Жутко громко и запредельно близко

Эта книга оставила после себя пустоту. Не потому что опустошила или удивила, а потому что вместо впечатлений о ней в голове — пустое холодное место, без эмоций, без мыслей, которое даже заполнять не хочется. Не знаю, почему так произошло, поэтому просто расскажу, что понравилось, а что не понравилось.Итак, плюсы.
1. Этот роман, безусловно, следует читать только на бумаге, потому что это радость визуала и кинестетика. Очень правильное оформление, не то чтобы необычное, но вводящее с книгой в резонанс. Стильно, броско, по-хорошему цепляет. Сразу подумалось, что именно такая интерактивная подача печатной книги и спасёт в будущем бумажные издания, надо только подойти со вкусом, чувством, толком, расстановкой.
2. Читается очень легко, в отличие от «Полной иллюминации». Да и вообще видно, что автор «вырос» и упрямо гнёт и развивает своё собственное литературное зрение. А вот переводчик остался тот же, хотя здесь он радует меньше, может быть, не хватает знания сленга?
3. Сам сюжет романа любопытный: девятилетний мальчик идёт по следам своего отца, который погиб в Торговом Центре Нью-Йорка, переживает несколько любопытных встреч со странными людьми, выясняет отношения с членами семьи, попутно рассказываются истории-вкладки от лица других персонажей. Продумано, довольно любопытно, но...Минусы.
1. ...без души. Не увидела я её здесь, увы. Чётко рассчитанный маркетинговый ход — да. Чёткие аллюзии, на которые автор дрессирует читателя, — да. И вроде всё добротно и славно, но слишком холодно. Не спекуляция, нет, совсем другое, что-то новое и другого уровня.
2. Главный герой — абсолютно неправдоподобная кукла. Это не девятилетний мальчик. Это не Оскар из «Жестяного барабана», о котором так вопиёт контекст. Больше всего он мне напомнил главного героя из «Наивно. Супер»: слова и поступки взрослого, который пытается притвориться ребёнком, который хочет вести себя, как взрослый.
3. Различные детали, которые я про себя называю «хипстерскими»: мелочи, которые не несут никакой смысловой нагрузки, если копнуть глубоко, но на поверхности кажутся такими все из себя глубокомысленными и необычными. Вычурные и бессмысленные, вроде татуировок на ладонях дедушки «Да» и «Нет». Надо было бы тогда уж написать, что дедушка не только из-за зуда эксцентричности в одном месте отказался говорить, но и принципиально отказывался кивать и качать головой, считая это ниже своего достоинства. О, божечки, какая концептуальная идея, убиться веником. Ну, серьёзно, без такого ненужного пафоса произведение стало бы лучше, а так это воспринимается исключительно как свистелки-перделки для восторженных закатывателей глаз над light-псевдофилософией.В принципе, неплохо. По сравнению с самим собой ранее автор заметно окреп, так что я бы поставила ему четыре звёздочки, но я всё же ставлю именно по собственному отношению к роману. Интересно будет смотреть, сможет ли он путём проб и ошибок через энное количество лет вывести идеальную формулу для романа, которую, как мне кажется, он сейчас и выводит с коммерчески-тщеславными целями. Нейтрально, ровно, никак, но приятно было подержать в руках и о потраченном времени не жалею.

