Самый богатый человек в Вавилоне

Другим несомненным чудом Вавилона были огромные стены, окружавшие город. Древние причисляли их, наряду с Великой пирамидой в Египте, к семи чудесам света. Считается, что первые стены города возвела в незапамятные времена царица Семирамида. Современные исследователи не смогли отыскать никаких следов этих первоначальных стен. Точная их высота тоже неизвестна. Если судить по сообщениям древних авторов, стены имели высоту от пятидесяти до шестидесяти футов, были облицованы с внешней стороны обожженным кирпичом, а перед ними в качестве дополнительной меры защиты выкопали глубокий ров и заполнили его водой.

Более поздние стены, прославленные в истории, воздвиг приблизительно за шестьсот лет до Рождества Христова царь Набопаласар. Вообще он задумал столь обширную перестройку города, что сам не дожил до завершения работ. Дело отца закончил его сын Навуходоносор II, имя которого известно нам из Библии.

Размеры этих более поздних стен поражают воображение. По надежным источникам, их высота составляла около ста шестидесяти футов, что соответствует высоте современного пятнадцатиэтажного делового здания. Общая длина стен была, по разным оценкам, от девяти до одиннадцати миль, причем по верху могла проехать колесница, запряженная шестью лошадьми, – настолько эти стены были широки. Что ж, от былого великолепия мало что сохранилось, если не считать остатков опор и рва. Столетиями камни подвергались разрушительному воздействию стихий, а местные арабы довели разрушение до закономерного итога, разбирая кирпич стен на собственное строительство.

К стенам Вавилона подходили одно за другим победоносные войска почти всех завоевателей той эпохи беспрерывных войн. Множество царей осаждали Вавилон, но никто не сумел взять город. К слову, не нужно насмехаться над войсками того времени и воспринимать их как нечто несерьезное. Историки называют внушительные цифры: 10 000 всадников, 25 000 колесниц, 1200 «полков» пеших воинов по 1000 человек в «полку». Зачастую требовалось два или три года подготовки, чтобы собрать военное снаряжение и разместить склады с продовольствием вдоль предполагаемого маршрута похода.

Сам Вавилон во многом напоминал современные города: там были улицы, были лавки, а бродячие торговцы предлагали свои товары в жилых кварталах. Жрецы возносили молитвы в великолепных храмах. В городе имелась и внутренняя стена, отделявшая царский дворец и другие важные здания; предполагают, что эта стена была даже выше наружной крепостной.

Вавилоняне слыли искусными мастерами. Они преуспевали в ваянии, живописи, ткачестве, обработке золота, производстве металлического оружия и сельскохозяйственных инструментов. Ювелиры создавали изысканнейшие украшения. Многие образцы ювелирного искусства извлечены из могил богатых горожан и сегодня выставляются в самых знаменитых музеях.

Давным-давно, когда остальной мир еще рубил деревья топорами с каменными наконечниками или охотился и сражался кремневыми копьями и стрелами, вавилоняне использовали топоры, копья и стрелы с металлическими наконечниками.

Также жители Вавилона были умелыми финансистами и торговцами. Насколько нам известно, именно они первыми придумали деньги как средство обмена, первыми стали использовать векселя и письменные подтверждения прав собственности.

Впервые неприятель вступил в Вавилон лишь около 540 года до Рождества Христова. Причем даже тогда городские стены устояли. История падения Вавилона крайне примечательна. Кир, один из великих завоевателей того времени, хотел напасть на город и рассчитывал сокрушить его неприступные стены. Советники вавилонского царя Набонида убедили своего господина выйти навстречу Киру и дать бой, не дожидаясь осады города. После поражения на поле брани вавилоняне бежали, а Кир вошел в открытые ворота и без сопротивления овладел городом.

С тех пор сила и слава Вавилона начали постепенно ослабевать, а через несколько сотен лет город в конечном счете и вовсе оказался заброшен, покинут, оставлен на произвол ветров и бурь и вновь превратился в ту пустынную землю, которой был обязан своим возвышением и величием. Да, Вавилон пал, чтобы уже не подняться, но нынешняя цивилизация во многом перед ним в долгу.

Несчетные эпохи повергли в прах могучие стены храмов, но мудрость Вавилона по-прежнему жива.

