Дело о похищении Бетти Кейн

Такого рода бульварные газетки, как «Эк-Эмма», были занесены в Англию с запада, из Америки. «Эк-Эмма» считала, что две тысячи фунтов штрафа за клевету – цена не слишком высокая при полумиллионном тираже. Газета охотно помещала кричащие заголовки, сенсационные фотографии, а также нескромные статейки, перещеголяв в этом отношении более сдержанную британскую прессу. На Флит-стрит эту газетенку называли коротким и непечатным словом, однако поделать с ней ничего не могли. За десять лет существования «Эк-Эммы» ее тираж достиг полумиллиона экземпляров: эта «желтая» газетка имела успех у любителей сенсаций. В пригородных поездах из десяти пассажиров, едущих на работу, семеро сидели, уткнув нос в «Эк-Эмму».

И именно из-за «Эк-Эммы» дело о похищении Бетти Кейн стало широко известным.

Утром в пятницу Роберту пришлось съездить за город к своей клиентке, старой женщине, которая пожелала внести в свое завещание кое-какие новые пункты. Эту процедуру она повторяла в среднем каждые три месяца, хотя ее врач полагал, что сил у нее вполне достаточно и она еще поживет. Но если клиентка просит своего адвоката срочно к ней явиться, то не может же он сказать ей, чтобы она перестала валять дурака. Роберт запасся пустыми бланками для завещания, взял автомобиль из гаража и отправился в путь. Хотя старуха и помучила его, как обычно, но обратно он ехал в отличном настроении, наслаждаясь весенним воздухом и любуясь весенним пейзажем. Он даже мурлыкал про себя, радуясь тому, что меньше чем через час увидит Марион Шарп. И решил в душе простить ее за то, что ей приглянулся Невил. В конце концов, Невил ведь не пытался спихнуть ее Бену Карлею. Справедливость прежде всего.

Роберт въехал в гараж, поставил автомобиль и тут вспомнил, что первое число уже прошло, и зашел в контору заплатить по счету Биллу Броу. Но в конторе сидел Стэнли.

– Я хочу заплатить, – пояснил Роберт, – обычно счет уже бывает готов.

– Он где-нибудь тут, – ответил Стэнли. – Поищите сами.

Роберт, привыкший к своеобразным порядкам этой конторы, приподнял лежащую на столе груду бумаг, и тут на него глянуло девичье лицо – газетная фотография девочки. Он не сразу узнал его, но что-то это лицо напомнило ему, всмотрелся внимательнее.

– Вот он, ваш счет! – торжествующе воскликнул Стэнли, извлекая откуда-то листок и сдвигая в сторону бумаги. Взору Роберта открылась теперь целиком первая страница сегодняшнего номера «Эк-Эммы». Похолодев от изумления, он уставился на фотографию. Стэнли, проследив за его взглядом, ухмыльнулся одобрительно:

– Ничего девочка. Напоминает мне одну, с которой я был знаком в Египте. Такие же широко расставленные глаза. Славная девчушка. Врунья, каких свет не видел.

Стэнли продолжал складывать разбросанные бумаги, а Роберт все стоял, уставясь на газету.

«ВОТ ОНА, ЭТА ДЕВОЧКА», – сообщала газета огромными черными буквами на верху страницы, а под ними треть полосы занимала фотография. И затем шрифтом поменьше: «ЭТО ТОТ САМЫЙ ДОМ?» Внизу – фотография Фрэнчайза. Еще ниже крупным шрифтом: «ДЕВОЧКА ГОВОРИТ – ДА. А ЧТО ГОВОРИТ ПОЛИЦИЯ?» Затем примечание: «Читайте подробности на такой-то странице».

Роберт перевернул страницу. Там было все, за исключением фамилии Шарп. Он вновь взглянул на первую полосу. Еще вчера Фрэнчайз был домом, защищенным четырьмя высокими стенами, защищен столь надежно, что даже обитатели Милфорда не знали, каков он – этот дом. А сегодня он открыт взорам всех…

Девочку, по-видимому, снимали в фотоателье. Она, очевидно, причесалась в парикмахерской и специально для этого случая надела выходное платье. Без школьной курточки она выглядела столь же невинно и вовсе не старше, нет, но… Роберт поискал слово, желая выразить свои чувства как можно точнее. Выглядела менее неприступно – так, что ли? Школьная курточка словно мешала видеть в ней женщину, как, скажем, мешает монашеское одеяние. Сейчас, без этой курточки, она казалась женственнее. Но это было все то же трогательно-невинное личико, юное и привлекательное. Открытый лоб, широко расставленные глаза, припухшая нижняя губка, придававшая ей выражение обиженного ребенка, – все вместе это производило поистине ошеломляющее впечатление. Не один только епископ Ларборо поверит всему, что написано на этом юном личике.

– Можно мне взять газету? – спросил он Стэнли.

– Берите. Только там ничего интересного нет.

– А это, по-вашему, неинтересно? – удивленно спросил Роберт, показывая на первую полосу.

Стэнли бросил взгляд на фотографию.