Оказось, что с Фоером я уже знаком, правда через третьи руки - фильм Everything is Illuminated снят по его книге. Фильм, наверное, запредельно говенный и мутный, если позволить себе быть честным человеком - но мне фильм понравился.Интересны в фильме два факта: то, что вокалист Gogol Bordello под усами носит лицо жлоба и угарные телеги деда. Этот дед мне сразу напомнил моего дедушку,
от которого я впитал абсурдный и иррациональный антисемитизм. С этим ничего не могу поделать, хотя и пытался не раз.К Фоеру как к таковому, это отношения никакого не имеет. Теперь давайте перейдем сюда. Повествование от лица ребенка с первых же страниц вгоняет в тоску. Вымучено до безобразия. И я ассцоиациативно начинаю представлять своих воображаемых наполовину подросших детей, когда они соображают уже, но сами собой заняться не могут, и с ними надо проводить время, общаться, играть, вдалбливать ну и т.п., чтобы они не выросли жлобами или там наркоманами. Это, должно быть, одно из самых скучных занятий в жизни. И такие вот "любознательные дети", которых из себя писатель пытается изрыгнуть - ходячий сгусток раздражения. Из них обязательно должны вырастать гуманитарные интеллегенты и вегетарианцы. Все время читал и пытался прорваться через вот этот "детский" шум, но никак не выходило - шум оказался усугублен казусом перевода и моей умственной отсталостью: с большим трудом получалось собрать в голове сложное предложение состоящие из 50 простых, каждое из которых о разном.На некоторых страницах я просто брал и рассматривал запятые, не отвлекаясь на чтение дурацких букв, и выходило не так уж и плохо. Потом я вспомнил фильм "Амели", который я пытался посмотреть 2,5 раза, то ли из-за обилия французского, но скорее из-за бессвязности происходящего, абсурдности поведения героев, и
отсутствия малейшего намека на связность. Уже затем я опять включился в чтение, но через 5 минут мне уже надоело и я начал выхватывать отдельные предложения, потом перелистнул пару страниц, потом опять повыхватывал, почитал подряд и так далее, и так далее. Прочитав четвертую часть я чтение забросил навсегда. В конце-концов хорошая книга эта та, которую вы читаете отключаясь от окружающего мира, а уж никак не страдая и мучаясь и перебирая в голове бесчисленные образы и ассоциации.Очень жаль, что всем эта книга понравилась, а мне нет. А знаете ли вы, что значит иметь своё собственное мнение
в мире запрограмированных типовых роботов? Иметь своё собственное мнение означает тотальную свободу, а это безумие.
Вы обращаетесь к врачу и сообщаете ему, что вы - Бог, он смотрит на вас, как будто бы вы сумасшедший. Он и в Бога-то не верит, вот поэтому он и психиатр.

Я прошу прощения у всех, кому книга понравилась. Никого не хочу обидеть, просто выскажу свое мнение.Мне не понравилось. Абсолютно. Эта книга неестественная, фальшивая, нарочито вычурная. Я, честное слово, пыталась заставить себя поставить хотя бы троечку, найти что-то, что позволило бы поднять оценку. Пыталась убедить себя, что тема романа этого заслуживает, что горе маленького мальчика должно как-то смягчить неприятие книги,но…
Не поверила я в этого мальчика! Это какой-то робот ходячий, а не ребенок. Ни его рассуждения, ни его поступки не показались мне похожими на действия и слова девятилетнего мальчишки! Как может вызывать сочувствие такой ходульный персонаж?!
Я очень эмоциональный и сентиментальный человек, вывести меня из равновесия душещипательной историей — проще простого! Но тут ведь и истории как таковой нет! Какая-то сплошная претензия на оригинальность!
Честно говоря, мне и писать-то про книгу не хочется. После того, как прочитала, глянула в рецензии — динамика сплошь положительная! Наверное, я чего-то не понимаю...
Я же во многом согласна с рецензией fatalness . Уточню: согласна с тем, что касается непосредственно содержания этого романа.
А еще я ему позавидовала: он-то смог ее бросить на полпути! А я мучилась до конца!

Жутко больно и запредельно страшноК таким книгам нельзя ставить звёздочки и оценивать их по какой-либо шкале. Такие книги созданы не для того, чтобы их разбирали по кусочкам или наслаждались гениальностью постмодернисткого текста, который, действительно, гениален. Такие книги не для развлекаловки: не для того, чтобы поглазеть на картинки и поискать ошибки в тексте, выделяя их красными чернилами. Такие книги.Почему мы не можем перемотать плёнку жизни назад?
