Братья по оружию или Возвращение из крестовых походов

И он прошептал что-то на ухо Иоанну, но так тихо, что окончания фразы не расслышал никто, кроме того, к кому она относилась. Впрочем, его разгневанный вид и реакция короля на эти слова не оставляли сомнений, что все сказанное никак нельзя было бы назвать комплиментом льстеца. Предоставив королю самому разобраться в том, что о нем думают, Вильгельм быстро сошел по ступеням трона и, подойдя к баронам, поочередно пожал всем руки.

– Друзья мои, успокойтесь, прошу вас! Такие вопросы не решаются сгоряча. Обещаю, мы еще вернемся к этому делу, но решим его с должным хладнокровием и благоразумием. А теперь разойдитесь, заклинаю вас нашей дружбой.

– Только из уважения к вам! – дружелюбно улыбнулся лорд Пемброк. – Клянусь небом, лучший из королей, восседавших когда-либо на английском троне, был побочный сын, и я не понимаю, Саллисбюри, почему бы еще одному побочному сыну не занять это место. Думаю, что сын Росмонды Вудстокской столь же достоин носить корону, как и Вильгельм Завоеватель. А как считаете вы? – обратился он вдруг к баронам.

– Ни слова об этом, друзья! Умоляю вас, тише! – Граф отлично понял намек. – Я не соглашусь за все сокровища мира нанести обиду сводному брату, впрочем, я и не рвусь к престолу. Прошу, успокойтесь и займите свои места. Мне придется оставить вас ненадолго – есть одно дело, которым я должен заняться немедленно.

Так и не придя к общему мнению, бароны остались стоять полукругом у трона, в то время как граф Саллисбюри, легко взбежав по ступеням, вновь обратился с речью к слабому и кровожадному тирану.

– Государь, – торжественно начал Вильгельм Длинный Меч, – когда мы прощались с вами в Туре, я поручил вашему покровительству моего благородного пленника, сира Гюи де Кюсси. Помня о вашем обещании содержать его должным образом и отпустить на свободу за тот выкуп, какой я назначу, я хотел бы узнать теперь, намерены ли вы сдержать свое слово. Не стану выяснять, по каким причинам не выполнили вы первой части нашего договора – относиться к сему доблестному рыцарю со всем уважением, которого он заслуживает – это на вашей совести. Но буду настаивать на втором пункте этого обязательства. Из уважения к собственному имени и чтобы смыть пятно, которое вы на него наложили, я готов сей же час и без всякого выкупа отпустить столь славного воина, но боюсь, что он сочтет этот жест недостойным и даже оскорбительным. Как бы то ни было, я назначаю выкуп в семь тысяч крон. Здесь его паж, и он готов сию же минуту заплатить за свободу своего господина. Я требую от вас немедленного решения, поскольку узнал, что он все еще томится в той роковой башне, которая останется вечным пятном на чести Англии. Надеюсь, что он в добром здравии и что не нашлось никого, кто бы осмелился посягнуть на жизнь моего пленника?..

– Граф Саллисбюри! Да как вы смеете! – прикрикнул было король. Но, встретившись с суровым взглядом Вильгельма и заметив нескрываемое презрение в глазах баронов, он прикусил язык и изменил тактику, небезосновательно полагая, что притворство – его обычная защита – будет в этом случае гораздо полезнее. – Граф Саллисбюри, – повторил он более мягким тоном, – кому как не брату знать обо всех моих слабостях? Да, признаюсь, я слаб, но не изверг, как думают многие из тех, кто меня плохо знает. А вы-то… Наслушавшись всяких толков, вы вздумали вдруг судить меня! За что? За то, что какой-то безумец, неверно истолковав мои повеления, совершил в стенах этой крепости ужасное преступление, которое клеветники хотели бы свалить на меня. Не знаю, случайным ли было убийство, или умышленным, но я в этом не замешан и готов доказать в сем и каждому, что не отдавал такого приказа. Да, я сделаю это по собственной воле, хотя и не следовало бы королю обращать внимание на злые наветы клеветников, я докажу… но не сейчас, и при других обстоятельствах.

Заметив, что все слушают его очень внимательно, Иоанн продолжал с еще большим воодушевлением:

– Что же касается моего времяпрепровождения в тот роковой день, когда не стало моего любимого племянника, то я готов расписать его по минутам, хотя и считаю, что королю не пристало отчитываться перед своими вассалами. Большую часть времени, можно сказать, весь день я провел за чтением депеш, доставленных из Германии и Рима графом Арунделем и лордом Баготом.

