Родители и взрослые дети. Как разрешить конфликты и восстановить отношения

А потом, в свои двадцать два года, она все мне и высказала. Она сказала, что в детстве не ощущала, что является для меня самым важным человеком на свете; не чувствовала себя любимой, особенной и нужной. Я не помню ее точных слов, возможно, они были слишком мучительны для запоминания. Но что я действительно помню, так это ее гнев, ее искренность. Ее боль.

Я защищался, объяснял, оправдывался и обвинял других. Конечно, ничего из этого не вышло – она отстранилась еще больше.

А дальше – пустота. Ни общения. Ни ответных звонков. Ни визитов. Машина съехала с дороги и с грохотом полетела под откос. Пройдет несколько лет, прежде чем мы заговорим снова.

Возможно, моя история похожа на вашу. А может, и нет. Может быть, вы никогда не разводились. И ваши отношения были прекрасными, пока ваш ребенок не завел свою собственную семью. Или пока у него не родился ребенок. Или пока он не обратился к психотерапевту. Или вообще ни одно из этих предположений не верно. Тем не менее отчуждение заставило вас почувствовать себя потерянным и отчаянно жаждущим ответов.

Поэтому вы пытались обращаться за помощью к самым разным профессионалам. Возможно, они были невежественны, а их разумно звучащие советы лишь усугубляли ситуацию. Вас осыпали утверждениями вроде: «Это просто такой период, дайте своему ребенку время», «Вам нужно напоминать дочери обо всем, что вы для нее сделали. Позвонить вам – это наименьшее, что она может сделать», «Вам следует просто приехать и потребовать встречу!». Итак, вы загнали себя в угол и понятия не имеете о том, как теперь оттуда выбираться.

Я вас прекрасно понимаю, потому что и сам получал такие же продиктованные лучшими побуждениями, но весьма опрометчивые советы. Я не виню какого-либо конкретного психотерапевта, друга или члена семьи за их непродуманное мнение, потому что отчуждение (в отличие от большинства других ужасных вещей, которые могут с нами случиться) все еще в значительной степени закрытая тема[7 - Conti, “Family Estrangement.”]. Тема отчуждения не может похвастаться таким же изобилием книг, статей и веб-сайтов, как по распространенным проблемам вроде развода или депрессии.

Поэтому мне невероятно повезло, что консультант моей практики, женщина, помогавшая мне разбираться во всех сложностях моей жизни, проявила свою мудрость и в самом трудном вопросе, который разрывал мою душу на части, – в вопросе отчужденности дочери. Ее советы помогли мне со временем найти пути к воссоединению с дочкой. Свою предыдущую книгу «Когда страдают родители» я написал, чтобы помочь другим пережить ад отчуждения[8 - When Parents Hurt: Compassionate Strategies When You and Your Grown Child Don’t Get Along (New York: HarperCollins, 2007).]. Цель ее состояла в том, чтобы рассказать родителям о распространенных ошибках и указать способы исправления ситуации. Благодаря популярности этой книги у меня сформировалось большое сообщество последователей, для которых я вел еженедельные вебинары по проблеме отчуждения. Поскольку я не имею возможности отвечать на все получаемые электронные письма и вопросы, по понедельникам я начал вести бесплатную сессию вопросов и ответов для отчужденных родителей, а также очные (в своем офисе в Окленде, Калифорния) и онлайн-консультации для родителей и специалистов в нашей стране и за ее пределами.

Она сказала, что в детстве не чувствовала себя любимой.

За годы, прошедшие с момента публикации моей последней книги, я очень многому научился и хочу, чтобы вы извлекли пользу из тысяч голосов родителей, делившихся со мной тем, что было полезно, а что нет, и способами справляться со своей болью. Их голоса и прозвучат с этих страниц.

Разве это не вина самого родителя?

Когда со мной консультируются родители, я не делаю предположений об их невиновности или вине в связи с претензиями, выдвигаемыми их взрослым ребенком. Иногда родители представляют себя в более идеализированном свете, чем оно есть на самом деле. Часто только после того, как я прочитаю их переписку с взрослым ребенком или поговорю с ним, я начинаю понимать, насколько родитель способствует желанию ребенка держаться на расстоянии. Иногда же становится ясно, что родители вполне адекватные люди, а проблема заключается именно в их взрослом ребенке или его супруге.

Положение еще больше усугубляется тем, что иногда причина отчуждения кроется где-то в хитросплетениях характеров, историй, проблем или генетики каждого человека. И конфликт развивается уже не по принципу «причина-следствие», а все больше напоминает контур обратной связи, бесконечно усиливающий худшие инстинкты родителя, взрослого ребенка или кого-либо еще, кто ввязывается в конфликт.