– Нет, разве что она напоминает мне ту девчонку в Египте с ее вечным враньем и прочими штучками.

– Так вы, значит, не верите этой истории, которую она рассказала?

– Да неужто верю? – презрительно заявил Стэнли.

– Ну, а как вы считаете, где была девочка все это время?

– Если вас интересует мое мнение, то, вспоминая ту, египетскую, могу сказать вполне определенно: шлялась где-то.

Роберт спрятал газету и пошел к себе. Ну, по крайней мере хоть один человек, хоть один житель Милфорда не поверил девочке. Впрочем, это, скорее, объясняется его прежним опытом и присущим ему цинизмом.

Очевидно, Стэнли прочитал газету не особенно внимательно, но так поступят лишь десять процентов читателей. Остальные же девяносто станут вникать в каждое слово, и сейчас уже, наверное, со смаком обсуждают прочитанное.

Придя к себе в контору, Роберт узнал, что Хэллам несколько раз пытался связаться с ним по телефону.

– Закройте дверь и войдите, – сказал он старому Хэзелтайну, который, сообщив о звонках Хэллама, продолжал стоять на пороге. – И полюбуйтесь вот на это.

Одной рукой Роберт снял телефонную трубку, другой пододвинул газету Хэзелтайну.

– Да-а, вляпались мы в хорошенькую историю, – произнес в трубку Хэллам и добавил несколько эпитетов, достаточно выразительных, по адресу «Эк-Эммы». – Будто у полиции мало своих дел, так нужно еще, чтобы эта чертова газетенка влезла!

– А что слышно из Скотленд-Ярда?

– Грант начал обрывать мой телефон с девяти утра. Но что они могут сделать? Усмехнуться и промолчать. Полиция ведет честную игру. И между прочим, вы тоже ничего не можете сделать.

– Ровно ничего, – согласился Роберт.

– Ваши клиентки знают?

– Не думаю. Уверен, что они таких газет, как «Эк-Эмма», не читают, и вряд ли какой-нибудь доброжелатель успел послать им этот номер. Но через десять минут они будут здесь, и я покажу им газету. Однако каким образом «Эк-Эмма» узнала об этом? Я считал, что родителям, то есть опекунам девочки, не улыбалось предавать эту историю огласке.

– Грант говорит, что брат девочки рассердился, мол, на то, что полиция, видите ли, не принимает мер, и по собственной инициативе отправился в редакцию «Эк-Эммы». Этакий защитник! Пусть-де «Эк-Эмма» вступится за правое дело!

Положив трубку, Роберт подумал, что раз опубликована фотография девочки, кто-нибудь может узнать ее и скажет: «Она не могла быть в доме Фрэнчайз в указанные ею дни, потому что тогда она была в другом месте». Хоть слабая, но надежда!

– Возмутительная история, мистер Роберт, – заявил Хэзелтайн, – и, если мне будет дозволено сказать, возмутительная публикация!

– Дом, о котором идет речь, – это Фрэнчайз, где живут старая миссис Шарп и ее дочь и куда я ездил на днях, как вы помните, чтобы помочь им советом.

– Вы хотите сказать, что это наши клиентки?

– Да.

– Но, мистер Роберт, ведь это совсем не по нашей части. Это вне нашей обычной… привычной… ну, в общем, вне нашей компетенции.

– Надеюсь, мы вполне компетентны для того, чтобы защитить любого клиента против публикаций, какие позволяет себе эта газета, – холодно отозвался Роберт.

Хэзелтайн снова уставился на газетную полосу. Чувствовалось, что мысленно он прикидывает преимущества уголовной клиентуры над «желтой прессой» и никак не может решить этот сложный вопрос.

– Верите ли вы истории, которую рассказала эта девочка? – спросил Роберт.

– Не вижу, каким образом она могла все это придумать, – признался Хэзелтайн. – Рассказ ее, по-моему, чрезвычайно обстоятелен, разве нет?

– Совершенно верно! Я видел эту девочку, когда ее привозили в дом Фрэнчайз, чтобы она его опознала, и не поверил ни единому ее слову. Ни единому! – добавил он, радуясь, что может произнести это громко и внятно, наконец убедившись в том, что сам этому верит.

– Но почему она выбрала именно дом Фрэнчайз, раз она там никогда не бывала?

– Не знаю. Понятия не имею.

– Казалось бы, выбор неподходящий: дом стоит на отшибе, невидим снаружи, на пустынной дороге, местечко редко кто посещает…

– Не знаю. Не знаю, как сработан этот трюк, но что это именно трюк – не сомневаюсь ни на минуту. Тут выбор не между двумя разноречивыми показаниями, а между человеческими существами. Убежден, что мать и дочь Шарп не способны на те безумства, в которых их обвиняет девочка. А вот девочка-то, по-моему, способна на многое. Вот к чему сводится все дело! – Он сделал паузу. – Вы можете верить моему суждению, Тимми! – добавил он, назвав старого клерка так, как называл его в детстве.

То ли из-за «Тимми», то ли потому, что доводы Роберта звучали убедительно, но Хэзелтайн замолчал.