– За исключением двух утренних часов и трех вечерних – от шести до девяти, – уточнил лорд Багот. – Когда я вошел к вам вечером, на вас лица не было, и мне показалось, что вы смутились, – подозрительно посмотрел он на Иоанна.

– Можно узнать об этом у Вильгельма Гюйона, – тотчас нашелся король. – Не правда ли, любезный друг мой, – с заискивающей улыбкой обратился он к одному из своих приближенных, – что все это время мы провели с вами вместе?.. Вы подтверждаете это, сир?

– Точно так, государь, – ответил тот, заикаясь, – но…

Все бароны, услышав это «но», затаили дыхание, устремив свои взоры на молодого рыцаря, в надежде, что тайна вот-вот откроется. Но король, воспользовавшись его замешательством, продолжал как ни в чем не бывало:

– … но тем утром вы были со мной в башне, где содержался мой бедный племянник – ведь именно это вы собирались сказать, не так ли? Да, это так, милорды. Не тушуйтесь, Гюйон, расскажите им все, что знаете. Вы ведь слышали, как жестоко бранил я смотрителя за то, что он поместил Кюсси и Артура в слишком тесную комнату, духота которой могла повредить их здоровью. Разве не за этот проступок я уволил тюремщика? А заодно поведайте, уходил ли я вечером из дворца… Ну, отвечайте, я вам приказываю!

И он предупреждающе посмотрел на молодого человека.

Вильгельм де ла Рош Гюйон, побледнев, словно полотно, нашел-таки в себе силы подтвердить слова короля, и Иоанн обнаглел еще больше.

– Мы вернемся еще к этому делу, а на сегодня достаточно, – заявил он. – Но когда мое оправдание будет полным, я никому не позволю больше клеветать на меня, и горе тому, кто на это осмелится!

– Забудем пока об этом, – вмешался граф Саллисбюри, – и поговорим о вашем пленнике. Прежде чем он окажется на свободе, я хотел бы…

– Знаю, знаю, любезный брат, – перебил его Иоанн. – Все будет так, как вы хотите. Сразу же после обеда я напишу приказ о его освобождении.

– Ха-ха-ха! – донеслось из глубины зала. – Вот так ловкач! Будто не знает, что до обеда можно раз десять отправить Кюсси на тот свет!..

– Клянусь честью, шут прав! – воскликнул Вильгельм Саллисбюри. – Государь, поскольку уже имеется неоспоримое доказательство того, что в стенах одной из ваших темниц творятся ужасные вещи, то я собираюсь, с вашего позволения, навестить этого храброго рыцаря немедленно. Я сам отправлюсь к нему.

– Граф Саллисбюри! – одернул его король. – Если вы и не уважаете меня, то соблюдайте хотя бы внешние приличия – дождитесь, пока я отдам приказ. Клерк! – позвал он громко. – Займитесь этим, и поскорее.

Клерк повиновался, и Иоанн стал диктовать, но делал это так неохотно и медленно, что новое подозрение зародилось в уме Саллисбюри. Наконец Иоанн подписал приказ и передал его графу.

– Отнесите его сами, раз вам так хочется, – сказал он с притворной улыбкой. – И дай Бог, чтобы он успел пообедать, – процедил Иоанн сквозь зубы так, чтобы его не услышали.

Граф Саллисбюри быстро прошел через зал и был уже возле двери, когда король снова его окликнул:

– Вильгельм, подождите! А где же паж? Вы сказали, что он должен заплатить… Отдаст ли он деньги в ваше отсутствие?

Граф вынужден был вернуться.

– Вон паж, – сказал он, показывая на Эрмольда де Марея, который в окружении герольда, Галона-простака и двух охранников, доставивших золото, все это время стоял в конце зала. – Он тотчас же отсчитает нужную сумму, если вам так не терпится. А теперь мне пора. Я мигом вернусь – отсюда до башни не больше десяти шагов.

И, заметив, что Иоанн вновь собирается его задержать, добавил:

– Все вопросы – к пажу.

– А этот длинноносый? – не удержался монарх от насмешки. – Вон тот, со свиным рылом и хоботом, как у слона, – кто он?

