Очнувшись от частичного понимания ситуации, бедняга пробормотал, – должно быть, произошла какая-то ошибка. Меня зовут А-А-а Смит, Джон Смит.
– Джон Смит, не так ли?– прорычал хозяин. – Ну, все, что я могу сказать, Джон Смит, если ты не самый большой, то самый распространенный негодяй в городе. Джон, пойдем в полицейский участок.
И пошел Иоанн, и волны беды накатили на него, как воды Красного моря сомкнулись над фараоном. Тщетны усилия вспомнить утешительные тексты, относящиеся к этому случаю! Он действительно был жестоко наказан, но раны были нанесены не в любви, а в гневе. Он скорбел, но откуда ему было искать утешения?
Чтобы избежать худшей участи, заключенный раскрыл свою личность, предъявил корреспонденцию от "Рэджем и Ко." и сделал полное изложение фактов. Эта печальная весть достигла церкви вскоре после возвращения пастора, когда его проповедническая карьера подошла к позорному концу. Вскоре он удалился на дальний запад, надеясь похоронить свой позор в тени первобытного леса.
Грехопадение преподобного Захарии Саппа звучит предупреждением и без его проповедей. Единственный верный путь в борьбе с искушением заключается в том, чтобы с самого начала отразить его коварные подходы. Тот, кто терпеливо слушает шепот Сирены, уже наполовину потерян. Человеческий опыт в изобилии подтверждает божественную мудрость заповеди "Отойди от Меня, Сатана", как единственный надежный способ встретить наступление зла. В конце хорошо прожитых, полезных жизней мириады людей могут благодарить доброе Провидение не за то, что они оказались сильнее других, кто оказался не таким, как все, а за то, что их испытывали меньше. Идя среди невидимых опасностей, никто не может без угрозы разорения сбросить даже на мгновение доспехи честности и истины.
Претендент в Конгресс
Несколько лет назад" Достопочтенный "Джон Уимпери Брасс из Джорджии, один из" вдумчивых патриотов "того времени, который время от времени находил время, чтобы отложить заботы о государственном управлении и заняться своими маленькими частными делами, соблазнился заманчивыми предложениями “Wogan & Co.” из Нью-Йорка, и написала в этот несколько мифический концерн письмо с предложением стать их агентом по распространению "фальшивок". Даже получив первый взнос за свой товар, почтенный джентльмен не понимал, что фирма имеет дело исключительно с опилками, а не с валютой. Он написал еще раз, жалуясь, что после шестидесятимильной поездки по ухабистой дороге до ближайшей надежной курьерской конторы не нашел ничего, кроме ничего не стоящего пакета с надписью "С. О. Д.", ожидающего его. Может “Wogan & Co.” не доверяют его чести или верности? Он осмелился заявить, что ни один человек в государстве не может служить им так эффективно. Он только что баллотировался в Конгресс и, хотя был избит на выборах "мошенников", намеревался оспорить это место с шансами на успех в свою пользу. Горцам, среди которых он жил, было безразлично, хороши или плохи деньги в их карманах, пока они циркулировали. Он мог выпустить на поверхность тысячи фальшивок, не опасаясь, что их обнаружат. Его избиратели верили в него и поддерживали его. Валюты в этом конгрессменском округе было очень мало, и его народу было бы очень полезно дать им больше. После изложения взаимной выгоды, которую можно извлечь из доверия к нему, он обратился к компании “Wogan & Co.” с пылкостью и энергией швейного машиниста или агента по страхованию жизни, чтобы отправить товар без дальнейших задержек. Они никогда не должны сожалеть о том, что имели с ним дело, его характер и положение были достаточной гарантией того, что он не мог притворяться. Он действовал добросовестно и ожидал такого же обращения в ответ.
К несчастью для политических устремлений "достопочтенного" Джона Уимпери Брасса, власти вскоре после этого совершили налет на логово “Wogan & Co.”, где нашли великое множество писем от доверчивых дураков, и большой запас опилок—их единственный запас в торговле. Послания предполагаемого конгрессмена были опубликованы, что позволило получить гораздо более широкую валюту, чем он предлагал дать поддельным долларам. Предполагалось, что этот шумный малый ускользнет в какую-нибудь пещеру в своих родных горах и никогда больше не покажется с наглой физиономией среди честных людей. Но наглость "достопочтенного" Джона Уимпера Брасса поднялась до уровня чрезвычайной ситуации. Вместо того, чтобы спрятаться или повеситься, он опубликовал статью, в которой говорилось, что он вступил в схему с целью захвата “Wogan & Co.” и привлечения их к ответственности.