Обсуждение проблем отчуждения затрудняет пагубное влияние «родоплеменной» природы нашей культуры на современные семейные отношения. Проведите несколько минут на форумах отчужденных взрослых детей или отчужденных родителей, и вы увидите клановый подход, столь же враждебный, как и все, что в настоящее время происходит между левыми и правыми на нашей нынешней политической сцене.

Учитывая невозможность быстро сориентироваться в этой новой ситуации, вы не виноваты в том, что не умеете взаимодействовать со своими взрослыми детьми. Но если вы хотите иных отношений, будьте готовы измениться. Устранение отчуждения требует настроя, непохожего на все то, что вы испытывали когда-либо прежде. Это непросто, и, честно говоря, мои методы не для всех. Некоторые родители отказывались от дальнейшей работы со мной, потому что не могли обращаться со взрослым ребенком так, как, по моему мнению, крайне необходимо для потенциального примирения. Да и сам я прекращал работать с родителями, желавшими использовать семейную терапию для того, чтобы обвинять своих взрослых детей, а не проявлять эмпатию или брать ответственность на себя.

Мой метод требует от родителей готовности и определенной храбрости. Вы должны искренне захотеть увидеть себя глазами своих детей и активно искать доказательства их правоты. И даже если вы думаете, что идеи ваших детей, их суждения или обвинения – полная чушь или чужое внушение, вы все равно должны начать со слов: «Хорошо, давай посмотрим на это вместе». Не для того, чтобы доказать, что они неправы, а для того, чтобы понять, как они к подобному решению пришли и почему сделали выбор с вами расстаться.

Справедливости ради стоит признать, что некоторые родители действительно оказали на своих детей разрушительное воздействие[9 - Joshua Coleman, Philip Cowan, and Carolyn Pape Cowan, “The Cost of Blaming Parents,” Greater Good magazine, Berkeley, California, 2014; Kristina M. Scharp, Lindsey J. Thomas, and Christina G. Paxman, “ ‘It Was the Straw That Broke the Camel’s Back’: Exploring the Distancing Processes Communicatively Constructed in Parent-Child Estrangement Backstories,” Journal of Family Communication 15, no. 4 (2015): 330–48.] и продолжают вести себя деструктивно. Поэтому легко понять, что сохранение дистанции – лучшая стратегия для их взрослых детей. Почти никто не говорит о том, что делать таким родителям, попавшим в ловушку бесконечно повторяющихся циклов отчаяния, депрессии и даже насилия. Именно эти родители наименее подготовлены использовать тонкие методы общения, необходимые в сегодняшних эгалитарных отношениях между родителями и взрослыми детьми, где задают тон эмпатия, самоосмысление и саморефлексия. Обиженный, незадачливый и даже деструктивный родитель тоже заслуживает нашей помощи и понимания.

Разве нормально сказать взрослому ребенку таких родителей: «Просто иди и займись собой. Сосредоточься на собственных потребностях – супруге, друзьях и детях. А родитель пусть расплачивается за грехи своего воспитания». Действительно ли человек, не получивший в свое время экономической, социальной или психологической поддержки для того, чтобы быть хорошим родителем, не заслуживает ни капли сочувствия, если не со стороны своего ребенка, то хотя бы со стороны общества?

Я так не считаю.

Для кого эта книга?

Эта книга для всех, кто страдает от отсутствия общения со своим взрослым ребенком или внуком. Хотя она написана для родителей, бабушек и дедушек, взрослые дети также смогут увидеть ситуацию под новым углом, что, возможно, пробудит их эмпатию и понимание. Отчуждение болезненно и невыносимо, оно сбивает с толку. Кроме того, это многофакторная проблема, не подразумевающая универсальных решений.

В первой части книги обсуждаются наиболее распространенные причины отчуждения. К ним относятся жестокое обращение, развод, психические заболевания, вклад в отчуждение современных психотерапевтов, а также личностные и ценностные различия.

Вторая половина включает знакомые ситуации для отчужденных родителей, бабушек и дедушек. Бабушки и дедушки, теряющие связь с внуками, часто приходят ко мне в отчаянии и спрашивают: «Увижу ли я их когда-нибудь снова?» Я смотрю на то, как внуки часто становятся жертвами отчуждения родителей и взрослых детей, и даю рекомендации разлученным бабушкам и дедушкам. Я также поговорю о братьях и сестрах и о том, как длительное противостояние способно привести к отчуждению или непрерывному конфликту. Поскольку отчуждение часто возникает в результате разногласий между родителями и супругами взрослых детей, у меня есть глава, посвященная управлению этими сложными и зачастую напряженными отношениями.

