Игра за линией поля

Подобные мысли заставляют проследовать за Коди, когда он уходит рыться в холодильнике.

Я стягиваю с полки коробку сока и с минуту изучаю его лицо, пока он ставит кастрюлю на плиту и достаёт из ящика пачку спагетти.

– Как давно вы виделись? – спрашиваю я, опираясь поясницей на гранённую поверхность темно-серого, почти чёрного, кухонного гарнитура со всеми новейшими прибамбасами и заковырками. Прямо-таки мечта любого шеф-повара.

Коди не поднимает глаза, приступив к жарке бекона, но отвечает:

– На прошлой неделе.

– Ты видел свою девушку на прошлой неделе?

– Да.

– Ты же понимаешь, к чему это приведёт?

Он наконец-то отрывается от сковороды.

– К чему? – в голубых глазах светится предостережение, но я не буду собой, если не начну выстреливать в лоб.

– Вы не виделись неделю, это называют отношениями?

– У них плотный съёмочный график.

– И?

– И надо подождать ещё две, чтобы всё наладилось, – спокойно отвечает он, вновь взявшись за готовку. Что ж, ещё один плюс: из нас четверых Максвелл умеет управлять ножом и готовить что-то съедобное.

– Она не может выделить тебе пару минут?

Коди напрягается, я вижу это по играющим мышцам тела. Его брови встречаются на переносице, как будто он сам не верит собственным убеждениям.

– Она может выделить мне пару минут, – натянуто произносит приятель.

– Тогда в чём проблема?

Вспышка в его глазах не предвещает ничего солидного. На шее начинают играть жевалки, стоит только заикнуться про Викторию.

Упомянуть о ней то же самое, что подписать смертный приговор. Он оборачивается в сторожевого пса и показывает острые зубы. Ничто не способно вывести его так, как нездоровый интерес к ней. К ним. И так с того самого дня, как у них что-то там закрутилось, он чётко и по факту излагал и отстаивал всё, что касается их. Ничто не заставит его поменять мнение, разве что сама Виктория. Можно даже поаплодировать стоя подобной щенячьей верности.

– В том, что съемки в Калифорнии, Кросс. Вот в чём проблема. Если ты собрался подкидывать идеи для ревности или будущей ссоры, то не утруждайся. Не получится. Я доверяю ей, она доверяет мне. Всё просто.

– Ты ворвался в студенческую жизнь с отношениями. Говённое решение.

Коди легко перестраивается, теперь на его лице появляется тень улыбки. Чертовски довольной улыбки, словно он уже обыграл меня в моей же игре.

– Конечно, ведь намного лучше кинуть девушку, которую любишь, в которой уверен. Обязательно нужно потратить время на мимолётных, чтобы погулять, а потом осознать ошибку или понять, что пир завершён, можно обратно. Попытаться вернуться, но… ох и ах, местечко под солнышком уже занято тем, кто понял это раньше. Она не будет ждать тебя, Трэв.

Я дёргаю бровью.

– И к чему это? Не припоминаю, чтобы кого-то потерял.

– Продолжай повторять это, может быть, однажды получится убедить себя. Меня ты до сих пор не убедил.

– Максвелл, иногда страшно находиться с тобой на одном квадрате, вдруг воткнёшь карандаш в сонную артерию. Я не всегда понимаю твои стилистические обороты.

Он бросает взгляд через плечо, полагаю, чтобы убедиться, что Уилл и Рэй сосредоточены на игровой приставке и создании дыр в диване, после вновь возвращает ко мне.

– Обожаю вот это, – он расправляет плечи и насмешливо произносит: – Твоё отрицание очевидного.

– Очевидного только для тебя.

– Вики говорила, что она с кем-то познакомилась. Сечёшь, чем пахнет?

– Психотерапевтом для тебя и твоей шизы?

– Или волосами, которые ты будешь рвать на заднице.

– На твоей?

– На своей. Знаешь, когда ты реально что-то поймёшь? Поймёшь, что что-то чувствуешь?