Жалким было зрелище, свидетельствовавшее о доверии простодушной души к собственной доблести, о добровольце-сыщике, выкапывающем параллели на южных отрогах Голубого хребта для поимки хитрого мошенника за тысячу миль отсюда! Вооружившись зернышком кукурузы, отважный гусенок отправляется ловить злую лису, которая охотится на стадо! Если отважные горцы, окружение "достопочтенного" Джона Уимпери Брасса, не могут похвалить благоразумие, проявленное проектором "Энтерпрайза", они, несомненно, должны восхищаться его отвагой. Несмотря на все трудности, мало кто из гусят пойдет добровольцем.
Возможно, эта статья была бы принята более доверчивым классом сочувствующих, как удовлетворительное объяснение писем, если бы честолюбивый государственный деятель со временем не попал под суд за махинации с пенсиями вдов; кампания против “Wogan & Co.” настолько истощила добродетель этого любителя, что у него даже ничего не осталось для последующих махинаций.
Судьба Сэта Сэвиджа
Одно время мошенники-лотерейщики вели успешный бизнес, но совместные усилия Почтового департамента и законодательных органов Соединенных Штатов в последнее время, довольно эффективно загнали их в дикую местность. Менеджеры питаются тем же классом людей, что и мошенники с опилками, добывая списки имен таким же способом. Распространенный метод процедуры заключается в том, чтобы вместе с объявлениями о призах вместе с местом и датой розыгрыша вложить один или несколько должным образом пронумерованных билетов. Большое доверие выражается в личной пригодности адресата, которому предлагается выступить в качестве агента по продаже билетов. Через несколько недель предполагаемой жертве посылается еще одно письмо, в котором сообщается, что билет данного номера, пересланный ему в такой день, получил приз, стоимость которого варьируется от нескольких сотен до многих тысяч долларов. Затем его просят немедленно выслать десять долларов (больше или меньше) за билет, возможно, еще десять или двадцать как дополнительную плату, и обещают полную номинальную стоимость приза немедленно отправить экспресс-почтой, чеком в Нью-Йорк или любым другим способом, который может быть удобен получателю. В заключение автор ловко намекает, что он желает, чтобы счастливчик показал деньги своим соседям, сообщая, как он их получил, и упоминая, в частности, адрес агента, у которого был куплен билет, с целью создать волнение в этом месте с целью больших продаж для следующего розыгрыша.
Даже в таком прозрачном трюке, как этот, жертвы исчисляются тысячами, а разоблачения и предупреждения одинаково игнорируются. Увлечение определенного класса невежественных и легковерных людей хорошо иллюстрирует случай с Сетом Сэвиджем, бедняком, владевшим несколькими акрами земли в окрестностях небольшой деревни в Вермонте. Однажды, когда специальный агент с большим опытом работы случайно оказался на почте, Сет получил письмо, прочтение которого повергло его в неистовое возбуждение.
– Что случилось? – поинтересовался почтальон – У тебя похоже хорошие новости.
– Послушай, – ответил Сет, держа послание в своих сморщенных костлявых пальцах, – вот уже почти шестьдесят пять лет, господин Мартин, я работаю и работаю, и работаю ради пропитания. Теперь, когда я почти стар, мало радуюсь подобному, и удача приходит ко мне.
–Это так? – спросил господин Мартин. – Я очень рад, но скажи мне, в чем дело? Все твои соседи будут рады услышать о твоей удаче.
– Читай, – сказал Сет, торжествующе протягивая ему письмо.
Почтальон прочел письмо. Некий Девитт из Нью-Йорка оповещает господина Сэвиджа, что некий билет, присланный ему месяц назад, принес выигрыш в три тысячи долларов; что по получении тридцати пяти долларов в письме, составленном заранее, согласно инструкции, вся сумма будет ему переправлена.
– Конечно, Сет, – упрекнул его почтальон, – тебя же не проведешь так просто. Девитт – обманщик, мошенник.
