Лев Святого Марка. Варфоломеевская ночь (сборник)

– Черт возьми, имеете ли вы обыкновение или нет, это мне безразлично, но вы должны отвечать. Теперь не такое время, когда можно ходить, не опасаясь расспросов. На вашем платье нет королевских цветов, и я хочу знать, кто вы?

– Так как я еду не в королевскую армию, а просто путешествую по своим делам, то не вижу основания надевать другое платье.

– Вы не отвечаете на мой вопрос. Кто вы?

– И не намерен отвечать: мое имя касается только меня.

– Ах ты, щенок! – вскричал, вспылив, дворянин. – Да я тебе уши надеру!

Филипп поднялся, удивив своего противника, принявшего его за юношу, своим высоким ростом и телосложением.

– Я не хочу с вами разговаривать, – сказал он, – ешьте ваш обед и дайте мне есть свой, потому что если дело дойдет до ушей, то вам надерут их раньше.

Дворянин схватился за меч, но Филипп быстро подскочил к нему и с такой силой ударил его в лицо, что тот как сноп свалился на пол. Товарищ его вскочил и выхватил пистолет из-за пояса, но Пьер изо всей силы так метко бросил в него тарелку, что она ему разрезала губы и выбила несколько передних зубов. В ту же минуту раздался выстрел, и пуля ударилась в стену. Когда ошеломленные неожиданностью и болью дворяне пришли в себя, Филипп и Пьер, успевшие тем временем выскочить в открытое окно, были уже на конце деревни.

Глава XVI. Богослужение в лесу

– Ты метко швырнул тарелку, Пьер, – сказал Филипп, когда они бежали по улице, – и, вероятно, спас мне жизнь.

– Я привык бросать метко, сударь; обед мой часто зависел от того, попаду ли я метко камнем в птицу… Ну и поднимут же они тревогу в гостинице!

– У нас еще довольно времени, – сказал Филипп. – Пока они еще ошеломлены, а потом им ведь надо вывести лошадей из конюшни.

– И тогда у них явится новая забота, – прибавил Пьер смеясь, – я велел Эсташу подрезать у их коней все уздечки у самых колец. Хороши они будут, когда сядут в седло! Ты подрезал у коней уздечки? – спросил он у Эсташа, когда они подбежали к своим лошадям.

– Как же! Да и ремни от стремян тоже.

– Великолепно! – воскликнул Филипп. – Они долго провозятся с этим, а мы тем временем будем далеко; только нужно ехать скорее. Потом мы можем свернуть на какую-нибудь проселочную дорогу.

Проехав с милю, путники наши оглянулись и на окраине деревни заметили несколько выезжавших верховых.

– Долгонько же они возились, пока исправили ремни!

– А кони их, кажется, и поесть не успели, – прибавил Филипп, – нам не стоит беспокоиться из-за этих господ, но все-таки лучше будет, если они потеряют наш след.

Доехав до леса, они поехали по тропинке, чтобы скрыть свой след. Там они наткнулись на ручеек, проехали по нему более мили, перерезав при этом дорогу, и затем выехали из леса.

– Если они и найдут наш след, – заметил Филипп, – то во всяком случае потеряют много времени, а быть может, и совсем бросят преследовать нас.

– Тем более, – прибавил Эсташ, – что знают, какие у нас хорошие кони. Один из них очень любовался ими.

– Как бы то ни было, а я думаю, что они будут нас преследовать, – сказал Пьер. – Это не такие люди, чтобы вынести и забыть такое оскорбление. Они употребят все меры, чтобы отыскать нас, и будут наводить справки в деревнях и гостиницах.

– И ничего не узнают, – ответил Филипп, – потому что мы будем избегать деревень. Ночью мы будем спать в лесу, благо погода теплая.

Проехав еще миль пять, путники наши остановились в лесу. Они всегда имели при себе немного пищи и вина, а также и корм для лошадей на всякий случай и могли избегать деревень.

Предоставив Пьеру расседлать и накормить коней, Филипп прошел к другому концу леса и осмотрелся. Он знал, что они недалеко от ла-Шатра, и не удивился, увидев внизу в долине город, в одной миле от леса. Вблизи из-за группы деревьев поднимались башни укрепленного замка. Местность была богатая и хорошо обработанная, все дышало здесь миром и благоденствием. «Ужасно, – подумал Филипп, – что в такой прекрасной стране люди не могут ужиться и режут друг друга Бог знает из-за чего!»

Наступили уже сумерки, когда Филипп вернулся к своим спутникам; те уже успели накормить коней и снова оседлать их. Из осторожности они не развели огня и, поужинав, завернулись в плащи и улеглись спать. Но только что Филипп успел заснуть, как Пьер осторожно разбудил его. Филипп вскочил в испуге.

– В лесу люди, – прошептал Пьер.

Филипп стал прислушиваться, и до слуха его донеслось из леса пение.

– Это гимн гугенотов! – сказал он. – Несомненно, они пришли сюда из города совершать богослужение. Пойдем посмотрим; только тише, иначе мы их испугаем.