Но Саллисбюри уже вышел, и Галон-простак, по обыкновению, вызвался отвечать:

– Коль уж вам так любопытно, я мог бы и сам ответить. Я – двойник Иоанна Безземельного. Мы слеплены из одной глины и обжигались в одной и той же печи, но одного природа сделала более мерзавцем, чем дураком, а другого – более дураком, чем мерзавцем. А так как голову одного она украсила короной, то другому, в виде вознаграждения, подарила ольховый сук вместо носа.

– Хоть ты и дурень, но все же забавный, – расхохотался король. Хотя насмешки шута и задевали его самолюбие, он был рад, пусть даже таким образом, скоротать время до прихода Саллисбюри и не замечать хмурых лиц своих баронов.

– Иди-ка сюда, дурак! А теперь скажи, шут гороховый, не хочешь ли поступить ко мне на службу? Что ты предпочитаешь: служить королю или нищему рыцарю?

– Ха-ха-ха! – рассмеялся Галон. – Я и впрямь был бы дураком, если б надумал переметнуться к королю.

– Прикуси-ка язык! – вспылил Иоанн. – Тоже мне важная птица!.. Уж и не знаю, была ли такая даже у самого Ноя в ковчеге…

– Как?! А разве не он выпустил голубицу? – спросил Галон с таким простодушным видом, что и бароны не выдержали и заулыбались.

– А! Так ты думаешь, что похож на голубя? Разве что этим своим клювом… И правда, тут у вас с ним большое сходство!

– Такое же, как и у вас со львом, – отвечал Галон дерзко. – Вот я и думаю, с какой это стати прозвище «Львиное Сердце» дали не вам, а старшему брату, и почему злые языки утверждают, что вы и внешне, и своими повадками больше напоминаете подлого и трусливого шакала. Ха-ха-ха!

И он отскочил назад, словно испугавшись, как бы Иоанн его не ударил.

Но оставим их перепалку и последуем за графом Саллисбюри в темницу к Гюи де Кюсси.

Час, в который обычно обедали, был уже близок, и когда граф вошел в мрачное обиталище славного рыцаря, то увидел его сидящим перед столом, уставленным разными блюдами и кубками с напитками.

Роскошный обед мог польстить вкусу даже самого привередливого человека: угощение, приготовленное умелыми поварами, выглядело очень аппетитно, но Кюсси ни к чему не притрагивался, хотя за последние месяцы и не пробовал ничего, кроме воды и хлеба.

– Длинный Меч! – воскликнул рыцарь, увидев графа. – Вильгельм, вы ли это?

– Спокойно, Кюсси! Тише! – граф крепко сжал его руку. – И не спешите винить меня, не выслушав. Я лишь недавно узнал об истинном положении дел и до последнего времени слепо верил, что король держит свое обещание. Поверьте, Кюсси, он клялся мне, что отнесется к вам с должным почтением и будет считать вас не столько пленником, сколько другом. Негодяй! Он солгал мне! Да если бы только мне!.. Но к делу! Должен сказать, ваш паж с завидным постоянством следовал за мной из города в город, пока я занимался вашими поисками, но все попытки разыскать вас долгое время не имели успеха. И лишь недавно из Англии пришло известие о вашем местонахождении. Опасаясь какого-нибудь вероломства, я тотчас отправился в путь. Клянусь, я очень спешил, чтобы спасти вас, поскольку достаточно изучил повадки своего братца – благодарю Бога, что я побочный! В каждом из городов Нормандии, которые я проезжал, я узнавал какую-нибудь очередную подробность о недостойном поведении Иоанна, но лишь по прибытии сюда мне стало известно о смерти этого несчастного юноши. Бедный Артур! Кто знает, как и кем он убит… и где похоронен…

– Я подскажу вам это, Вильгельм, – сказал де Кюсси, глядя ему в глаза. – Вы отыщете его тело на дне Сены. Вы понимаете, что я сказал?.. На дне Сены!

– А я еще сомневался, – опечалился граф. – Но известно ли вам, кто совершил это преступление? Говорят, что вы занимали с ним общую комнату?

– Знаю ли я убийцу? Разумеется! Это Иоанн Анжуйский – ваш брат и его дядя… Именно он погубил Артура!

– Но не собственноручно? – в ужасе отшатнулся Вильгельм.