– Откуда тебе знать? – спросил Сет. – Он тебя обманул когда-то?
– Я не имею дела с такими людьми, – мягко возразил господин Мартин. – Я не люблю, когда кого-то обижают, особенно соседа. Вот джентльмен, который знает все о таких вещах. – И Сета официально представили специальному агенту, который постарался полностью объяснить суть аферы.
Офицер покинул деревню с приятной уверенностью, что его краткий визит по крайней мере способствовал спасению одного несчастного человека из пасти пожирателя.
Однако Сета это не убедило. Продав свою единственную корову, он сумел довести скудный запас наличности до требуемой суммы и отослал ее Девитту, вполне рассчитывая, что через несколько дней сможет ошеломить почтальона демонстрацией своего новоприобретенного богатства. Дурачок, вложивший в это предприятие немалую часть своих скудных средств, ждал долго, если не терпеливо. Наконец, когда иссякла последняя надежда, господин Мартин спросил, – как случилось, Сет, что ты выбросил свои деньги на эту лотерейную аферу, когда мы показали тебе, что все это было обманом?
– Раз все и так потеряно, – ответил Сет. – Я расскажу тебе, как это было. Человеческая природа "подозрительна по сути". Я не хотел, чтобы ты и этот другой почтальон получили приз для себя; я не хотел, чтоб меня одурачили.
Неожиданно исполненное желание
Когда мошенники-лотерейщики были изгнаны из больших городов энергичными почтовыми властями, они некоторое время пытались действовать из маленьких сельских городов, вступая в сговор с нечестными почтальонами. По мере того как преступления последовательно выявлялись, их головы скатывались в корзину у подножия официальной гильотины. Мошенникам, однако, удалось подкупить новых жертв, и какое-то время хитрость и двуличие с терпимым успехом удерживали плацдарм против власти департамента.
Среди других подобных мошенничеств, в свое время по более отдаленным Штатам были разостланы запечатанные циркуляры, объявляя, что в определенный день состоится розыгрыш серии великолепных призов в Ливингстон-холле, № 42 Элм-Авеню, Уингтон-Джанкшн, Коннектикут. Меценатов убедили в срочном порядке перечислить деньги за билеты, так как ни при каких обстоятельствах нельзя было откладывать грандиозное событие: "Фортуна, – продолжала сверкающая реклама, – стучится ко всем сразу, а теперь стучится и к вам".
Как обычно, многие проглотили наживку, но некоторые, вместо того, чтобы отправить зеленые доллары в Highfalutin & Co., переслали циркуляры в департамент. После этого специальному агенту Шарреттсу было поручено посетить Уинстон-Джанкшн, чтобы выяснить, правильно ли почтмейстер исполняет свои обязанности. Как-то утром, воспользовавшись ранним случаем для выполнения задания, он сошел на станции и стал осматривать город, состоявший из четырех или пяти домов, разбросанных вдоль шоссе на расстоянии полумили. "Ливингстон-Холл" и "Элм-Авеню" нигде не было видно. Было очевидно, что "номер 42" на любом проспекте был отдаленной случайностью, которая вряд ли возникнет в нынешнем поколении.
Предварительно удостоверившись, что почтмейстера исполняет также функции стрелочника на перекрестке, а заботы о конторе возложены на его жену, офицер подошел к строгому на вид человеку, стоявшему перед маленькой круглой стрелочной будкой, вся энергия которого в этот момент была направлена исключительно на жевание огромного фунта табаку, и который, после долгого разглядывания незнакомца, ответил на его приветствие приглушенным протяжным голосом: – Доброе утро, сэр.
– Не будете ли вы так любезны сказать мне, сэр, где можно найти мистера Морриса, почтмейстера? – спросил агент.
– Ну, кажется, меня зовут Моррис. Как я могу вам помочь?
– Господин Моррис, мне бы хотелось несколько минут побеседовать с вами наедине по очень важному делу, которое может оказаться выгодным для нас обоих. Я не хочу, чтобы меня подслушивали или прерывали. В наше время даже глухие стены имеют уши.
Последнее предложение, по-видимому, послужило пропуском к доверию почтмейстера. Направляясь к коммутатору, он сказал: – Входите. Итак, что же это такое?