В заключительной части книги представлены стратегии и выработанные мною правила взаимоотношений родителей и детей, основанные на моей сорокалетней практике. Я объясняю, почему невозможность их усвоения подвергнет вас риску дальнейшего отчуждения. А также отвечаю на общие вопросы, имеющие решающее значение для вашего длительного благополучия и душевного покоя: как пережить праздники, как загладить свою вину, как справиться с неуважением и жестокостью и как исцелиться от боли.

За время своей частной практики я обнаружил, что понимание социальных причин отчуждения помогает родителям чувствовать себя менее одинокими, менее виноватыми и в меньшей степени испытывать чувство стыда. На протяжении всей книги я рассказываю о последних исследованиях, показывающих то, как изменилась семья. Эти изменения чреваты большим риском, но при этом обладают огромным потенциалом. И еще я понимаю, что людям необходимы инструменты, способные облегчить их боль. Таким образом, каждая глава будет содержать все вышеперечисленное: конкретные примеры, основополагающие результаты научных исследований и старые добрые советы.

На протяжении последнего десятилетия в моей практике встречается все больше отчужденных родителей, что заставляет меня задуматься, не обнаружил ли я новую тенденцию. Не переживает ли всплеск отчуждения слишком большая часть нашей страны? При написании этой книги я знал, что мне понадобится копнуть поглубже. Я обзвонил коллег по всей стране, которые работают с семьями и молодыми людьми, и обнаружил, что и они стали свидетелями того же процесса. Я принялся читать сотни научных исследований по психологии, истории, социологии и экономике и многочисленные книги по этой тематике. Также мною было проведено собственное исследование совместно с Университетом штата Висконсин в Мэдисоне.

Таким образом, задача этой книги – помочь вам найти здоровый способ примирения со своими детьми. В целом я считаю, что примирение лучше, чем жизнь в разлуке (хотя имеются и исключения)[10 - Debra Umberson, “Relationships Between Adult Children and Their Parents: Psychological Consequences for Both Generations,” Journal of Marriage and Family 54 (1992): 664–74.]. Лучше для вас и лучше для общества в целом. А если примирение невозможно, я хочу помочь вам вести счастливую и здоровую жизнь – с вашим ребенком или без него.

Внуки часто становятся жертвами отчуждения родителей и взрослых детей.

Глава 1

Можно ли спасти отношения со своим отчужденным ребенком?

Порой родители почти не виноваты в ситуации отчуждения. А иногда и очень сильно виноваты…

Ральф хотел, чтобы я помог ему помириться с сыном, но мой совет ему вовсе не понравился. Он не верил, что во мнении о нем его сына, каким бы резким оно ни было, может содержаться хоть доля правды. На самом деле я думал, что оценка его сына была более чем верной: Ральф был грубым, эгоцентричным бизнесменом-девелопером, слишком серьезно воспринимающим себя. Он ожидал от сына совершенно нереального уровня благодарности и почтения. Особую проблему создавала непоколебимая вера Ральфа в то, что финансовая помощь сыну дает ему право диктовать условия их взаимоотношений.

Фрэнк рассказал мне, что рос, постоянно ощущая контроль и доминирование отца. Среди прочего Ральф критиковал желание Фрэнка получить степень бакалавра гуманитарных наук; он пригрозил прекратить платить за учебу Фрэнка в колледже, если тот не будет обучаться чему-то практическому, что помогло бы, как он выразился, «действительно прокормить семью». По характеру Фрэнк был больше похож на свою мать – начитанный, замкнутый, увлеченный искусством. В конце концов он получил степень бакалавра в области бизнеса, но вскоре вернулся к учебе, чтобы получить степень магистра филологии. Он упорно трудился на сеансах психотерапии, чтобы противостоять требованиям отца относительно своего личного времени. Он также дал понять отцу, что ни за что не собирается сдавать ни пяди этой с таким трудом завоеванной территории.

Во время моей первой встречи с Фрэнком он описал чувство близости к матери, но постоянное разочарование в отце. Однако, только начав посещать сеансы психотерапии, он связал чувство собственной неполноценности со своими отношениями с отцом: «Я просто не хочу больше жить с таким чувством. Это отстой. Я больше не хочу, чтобы он так со мной обращался. Я чувствую себя гораздо менее напряженным с тех пор, как прервал с ним контакт. У меня хорошие отношения с мамой, но она почти всегда делает то, что он говорит. Вы встречались с моим отцом, так что, вероятно, вы это понимаете».

Я это понимал.