Нам бы ничего не угрожало.
Почему мы не можем летать? Может, стоит изобрести рюкзаки-парашюты или птиц, способных помочь падающему человеку?
Почему, когда нам больно, мы не можем об этом сказать? Почему, когда страшно, мы утаиваем это в себе? Проглатываем, забываем язык, разучиваемся говорить, и только односложное "да" или "нет"...
Любим? Эгоистичны? Настолько внутренне сломлены, что боимся разочаровать этим других?Я люблю тебя.
Это так сложно сказать. Сложно, потому что думаешь, что будет еще одна ночь, еще тысяча ночей, когда ты сможешь признаться в этом любимому человеку.
Это так сложно сказать. Потому что боишься стать уязвимым, боишься своих слез, которые потекут наружу, а не внутрь.Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя.Эта книга не только об 11 сентября, она вообще обо всех войнах, которые когда-либо были. Она о Хиросиме и Нагасаки. Она о Второй Мировой, о бомбардировке Дрездена. Она о боли, о смерти, о разрушении, об огне, о том, что факты есть факты, а людские жизни и смерти - это не факты, это больше, чем просто ошибка, которую можно исправить красной пастой.
Зачем столько боли? Зачем столько страха? Как излечиться, когда все мы покалечены, избиты? И если у нас не оторваны руки или ноги, то это еще не значит, что у нас всё в порядке. В душах столько боли, которую не пережить тем, кто когда-либо побывал в подобных мясорубках. И эта кровавая резня продолжается и по сей день.Мне было страшно тогда, в 2001 году, когда мы сидели на кухне, смотрели на дымящиеся башни, и папа сказал: "Началась третья мировая война". "Как хорошо, что не у нас", - подумала я. А потом: "Если мировая, то и у нас?" И мне было страшно за всех тех людей, запертых в дымящихся небоскрёбах. По правде говоря, я была вместе с ними тогда. И мне было страшно. И мне было больно.
Мне было страшно, когда сейчас, в 2012 году, бомбили Израиль. Мою любимую страну, в которой находятся мои родственники и мои друзья, которую я мечтаю увидеть в мире и спокойствии, а не с разрушенными домами и полными страха и боли людьми.
И вот это "как хорошо, что не у нас" больше не срабатывает. Потому что моя планета - мой дом.Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя.Можем ли мы перемотать и начать снова?
Увы, нет. Люди не летают.
Так почему же мы не учимся на своих ошибках? Сколько еще нужно смертей, сколько еще нужно вытерпеть боли и страха? Сколько, чтобы понять, что уже хватит?Мне больно. Мне страшно.

Прочитав, я перевернул книгу, и еще раз внимательно перечитал имя автора. Неужели это тот самый Фоер, от «Полной иллюминации» которого я плевался? Да, все верно. Но это и не он. Правду говорила margo000: «как будто два разных автора написали...». Он явно повзрослел. Исчез идиотский юмор (точнее он эволюционировал как-то, стал тоньше, изящнее). И книга мне понравилась.Перед прочтением, я слышал, что эта книга об 11 Сентября 2001 года. Позволю себе сказать: это не совсем так. Фоер копнул и глубже и шире. Сквозь трагедию 11 Сентября, мы видим личную трагедию и боль 9-ти летнего мальчика. Его метания и переживания, его мысли, его мечты. Я верил Фоеру. Почему? Мой отец умер когда мне было 6 лет, и я отлично понимаю, что это такое, когда один из двоих самых близких тебе людей уходит. Его просто больше нет. Разум отказывается в это верить, он ищет выхода, любого (даже заведомо фантастического), только бы не принимать реальность. Мне, например, снилось, что отец жив, и я когда то найду его. А ощущение беззащитности, я помню как сейчас, хотя прошло уже так много лет…
Но книга не ограничивается анализом чувств и переживаний одного только Оскара. Мы видим боль и трагедию войны (ведь 11 Сентября это война, хоть и в другом формате), глазами разных людей.