Коди не ждёт моего согласия. Он продолжает:

– Когда она приведёт кого-то на один из совместных ужинов. Когда будет смеяться над его шутками. Когда ты будешь видеть, как она смотрит на него с влюблённым блеском в глазах. Когда будешь наблюдать за их обжиманием, тисканьем. Когда будет краснеть, пока он что-то шепчет ей на ухо. Кто знает, куда это приведёт?

Я хлопаю его по плечу и смеюсь.

– Хорошая попытка, я почти расплакался. Можешь повторить всё Уиллу? Он запишет и сделает вставку в сценарий очередной мелодрамы.

Коди ничего не отвечает, возвращая внимание к готовке. Я прилагаю титанические усилия, чтобы не начать оспаривать всё ныне сказанное им. Больше всего на свете ненавижу принимать его правоту. Жить с чувством, что он способен влезть мне в голову и под кожу, каким-то волшебным образом вытягивая на поверхность то, что спрятал в самый дальний уголок.

Одри, будь я проклят, Брукс.

Между нами ничего нет. Но всё в порядке было до тех пор, пока мы не переступили запретную линию. Пересекли точку невозврата. До тех пор, пока не поддались искушению, потеряли бдительность. До тех пор, пока не дошли до помутнения рассудка.

Говорят, всегда помнишь своего первого, на то он и есть «первый». Я был у неё первый. Она была у меня первой. Это была глупая ни к чему не обязывающая и ничего не обещающая «дружеская помощь», кроме того, до тупости смешная помощь. Только после такого секса понимаешь, что для успеха требуется опытный партнёр, а не такой же профан. Странно, ведь получилось. Помощь, которая всё разрушила, да и друзьями мы никогда не были, всего лишь условности. Родители пытались нас сдружить и, наверное, в какой-то степени свести. Я никогда не питал к Одри глубокие чувства, хотя она всегда относилась ко мне доброжелательно. Её приветливость была ровно до фразы: «Это ничего не значит». С тех самых пор я копал себе могилу. С того дня исчезла дружелюбная Одри. Появилась новая. Та, в чьих глазах пляшет дьявольский блеск, собирая настоящий шабаш. Та, что день ото дня расцветала совершенно по-новому, раскрывалась с другой стороны. Та, греховная и дикая часть её натуры становилась всё более и более выражена в характере, одежде, внешних чертах лица и, со временем, привлекательных изгибах. Да, чёрт возьми, она поменялась. Буйный нрав и бунтарство вырвались наружу. Показали не милую девушку, а ту, кто положит на лопатки, прижмёт грудь каблуком и зловеще улыбнётся. Эта девушка возненавидела меня и влюбила в себя мир.

Но это не самое главное.

Самое главное, что я начал что-то чувствовать. Было уже поздно. Она ненавидела меня, и я не нашёл ничего лучше взаимности. Она всё-таки бесценна.

Временами действительно испытываю это прожигающее, всепоглощающее мрачное чувство. Ощущение, которое порождает неприязнь ко всему живому на планете по одной крошечной причине: Одри не принадлежит мне. Принадлежала ли? Сомневаюсь. Она никогда не была моей, я никогда не был её. Произошедшее ни стоит относить даже к жалкому опыту. А вот к провалу очень даже.

В задницу это.

Я борюсь с собой. Получается неплохо, я на пути к победе или как можно назвать то, что удаётся выжечь собственную память. Надеюсь, расстояние ещё одно верное решение. Надеюсь, отсутствие встреч за ужином и где бы они ни происходили, убьёт то, что пытаюсь стереть в пыль уже четыре года. Со временем гнётся даже самый сильный металл, нужно лишь поддать жару. Да, я немного приукрасил успешные попытки, но кто-нибудь когда-нибудь слышал о чудесных свойствах самообмана? Самовнушения? Это, вашу мать, реально работает. Представьте, что оставили включенным утюг, не закрыли дверь, оставили чайник на плите – как ВАУ – вы уже ни о чём другом подумать не можете. Ваша грёбаная задница пылает. Мой метод работает примерно также.

Она. Мне. Не. Нужна.