Моя работа с отчужденными семьями обычно длится от двух до пяти сеансов. В большинстве случаев родители обращаются ко мне, потому что не общаются со своим взрослым ребенком и хотят найти способ достичь примирения. На нашей первой встрече я спрашиваю об истории их собственного детства, чтобы узнать об опыте, который они, возможно, повторяют, или о том, что продолжает на них влиять. Я также тщательно изучаю историю развития их взрослого ребенка, спрашиваю об успеваемости, вредных привычках, психических проблемах и темпераменте. Хотя я не ожидаю, что родители способны ставить диагнозы, я стремлюсь получить представление о том, как они понимают сильные и слабые стороны своего ребенка, его темперамент, уровень проницательности и саморефлексии.

Безусловно, на мнение родителей влияет история их собственного детства, история их взаимоотношений с ребенком и множество других факторов. Таким образом, родители могут ошибочно утверждать, что их взрослый ребенок чрезмерно чувствителен или замкнут, потому что не видят, до какой степени сами провоцируют подобное защитное поведение.

На первой встрече я предложил Ральфу подумать о том, чтобы загладить свою вину перед сыном. Я подчеркнул, что сам Фрэнк дал понять, что отношения не будут развиваться, пока отец не сможет более глубоко разобраться в своих чувствах по поводу их отношений. Было ясно, что с самого детства Фрэнк ощущал сильный контроль и критику отца.

«Мне не за что извиняться, – раздраженно сказал Ральф. – Он ходил в хорошую школу, и ему не нужно было платить за это ни цента. Я купил им с женой дом; а она даже не желает со мной разговаривать. У меня есть деньги, чтобы оплатить учебу в колледже внукам. А теперь мне даже не разрешают их видеть. За что именно я должен извиняться? У меня идея: как насчет того, чтобы он извинился передо мной за то, что обругал меня в последний раз, когда я был у него дома?»

– Похоже, вы действительно очень много для него сделали, – согласился я. Я и вправду был с ним согласен. Но ценность материальных вложений родителей в развитие ребенка за последние полвека значительно снизилась. Родители, хорошо это или плохо, больше не могут требовать общения в обмен на потраченное время и деньги. Как и многие родители, Ральф в своих ожиданиях не учитывал этот фактор.

Жена Ральфа, Рэйчел, была маленькой, тихой и невероятно грустной. Я спросил, что она думает об этой ситуации.

– Ой… – медленно сказала она, словно собираясь с силами, чтобы ответить. – Не знаю. Я просто хочу, чтобы это закончилось. Я очень скучаю по своим внучатам. Это несправедливо по отношению к ним. Фрэнк и его отец в чем-то очень похожи. Оба чересчур уперты в своем понимании прекрасного. – И она улыбнулась.

Я понимал, почему некоторых людей при виде Ральфа мог охватывать страх. Он был крупным парнем, привыкшим добиваться своего. Его габариты, бахвальство и высокомерие, вероятно, устрашали и супругу, не говоря уже о ребенке. Но я также сознавал, что он, как и многие отчужденные родители, попал в созданную не им поколенческую ловушку.

– Знаете что? – сказал он, когда я спросил о его детстве. – В детстве мне никто ничего не давал. Мой старик постоянно надирал мне задницу. И что, неужели он будет звонить и говорить: «Послушай, сынок, мне так жаль, что я бил тебя смертным боем. Что ты при этом чувствовал?» Он злобный сукин сын, но мы все равно ходим к нему и моей маме, потому что так положено в семьях.

«Мне не за что извиняться. Он ходил в хорошую школу, и ему не нужно было платить за это ни цента».

Рэйчел посмотрела на меня и виновато улыбнулась.

– Вообще-то я даже обязан отцу тем, что стал таким, какой есть. Так что я типа благодарен старику, хотя он и тот еще придурок. Когда я разговариваю с толпой строителей или звоню всяким уродам, задерживающим мои разрешения на строительство, хотя я уже в десятый раз все им отправил, разве их волнует, что я при этом чувствую? Так что я просто не понимаю, как этим можно улучшить ситуацию.

– Понятно. Так же считают и многие другие родители, с которыми я работаю, – сказал я. – Но, похоже, в этой ситуации такими способами вы своего не добьетесь. Я прав?

Он неохотно согласился.

– Вот поэтому, – продолжал я, – я и не думаю, что у вас появится шанс увидеть сына или своих внуков, если мы не поможем вам делать это иначе. Ваш сын довольно ясно дал мне это понять на нашем с ним сеансе.

Исходя из своего многолетнего опыта, могу сказать, что то, как родители реагируют на рекомендацию извиниться и насколько они стараются с пониманием отнестись к непонятным для них претензиям или суждениям своего ребенка, имеет решающее значение: часто от этого зависит, увидят ли они когда-нибудь своих детей или внуков снова.