В битве с исходом сомнительным

– Думаю, придется им все-таки его навсегда изолировать. Дело слишком уж далеко зашло. Впервые он за нож-то схватился.

Джим указал на пачку готовых документов-обращений на столе:

– Вот, Мак, эти сделал. Еще три осталось, и точка. А куда, ты сказал, мы едем?

– В Торгас-Вэлли. Там огромные, на тыщи акров тянутся, яблоневые сады. Яблоки созрели, снимать пора. И тыщи две кочующих сезонников там собралось. Ну а Союз садоводов объявил, что урезает оплату сборщикам. Те злы будут как черти. Если мы сможем раскачать их на большой шум, реально ему потом дальше, на хлопковые плантации в Тандейле перекинуться. А это будет уже кое-что. Всколыхнет многих! – Он потянул носом воздух. – Как вкусно пахнет! Готово уже?

– Сейчас на тарелки положу, – сказал Джим.

Он внес две глубокие тарелки, до половины наполненные густым варевом с кусочками мяса, картошки, моркови, бледными ломтиками репы и дымящимися цельными луковицами.

Поставив свою тарелку на стол, Мак попробовал еду.

– Черт, ей остыть требуется! Дело вот в чем, Джим: я всегда считал, что негоже посылать зеленых новичков в неспокойные районы. Слишком много ошибок наделают. Можно сколько угодно изучать тактику – если и поможет, то не очень. Но я запомнил, о чем ты просил тогда в парке и что говорил в вечер первого нашего знакомства, поэтому, когда получил это задание – очень выигрышное, то поинтересовался, можно ли прихватить тебя в качестве дублера, что ли. В такого рода вылазках я-то дока, знаешь ли. Я обучу тебя, а ты потом новичков обучать сможешь. Ведь вот собак охотничьих как натаскивают? Пускают в одной своре со старыми, опытными. Ясно? Учиться-то лучше на практике, чем читая всякое разное. Бывал в Торгас-Вэлли, а, Джим?

Джим подул на горячий ломтик картофеля.

– Я даже где это, понятия не имею. Мне из города-то выезжать раза четыре за всю жизнь довелось. Спасибо, что берешь меня с собой, Мак.

Небольшие серые глаза Джима так и сияли от восторга.

– Да ты, может, с кулаками на меня кидаться станешь, прежде чем мы успеем улепетнуть оттуда в случае заварушки. Ведь не на пикник едем. Как я слыхал, Союз садоводов – организация серьезная и очень даже монолитная.

Джим оставил попытки справиться с горячим, как огонь, блюдом.

– Так как же мы действовать будем, Мак? С чего начнем?

Окинув парня взглядом и заметив, как тот взволнован, Мак рассмеялся.

– Да не знаю я, Джим! В этом-то и беда всякого книжного знания. Работать приходится с тем, что есть, и всякий раз по-разному. И тут никакая в мире тактика не поможет. Даже двух одинаковых случаев не бывает.

Мак помолчал немного, налегая на еду, а когда тарелка опустела, вздохнул, выпустив изо рта облачко пара.

– Там у тебя на добавку хватит? А то я не наелся.

Пройдя в кухню, Джим наполнил ему тарелку новой порцией.

– Значит, так, – сказал Мак, – расклад такой. Торгас – долина небольшая, и там почти сплошь яблоневые сады. Владеют ими по большей части несколько крупных собственников. Есть, конечно, и мелкие владения, но их немного. Когда яблоки созревают, туда налетают кочующие сезонники – сборщики яблок. После, когда урожай собран, им прямая дорога через перевал на сбор хлопка. Если нам удастся устроить заварушку с яблоками, то она естественным образом может распространиться и туда, где хлопок собирают. Так вот. Эти крупные владельцы яблоневых садов выждали, пока большинство бродяг-сезонников уже прибыли на место. Почти все свои деньги они успели потратить по дороге, добираясь до Торгаса. Дело обычное. И вот тут как раз садоводы и объявляют, что оплата сборщикам будет снижена. Сезонники, конечно, на дыбы. А что делать? Надо работать, яблоки снимать, хотя бы для того, чтобы оттуда выбраться.

Джим даже есть перестал. В раздумье он мешал ложкой еду – мясо и картофель, кругами, опять и опять. Затем подался вперед.

– Так мы попробуем, значит, поднять людей на забастовку? Да?

– Конечно. Может, там уже готово все взорваться, полыхнуть, а от нас требуется только толчок. Мы организуем людей и выставим пикеты в садах.

– А что, если владельцы поднимут плату, чтобы яблоки все же были собраны? – спросил Джим.

Мак отодвинул в сторону вторично вылизанную тарелку.

– Ну, в таком случае для нас вскорости отыщется другая работа в другом месте. Нам, черт возьми, не нужны временные подачки, отдельные уступки, хотя мы и рады, конечно, были бы, если б нескольким бедолагам повезло немного заработать, поправить свое положение. Но надо мыслить перспективно. Забастовка, слишком быстро оканчивающаяся миром, не научит людей организовываться, сплачиваться для совместных действий. Нужна хорошая драчка! Мы хотим, чтобы люди поняли, какая они сила, когда действуют сообща, вместе!

– Нет, ну все-таки, – упорствовал Джим. – Предположим, что хозяева согласились на требования рабочих. Что тогда?