Деньги – средство измерения земного успеха. Деньги позволяют наслаждаться лучшим из доступного людям в этом мире.

Денег в избытке у тех, кто понимает простые правила их добывания.

Деньги сегодня подчиняются тем же законам, что и шесть тысяч лет назад, когда богатые люди заполоняли улицы Вавилона.

Глава 2. Человек, который желал золота

Богатство у человека вовсе не в кошельке. Даже толстый кошель быстро худеет, если его не питает золотой ручеек.

Вавилонский ремесленник Бансир, мастер по изготовлению колесниц, был глубоко озабочен. Сидя на невысоком заборчике, что окружал его хозяйство, он грустно смотрел на свой простой дом и на мастерскую под навесом, где стояла незаконченная колесница.

Жена Бансира то и дело показывалась в проеме двери. Взгляды, которые она исподтишка бросала на мужа, напоминали ему, что мясной мешок почти опустел и что Бансиру давно пора доделать работу – постучать молотком, потесать долотом, натянуть кожу на ободы, отполировать и покрасить колесницу и выручить наконец за нее положенную плату у богатого заказчика.

Плотный и мускулистый, ремесленник не обращал внимания на жену и пребывал в неподвижности. Мысли медленно ворочались в голове; Бансиру досаждала задача, с которой он никак не мог справиться. Мастера немилосердно жгли лучи жаркого тропического солнца, что было ничуть не удивительно для долины Евфрата. Но он не замечал, как капли пота со лба стекают вниз и теряются в густых волосах на его груди.

За домом Бансира высилась ступенчатая стена, окружавшая царский дворец. Рядом, пронзая голубое небо, вздымалась раскрашенная башня храма Бела[1 - В вавилонском культе Бел (Билу) – титул верховного божества; у шумеров таким верховным богом был Энлиль, а впоследствии – Мардук. В Финикии этот божественный титул преобразился в имя божества Баал (Ваал). – Здесь и далее примеч. перев., если не указано иное.]. В тени всего этого великолепия стояло простое жилище мастера – заодно с другими домами, еще более убогими и неухоженными. Вавилон был таков повсюду – смесь величия и убожества, ослепительной роскоши и откровенной нищеты; городские здания внутри стен лепились друг к дружке без всякого плана.

Потрудись Бансир обернуться, он увидел бы множество шумных колесниц, принадлежащих богатым горожанам, толпы торговцев в сандалиях и босоногих попрошаек. Даже богачам приходилось то и дело сворачивать в придорожные канавы, уступая дорогу длинным вереницам царских рабов-водоносов с тяжелыми бурдюками из козлиных шкур: рабы несли воду для полива висячих садов.

Впрочем, Бансир слишком глубоко ушел в свои мысли, чтобы отвлекаться на городскую суматоху. Лишь когда неожиданно прозвенела струна лиры, он очнулся от размышлений. Он резко повернулся и увидел знакомое улыбающееся лицо своего лучшего друга, музыканта Кобби.

– Да будут боги щедры к тебе, друг мой, – велеречиво произнес тот. – Сдается мне, они уже сполна вознаградили тебя, раз ты можешь сидеть без дела. Позволь и мне порадоваться твоей удаче. Более того, я готов разделить ее с тобой. Твой кошелек, как видно, полон, иначе бы ты вовсю трудился в мастерской. Снизойди ко мне и извлеки из него всего два жалких шекеля[2 - Имеется в виду древняя мера веса золота и серебра, а древнееврейское «шекель» («сикль») происходит от шумерского «шеум».] в долг до сегодняшнего вечернего пира у вельмож. Не успеешь даже заметить их отсутствия, как они вернутся к тебе.

– Будь у меня два шекеля, – мрачно ответил Бансир, – я не отдал бы их никому, даже тебе, моему лучшему другу. Это ведь целое состояние, весь мой достаток. Никто не жертвует своим состоянием, даже для лучших друзей.

– Что я слышу? – воскликнул Кобби с неподдельным изумлением. – У тебя нет ни шекеля в кошеле, а ты сидишь на заборе, точно изваяние? Почему же ты не доделываешь колесницу? Или нашел иной способ утолить свои изысканные запросы? Ты ли это, друг мой? Где твоя неуемная живость? Что тебя гнетет? Или боги обременили тебя невзгодами?

– Это и вправду божье наказание, – согласился Бансир. – Все началось с нелепого сна, совершенно бестолкового. Мне приснилось, что я разбогател, что на поясе у меня весит красивый кошель, полный монет. Там было столько шекелей, серебряных и золотых, что я без счета швырял их нищим. За серебряные монеты я накупил украшений жене, да и себя не забыл, приобрел все, чего мне только хотелось. Я не боялся их тратить и не опасался будущего, потому что там было много золотых монет. Да что скрывать, я был вне себя от радости. Ты не узнал бы, пожалуй, своего трудолюбивого друга и жену мою тоже бы не узнал, ибо с ее лица пропали все морщины и она прямо светилась от счастья. Словно сделалась опять той улыбчивой девушкой, какой была в первые дни замужества.

– Хороший сон, ничего не скажешь, – кивнул Кобби. – Но почему же от таких приятных мыслей ты застыл угрюмым истуканом на заборе?

– Почему, спрашиваешь? Да потому, что я проснулся и вспомнил, как пуст мой кошелек! Так тошно стало! Давай-ка вместе разберемся, мы же с тобой, как говорят у нас на реке, сидим в одной лодке. В детстве мы вместе ходили к жрецам изучать науки. В отрочестве делили на двоих юношеские радости, а когда повзрослели, то сделались уважаемыми людьми и остались хорошими друзьями. Мы охотно трудились, не ведая устали, и легко тратили все, что зарабатывали. В минувшие годы мы ведь звенели монетами, хотя, конечно, и помыслить не могли о счастье от подлинного богатства. Скажу тебе так, друг мой, мы с тобою – тупые бараны! Мы живем в богатейшем городе на свете. Путники болтают, что других таких попросту не найти. Вокруг столько роскоши, но нам от нее ничего не достается. Истратив полжизни на тяжкий труд, ты, мой лучший друг, приходишь ко мне с пустым кошельком и просишь одолжить два жалких шекеля до вечернего пира. А что ты слышишь в ответ? Разве я сказал тебе: «Вот мой кошель, я всегда рад с тобой поделиться?» Нет, я отвечаю, что мой кошелек так же пуст, как и твой. В чем же тут дело? Почему у нас нет ни серебра, ни золота, которых сполна хватало бы на еду и одежду?

А еще о сыновьях подумай, – продолжал Бансир. – Они же идут по нашим стопам. Неужто им, их семьям, детям и семьям их детей суждено прожить такую же жизнь, какую прожили мы, когда вокруг столько сокровищ и золота? Неужто они тоже обречены пировать разве что козьим молоком и пустой кашей?

– Прежде ты об этом никогда так не говорил, Бансир, за все годы нашей дружбы. – Кобби явно не понимал, что происходит.

– А я обо всем этом раньше и не думал. С раннего утра и до темноты все мастерил лучшие колесницы в округе и в глубине сердца надеялся, что однажды боги вознаградят меня богатством. Глупец! Им нет до меня дела, и богатства от них я при жизни не дождусь. Потому-то и взяла меня тоска. Я хочу быть человеком с достатком, хочу владеть землей и скотом, носить тонкие одежды и звенеть монетами в кошеле. Я готов трудиться ради этого, сколько выдержит моя спина, насколько хватит умения в руках и смекалки в голове, но мой труд не должен пропадать даром. Что же с нами творится, скажи? Почему мы не получаем по справедливости всего того, что другие покупают за золото?

– Если бы я знал, – ответил Кобби. – Мне тоже несладко. Все, что я добываю игрой на лире, тут же уходит от меня. Частенько приходится ловчить и изворачиваться, чтобы моя семья не голодала. А ведь я грежу о большой лире, на которой наконец-то выйдет сыграть всю ту музыку, что звучит у меня в голове. На таком инструменте я бы сыграл так, что и царь бы восхитился.

– Ты достоин такой лиры, друг мой. Никто другой во всем Вавилоне не перебирает струны столь умело. Думаю, не только царь, но и боги бы порадовались. Но как ею обзавестись, если мы с тобою оба бедны, как царские рабы? Слышишь колокольчик? Вон они идут.