Пройдя шагов триста, они очутились перед лужайкой, на которой собралось человек семьдесят или восемьдесят. На стволе лежавшего на земле дерева стоял священник и говорил им:

– Братья мои, мы в последний раз встречаемся здесь. Нас уже заподозрили, что мы собираемся здесь для молитвы, и наша жизнь находится в опасности. За мной уже следят в течение нескольких дней. И хотя я всегда готов жертвовать жизнью за дело Господне, но теперь не желаю подвергать вашу жизнь опасности. Если бы будущее было для нас безнадежно, я предложил бы вам остаться здесь до конца; но небо проясняется, и может случиться, что в скором времени по всей Франции будет объявлена свобода веры и богослужения. Поэтому лучше будет, если мы на некоторое время воздержимся от собраний. Даже теперь, быть может, мы в опасности!..

– Пьер, – прошептал Филипп, – сходи вот в ту сторону к опушке леса, и если увидишь что-нибудь тревожное, то скорее приведи сюда наших товарищей и коней.

– Не лучше ли сначала сходить за ними, и пусть они со мной идут на лесную опушку; иначе я рискую их долго искать.

– Хорошо, Пьер. Если ты услышишь шум, спеши сюда, а я пойду к тебе навстречу. Католики могут явиться не со стороны города, предполагая, что там гугеноты поставили стражу; поэтому, если заметишь, что кто-нибудь идет сюда, крикни громко – это предостережет этих людей, и они успеют разбежаться.

Целый час беседовал проповедник со своими слушателями, убеждая их быть твердыми в вере и с терпением ожидать лучших дней.

Филипп стоял от них шагах в двадцати и при лунном свете ясно видел лица собравшихся тут людей, исключая проповедника, который стоял к нему спиной. Судя по одежде, большинство гугенотов принадлежало к бедному классу, хотя трое или четверо были, очевидно, состоятельные горожане. На бревне, на котором стоял проповедник, сидела молодая девушка, лицо которой поразило Филиппа своей замечательной красотой. Она с благоговением слушала проповедь. Рядом с ней стояла молодая женщина, а шагах в двух за ней – мужчина в стальном шлеме и с мечом за поясом. Окончив проповедь, священник запел гимн, который тотчас подхватили все присутствующие. В это время Филипп услышал треск сучьев, но не с той стороны, куда послал Пьера. Громкое пение не позволяло ничего слышать. Вдруг раздался крик, и пение прекратилось.

– Я друг ваш! – закричал Пьер. – На вас идут люди из города.

– Разойдитесь, братья, – сказал священник спокойно, – но прежде я благословлю вас… Теперь пойдемте через лес и пройдем к городу с другой стороны. Госпожа Клара, я провожу вас в замок.

В эту минуту Филипп услышал невдалеке конский топот.

– Сюда, Пьер! – закричал он и побежал к нему навстречу. – Эй, молодцы, на коней! Готовьте оружие! – крикнул он своим спутникам, вскочив в седло.

В это время с другой стороны лужайки раздался крик: «Смерть собакам гугенотам! Бей их!» – и толпа вооруженных людей, предводимая двумя всадниками, выбежала на поляну и бросилась на безоружных гугенотов, еще не успевших скрыться. Гугеноты молча, без криков, без воплей, становились на колени, готовясь умереть без сопротивления, и лишь некоторые скрывались между деревьями. Священник громко запел гимн: «Врата небес отверзты», и к нему тотчас присоединились другие голоса. С дикими криками и яростным ревом набросились на них католики.

Филипп пришпорил коня и выскочил на поляну навстречу нападающим. Он тотчас убедился, что против такого числа врагов ни он, ни его трое спутников ничего не могут сделать, но он был в отчаянии при виде убийства беззащитных людей. Хотя такие сцены были в те времена весьма обычны во Франции, но Филипп теперь впервые присутствовал на подобном избиении гугенотов. Один из всадников, в котором Филипп тотчас узнал дворянина, в которого Пьер бросил тарелкой, поскакал к молящейся девушке. Стоявший за ней вооруженный воин встал между ней и всадником, но был тотчас же убит, и всадник поднял уже меч над головой девушки, как вдруг сам упал с лошади с простреленной головой. Другой всадник, очевидно, узнавший Филиппа, с криком бросился на него.

– Наконец-то я нашел тебя! – яростно вскричал он.

– Не торжествуйте раньше времени, – возразил Филипп, нанося удар, но меч его только скользнул по кольчуге противника. Однако Филишп улучил мгновение и нанес врагу такой сильный удар в шею, что тот упал с лошади с отрубленной наполовину головой. Тем временем Пьер и его спутники отогнали толпу черни, успевшей уже убить многих гугенотов.

– Дайте мне руку, сударыня, поставьте вашу ногу на мою и садитесь ко мне на коня, – сказал Филипп девушке, стоявшей около него. Пьеру он приказал посадить за собой женщину, сопровождавшую девушку, и затем они все четверо пробились сквозь толпу нападающих.

– Нам нужно ехать тем же путем, которым мы сюда приехали, – сказал Пьер Филиппу, – с той стороны идет другая толпа, чтобы отрезать беглецам путь.

Через минуту они уже выехали из лесу и увидели толпу черни, бежавшей через поля.

– Теперь нам нужно ехать назад, в ла-Шатр, – сказал Филипп. – Мы проедем теперь и мост и город – без препятствий, потому что те, которые могли бы помешать нам, останутся позади нас.

Так и случилось. Выехав из города, Филипп поехал тише.

– Сударыня! – сказал он девушке. – Я не имею чести знать вас, но позвольте вам представиться: я Филипп Флетчер, английский дворянин, сражаюсь за дело гугенотов под начальством адмирала Колиньи.