– Да не думаю, что они согласятся. В руках этих немногих большая сила. А люди в таких случаях становятся самонадеянными. Итак, мы начинаем забастовку, а власти Торгаса отвечают распоряжением считать всякое сборище незаконным. К чему это приводит? Мы все-таки собираем людей. Подручные шерифы делают попытку их разогнать, начинается драка. Нет ничего лучше для сплочения людей! Хозяева тогда в свой черед обращаются в Комитет бдительности[6 - Комитеты бдительности впервые были организованы в Сан-Франциско в период «золотой лихорадки» (1849–1850), чтобы противодействовать угрозам нараставшей преступности. Подобный способ самоорганизации граждан время от времени возрождался, в особенности на американском Западе, в периоды общенациональной истерии, к каковым можно причислить, например, антигерманскую кампанию, развернувшуюся в Штатах после вступления страны в Первую мировую войну.], эту дурацкую шайку прилипал – клерков и старых моих знакомцев из Американского легиона, молодящихся ветеранов, старательно затягивающих пояса потуже, чтобы пузо не так выпирало. Ну а нам это только на руку! «Бдительные» затеют стрельбу, грохнут нескольких сезонников, а мы тогда соберем толпу на похороны. И вот тут уж дела пойдут и взаправду круто: может быть, хозяевам придется даже и солдат Национальной гвардии вызывать! – Мак пыхтел от возбуждения. – Солдаты возьмут верх? Ладно! Пусть так! Только в ответ на каждый тычок гвардейского штыка в бродягу-сезонника на нашу сторону перейдет тысяча людей по всей стране! Господи, Джим, ради такого мы этих гвардейцев и сами бы вызвали! – Он опустился на койку. – Я что-то шибко размечтался. Пока что наша задача – толкнуть народ, если сможем, на маленькую, детскую такую забастовочку. Но, черт возьми, Джим, если сейчас, когда сбор урожая на носу, до Национальной гвардии дело дойдет, то к весне весь округ наш будет.

Джим ерзал на койке – глаза горят, зубы стиснуты. Он то и дело нервно хватался за горло.

– Эти кретины думают, что солдатами можно усмирить бастующих! – продолжал Мак. Внезапно он рассмеялся: – Опять я из себя уличного оратора корчу. Завожусь с пол-оборота! Ни к чему это. Надо мыслить здраво. Ой, да, Джим, рабочие штаны у тебя имеются?

– Нет. Единственная моя одежда – это то, что на мне.

– Что ж, в таком случае придется нам выйти и купить тебе штаны какие-нибудь рабочие в лавке подержанных вещей. Ты же будешь яблоки снимать. Спать в ночлежках. А партийной работой заниматься после того, как в саду десять часов оттрубишь. Но ты же хотел такой работы!

– Спасибо тебе, Мак, – сказал Джим. – Мой старик всю жизнь в одиночку дрался. Вот и били его поэтому.

Мак встал, наклонился над Джимом:

– Допечатай-ка что осталось, Джим, и пойдем покупать тебе штаны!

Глава 4

Солнце еще только-только яснее обозначило очертания городских зданий, когда Мак с Джимом вышли к сортировочной станции, где сияющие металлом рельсы, то сбегаясь, то разбегаясь, ширились в гигантскую паутину запасных путей и рядами стоящих вагонов.

– В семь тридцать отсюда товарный отойти должен, – сказал Мак. – Порожняком. Давай подальше пройдем по этой вот ветке. – И он быстрым шагом направился туда, где путаница бесчисленных линий и ответвлений от них превращалась в главную магистраль.

– Мы что, на ходу в него запрыгивать будем? – удивился Джим.

– О, да он не быстро идти будет. Я и позабыл совсем, что раньше тебе не приходилось товарняк ловить. Правда ведь?

Джим старался шагать пошире, чтобы не наступать на все шпалы подряд. Оказалось, не так-то это просто.

– Похоже, мне раньше вообще мало что приходилось делать, – признался он. – Для меня все так внове.

– Сейчас-то это что, железнодорожники дозволяют парням так путешествовать, а раньше, если тебя ловили, сбрасывали с поезда прямо на ходу – без разговоров – и на рельсы!

Сбоку от них тянула гусиную шею черной своей трубы водонапорная башня. Паутина пересекающихся путей осталась позади, и вдаль устремлялась лишь одна истертая колесами колея с отполированными до зеркального блеска рельсами.

– Можно присесть передохнуть чуток, – предложил Мак. – Скоро появится.

Конец фразы утонул в долгом и заунывном, словно вой, паровозном свистке, сопровождаемом протяжным и оглушительным выпуском пара. И как по сигналу из ближайшей к железнодорожному полотну канавы стали подниматься и лениво потягиваться на утреннем солнышке люди.

– Вот и компания нам будет, – заметил Мак.

Длинный товарный состав из пустых вагонов медленно двигался от сортировочной – красные закрытые вагоны, желтые рефрижераторы, черные железные лодочки платформ, круглые цистерны. Состав шел со скоростью, едва ли превышающей скорость пешехода, и машинист поприветствовал людей в канаве взмахом черной засаленной рукавицы. «На пикник собрались?» – крикнул он игриво и выпустил под колеса новую порцию белого пара.

– Нам закрытый вагон нужен, – сказал Мак. – Вот он! Дверь приоткрыта!

Семеня вровень с вагоном, он толкнул дверь и крикнул: