и это случилось именно здесь, потому что именно ОН оказался рядом!

Соня всегда будет помнить об этом и благодарить ЕГО за спасение, за нежность, за неизменную готовность немедленно броситься на помощь, за озабоченный, внимательный, ничего не упускающий взгляд. За всё! За память! У памяти – хороший вкус! За ту «старую» любовь и за эту «новую»! За то, что она опять узнала, вспомнила, как это прекрасно – умирать от любви! За его глаза! Опять эти глаза! Те же глубокие, умные, насмешливые глаза снова смотрели прямо ей в сердце, но теперь в них было столько тоски и боли, что ей самой смотреть в них было невыносимо! Потому что с первой минуты ОН начал с ней прощаться.

В один из немногих жарких дней вся семья собралась в «Биргартене». Это такое замечательное место, куда люди приезжают со своей едой, и покупают много знаменитого баварского пива. Потом долго сидят за столами под густыми деревьями, беседуют, смеются, даже плачут. Что хотят, то и делают!

Все ждали чуть припозднившихся детей, сына и невестку с маленькой дочкой.

– Сонечка, моя дорогая! Как я рад тебя видеть! Как хорошо, что ты приехала! Ты знаешь, как я тебя люблю! И Женю я тоже очень любил, и он меня тоже! Правда, же?!

– Конечно.

Это ЕГО сын, ее любимый студент. У нее с ним всегда были особые отношения. Часто после лекции он прибегал к ней на кафедру, они садились в машину и ехали куда-нибудь недалеко пить кофе и разговаривать, про жизнь, про любовь, про всё. Ему было интересно с ней, так же, как и ей с ним. Он был большая умница. После четырех лет учебы он уехал на практику в Германию и… больше никогда не вернулся в Россию.

Он был – «невозвращенец», и по тем временам не мог вообще больше приехать в Москву. Никогда. Никакого другого выхода у его родителей не оставалось: рано или поздно они должны были уехать к нему в Германию, в город, где он поселился.

Чуть позже подошла его жена Верочка. Молодая совершенно обворожительная женщина, принцесса Диана с царственной посадкой красивой головы. Она обняла Соню и сказала: «Сонечка, я так много слышала о тебе (можно на ТЫ?), но ты превзошла все мои ожидания. Я просто в тебя влюбилась».

– Спасибо тебе, моя дорогая девочка. Но всё же такое признание дорогого стоит и требует объяснения. Ты можешь рассказать мне, почему ты так на меня среагировала? Мы же видимся впервые! Что ты увидела во мне такого, что тебя так поразило? Мне очень важно это знать.

– Я прямо сейчас не могу тебе ответить, но обещаю подумать и все сказать. Можно мне тебя поцеловать?!

По щекам Сони побежали слезы. А эта девочка, одно из самых сильных ее потрясений последнего времени, стояла рядом, обнимала ее, гладила по голове, как маленькую, и говорила:

«Не плачь, пожалуйста, ты – лучше всех. Я никогда не видела таких добрых людей».

Скоро она приедет в Москву, в которой никогда раньше не была. Обещала. И, конечно, обещание выполнит. Обязательно.

* * *

На следующий день вечером Соня улетала в Москву, а утром ОН приехал в отель совершенно больной и говорил только: «Сонечка, беда! Тупик!

Нет никакого выхода, никакого решения! И я совсем не понимаю, как теперь жить без тебя!»

Никакие слова не помогали. А она говорила, говорила, и сама верила в то, что говорила!

Что с нами случилось чудо! Что жизнь сделала нам обоим последний бесценный подарок, который невозможно переоценить, нельзя не принять, и было бы преступно отказаться.

Ни я, ни ты, говорила она, не простим себе никогда, если кто-то из нас примет безумное решение разрушить нашу любовь, или перестать надеяться на встречу, или насильно (по-другому не получится) попытаться заставить себя не думать о нас, не тосковать, не любить.

Я думаю, выход один – оставить пока всё, как есть и стараться делать все возможное, чтобы время от времени видеться, и тогда можно будет жить дальше и снова, снова надеяться … и ни за что не отпускать от себя всё, что у нас есть сейчас и будет потом. И всегда.

– Вчера мой пятилетний внук по телефону на мой вопрос: «Ты где?» ответил: «Я пока нигде».

Так вот, я тоже «пока нигде», пока тебя не будет рядом со мной, и всё, что только можно, я буду делать, чтобы быть «где», если и ты этого захочешь.

* * *