Бансир указал на длинную вереницу полуголых и потных водоносов, что брели по узенькой улочке от реки. Они медленно шагали по пять человек в ряд, сгибаясь под тяжелыми бурдюками с водой.

– Погляди-ка, кто их ведет. – Кобби ткнул пальцем в человека с колокольчиком, который налегке двигался перед рабами. – Сразу видно достойного мужа.

– Что ж, достойных среди рабов и вправду достаточно, – ответил Бансир. – Они такие же люди, как и мы. Вон те, высокие и светлокудрые, – с севера. Чернокожие и смешливые – с юга. А те, что пониже и посмуглее, – из ближних земель. Все они каждый день идут от садов к реке и обратно – день за днем, год за годом. На лучший удел им рассчитывать бессмысленно. Соломенный тюфяк для ночлега, вареная полба на обед… Пожалей этих бедолаг, Кобби!

– Да, мне их жаль. Но ведь ты сам только что говорил, что мы ничем не лучше, хоть и зовемся свободными.

– Верно, Кобби, верно. Невесело, правда? Не хочу я жить рабской жизнью год за годом. С утра до вечера тружусь – и что взамен?

– Может, стоит поспрашивать, узнать у других, откуда берется золото? И дальше жить, как живут они? – предложил Кобби.

– Наверное, ты прав, надо поговорить с богачами, – задумчиво ответил Бансир. – Глядишь, и наткнемся на какую-то тайну.

– Как раз сегодня я видел нашего старого друга Аркада. Он ехал на золотой колеснице. Знаешь, он не смотрел поверх моей головы, как сделали бы многие другие богачи. Наоборот, помахал рукой, так что все зеваки могли видеть, что он улыбается и дружески здоровается с музыкантом Кобби.

– Болтают, будто он самый богатый человек во всем Вавилоне, – мечтательно проговорил Бансир.

– Такой богатый, что даже царь обращается к нему за золотом, когда казна вдруг пустеет.

– Вот, значит, как? – Бансир хмыкнул. – Повстречайся он мне где-нибудь в темноте, боюсь, я отобрал бы его кошелек.

– Ерунда! – отмахнулся Кобби. – Богатство у человека вовсе не в кошельке. Даже толстый кошель быстро худеет, если его не питает золотой ручеек. У Аркада есть доход, не дающий его кошельку истощиться, сколько бы он ни швырялся деньгами.

– Доход – это главное, – согласился Бансир. – Вот бы и мне заиметь доход, который тек бы себе в мой кошелек, пока я сижу на заборе или езжу по дальним краям. Аркад должен знать, как заручиться доходом. Как думаешь, он захочет разъяснить это мне, да так, чтобы усвоила моя тупая голова?

– Сдается мне, он уже преподал эту науку своему сыну Номасиру, – сказал Кобби. – Тот ведь отбыл в Ниневию и, как судачат на постоялом дворе, без помощи отца стал одним из самых богатых людей в этом городе.

– Ты подал мне хорошую мысль. – В глазах Бансира внезапно промелькнуло оживление. – Разжиться советом у старого друга можно и бесплатно, а наш Аркад никогда не скупился помогать. Пускай наши кошели пусты, как прошлогоднее соколиное гнездо, – нас это не остановит. Мне надоело ходить без наличности посреди роскоши. Хочу стать богатым! Идем к Аркаду, спросим его, как бы и нам получать справный доход?

– Правильно говоришь, Бансир. Я вдруг сообразил кое-что. Мы потому никогда не могли найти способ разбогатеть, что просто его не искали. Ты упорно делал лучшие в Вавилоне колесницы, прилагал к тому все усилия и преуспел в своем ремесле. Я же норовил стать умелым музыкантом – и тоже справился. Словом, в тех делах, где мы прилагали старание, у нас все получилось. Богам как будто угодно, чтобы мы продолжали трудиться. Но теперь-то мы поняли, что к чему, как если бы страдали во тьме, а тут наконец взошло солнце. Пора узнать больше, чтобы разбогатеть. Тогда-то мы изыщем достойные способы утолить наши желания.

– Идем к Аркаду прямо сейчас! – воскликнул Бансир. – А еще давай позовем с собой всех старых друзей, которым живется не лучше нашего. Пусть они тоже поучатся мудрости.