– Дело в том, господин Моррис, что кое-кто из моих друзей собирается заняться мелкими спекуляциями, которые повлекут за собой большую корреспонденцию, и по причинам, которые я не стану объяснять такому человеку, как вы, они не хотят, чтобы каждый оборванец – бобтейл, служащий почты, корпел над их письмами и задавал дерзкие вопросы в окошке доставки. Если им удастся найти умного, уравновешенного человека, который умеет держать язык за зубами и которого не проведешь, который за приличное вознаграждение упрячет письма в безопасное место, пока их не потребуют, они готовы заключить соглашение, которое будет выгодным для всех. Вас рекомендовали именно как такого человека. Мне сказали, что вы обычно знаете, с какой стороны ваш хлеб намазан маслом, и меня попросили узнать, не можем ли мы договориться о встрече.
– Ну ты сказал, – воскликнул Моррис, лукаво подмигнув. – Я знаю, чего ты хочешь, но моя жена сама все уладит. Мне нечего делать с этими письмами. Сью все сделает. Люди, работающие на нас, сказали, что мы должны быть очень осторожны с проверяющими. Держу пари, что им не вычислить мою жену.
С этими словами он высунулся в окно и крикнул: – Сью, Сью!
Когда звук затих вдали, высокая костлявая женщина, на щеках которой за несколько лет до этого поблек румянец юности, вышла из боковой двери двухэтажного коттеджа, расположенного примерно в восьмидесяти шагах от нее, и быстрым шагом направилась к коммутатору, где ее представили незнакомцу как "моя жена."
После небольшой предварительной перепалки она пригласила агента зайти в коттедж. Будучи должным образом препровожден в "лучшую комнату", он приукрасил для нее историю, уже рассказанную мужу.
–Я думаю, что помогу вам, – вырвалось у нее, – но вам придется хорошо заплатить за это. Я знаю, как это все делается, но если нас обнаружат проверяющие, то нам конец.
Ее условия были десять долларов в неделю. Highfalutin & Co. заплатили шесть, но теперь она разбиралась в этом деле гораздо лучше, чем когда заключала с ними сделку. Агент счел цену довольно высокой, но в конце концов согласился заключить контракт на эту сумму.
– Мадам, откуда мне знать, может быть, кто-нибудь из этих "проверяющих" придет в себя и, увидев мои письма, поставит меня в затруднительное положение?"
– Ну что ж, законы милосердны, – сказала она, – не пасуйте, вы же шутите, предоставьте это мне. Все эти письма я прячу здесь в бюро, – сказала она, указывая на предмет мебели в углу.
– Это безопасное место?– спросил агент.
– Да, – ответила женщина. – Как сторожевая башня. Ключ всегда в кармане.
Она усмехнулась, рассчитывая на понимающую улыбку, восхищаясь собственной сообразительностью.
– Я полагаю, что тайник достаточно надежен, – ответил офицер с видом человека, который хочет, чтобы его убедили, так как он еще не достиг полной уверенности.
–Вы, кажется, очень щепетильны и вам трудно угодить, – продолжала Миссис Моррис, – но если вы не верите в это, то идите и посмотрите сами.
Она подошла к бюро, открыла ящик и, подняв клетчатый хлопчатобумажный носовой платок, выставила на всеобщее обозрение контрабандные письма. Все они были направлены в лотерейную фирму и время от времени передавались посреднику, когда ему было удобно за ними заехать. Поскольку ни одна из таких фирм не вела дел в Уингтон-Джанкшн, почтмейстер обязан был пересылать письма в департамент, как фиктивные и не подлежащие доставке, все письма с адресом мошенников. В подобных случаях пренебрежение правилами рассматривалось как достаточное основание для немедленного увольнения.
Довольный результатом осмотра более, чем предполагала женщина, офицер продолжил, – я вижу, вы очень разборчивы в своих методах ведения дел и не хотите, чтобы вас застали врасплох. Соглашение, которое мы собираемся заключить, очень важно, и, поскольку вы не почтмейстер, ваш муж должен присутствовать, чтобы засвидетельствовать и утвердить сделку.
– Бог с вами, – ответила она, – все нормально. Я веду весь бизнес. Мой муж в это даже не вмешивается.