Вот какой она была для немцев, в глубоком тылу Германии, в Дрездене, который американские бомбардировщики превратили в руины:
бомбардировка прекратилась так же прозаиченски, как начилась. «Ты в порядке?», «Ты в порядке?», «Ты в порядке?». Мы выбежали из погреба, заполненного желто-серым дымом, мы ничего не узнали, полчаса назад я стоял на крыльце, а теперь не было ни крылец, ни домов, ни улицы, только море огня, вместо нашего дома — обломок фассада, на котором упрямо держалась входная дверь, лошадь в огне галопом промчалась мимо, горели машины и повозки с горевшими на них бежинцами, стоял крик, я сказал родителям, что пойду искать Анну, мать попросила остаться, я сказал, что вернусь и буду ждать их у нашей двери, отец заклинал не ходить, я взялся за дверную ручку, и на нее перешла моя кожа, я увидел мышцы ладони, красные и пульсирующие, почему я взялся за нее и другой рукой? Отец сорвался, он кричал на меня впервые в жизни, я не могу написать, что он кричал, я сказал, что вернусь и буду ждать их у нашей двери, он дал мне пощечину, он впервые поднял на меня руку, я больше никогда не видел своих
Джонатан Сафран Фоер "Жутко громко & запредельно близко"
А так она выглядела для жителей Хиросимы и Нагасаки, городов где люди исчезали в чудовищном взрыве, и оставалась лишь тень:
ИНТЕРВЬЮЕР. Вы видели грибовидное облако?ТОМОЯСУ. Нет, я не видела облакаИНТЕРВЬЮЕР. Все это время вы держали ее на руках?ТОМОЯСУ. Да, я держала ее на руках. Она сказала: «Я не хочу умирать». Я сказала: «Ты не умрешь». Она сказала: «Я постараюсь не умереть до дома». Но ей было больно, и она плакала: «Мамочка».ИНТЕРВЬЮЕР. Наверное, вам тяжело об этом говорить.ТОМОЯСУ. Когда мне сказали, что ваша организация ищет очевидцев, я решила прийти. Она умерла у меня на руках, повторяя: «Я не хочу умирать». Вот что такое смерть. Неважно, какая на солдатах форма. Неважно, современное ли у них оружие. Я подумала, если бы все видели то, что видела я, мы бы никогда больше не воевали.
Джонатан Сафран Фоер "Жутко громко & запредельно близко"

Боль поколений. В этой книге идет внахлест друг на друга боль отца, потерявшего своего еще не рожденного ребенка и любимую, боль жены, потерявшей мужа, хотя он никогда и не был вполне ее (и от этого ее боль еще сильнее), боль мальчика, отец которого оставил их, и наконец боль Оскара, потерявшего отца. Временами мне казалось, что я слышу множество голосов, нашептывающих мне в уши: «боль, боль, боль…».
Эта боль от наших поступков, она как зараза, и в связи с этим, мне вспомнились слова из одной книги, которую я очень люблю:
– Так отдай же мне ее, Альтия, – негромко проговорил корабль. – Какой смысл тебе хранить ее в душе? Эта боль даже и ему никогда не принадлежала, чтобы тебе ее передавать. От тебя требуется только одно: отпусти. При тебе останется память, ибо она, к сожалению, неотъемлемо твоя, и ничего тут не поделаешь. Но боль – дело другое. Она очень стара и передается от одного человека к другому, словно зараза.
Р.Хобб "Корабль судьбы"
Там несколько не о той боли идет речь, но принцип тот же: боль нельзя держать в себе, ее нужно отпустить.Книга оставляет больше вопросов, чем ответов. Да и где Фоеру взять эти ответы, ведь они у каждого свои. А он всего лишь расставил акценты над тем (и тут я к нему присоединяюсь), что считал важным.
Флэшмоб 2012 4/7