Понятие дают о человеке
Младенчества и отрочества годы,
Так ясное иль облачное утро
Такой же день предвозвещает нам:
Прославься же премудростью Своею
На целый мир! В законе Моисея,
В Писаниях пророков, в Пятикнижье
Не все еще открыто и понятно.
Язычники, познанья почерпая
Лишь из одной природы, поражают
Ученостью своею. Убежденьем
Подействовать Тебе на них должно;
Но с ними как беседовать Ты станешь
И убеждать, не зная их ученья?
И прежде чем вершину созерцанья
Покинешь Ты, взгляни сюда, на запад;
Там высится у берегов эгейских
Построенный на диво чудный город,
Где воздух чист и почва плодоносна.
Афинами зовут его и оком
Прекраснейшей Эллады. Он – отчизна
Иль лучшее прибежище ума,
Учености, искусства, красноречья.
Ученые вкушают там покой
В тени садов и рощ его зеленых.
Вот зданье Академии и роща
Масличная – убежище Платона,
Где слышатся напевы соловьев.
Там, на холме, зовущемся Гиметом,
Жужжащих пчел трудолюбивый рой
Философам собою размышленья
Внушал не раз. Вдали Иллиса воды
И тот Лицей, где Александр Великий
Воспитывался некогда. Вот Стоя,
Где Ты поймешь гармонию стиха
И музыки; творения Гомера,
Великого слепца, услышишь Ты,
Чьи песни Феб именовал своими,
Трагедии в хореях или ямбах,
Что мудрости и нравам поучают
И в образах наглядных и живых
Превратности судьбы изображают,
Великие деяния и страсти.
Оттуда Ты к витиям перейди,
Которые лишь силой красноречья
Народные волнения смиряли;
Склони Свой слух к премудрому ученью,
Нашедшему под кровлею Сократа,
Убогою и жалкою, приют.
Воистину мудрейшим из людей
Считался он; его сладчайшей речью
Питалися все школы мудрецов
От стоиков и до эпикурейцев.
Усвой себе все слышанное здесь,
Тогда вполне Ты будешь подготовлен
К принятию всей тяжести правленья,
Как истинный властитель и монарх».
Ему Христос премудро отвечает:
«Предполагать тебе предоставляю,
Неведомы иль ведомы ученья
Все эти Мне. От этого не буду
Я меньше знать. Кто свыше просветлен
Источником животворящим света,
Не может Тот в учениях нуждаться,
Которые основаны притом
Лишь на одних предположеньях ложных.
Не первый ли философ сознавался,
Что знает сам лишь то, что ничего
Не знает он? Второй стремился к басням
И вымыслам, а третий подвергал
Сомненью все, что в мире несомненно.
Одни, высоко ставя добродетель,
Не в ней одной, однако, полагали
Все счастие, но также в долголетье
И роскоши; другие же искали
Его в одних лишь чувственных утехах,
А стоики – в презренье ко всему.
Увы, чему способны научить
Все мудрецы подобные, когда
Они самих себя не постигают,
Понятия о Боге не имея,
O таинствах великих мирозданья,
О горестном паденье человека,
И, меж собой толкуя о душе,
Они о ней превратно рассуждают,
В самих себе находят добродетель
И лишь себе приписывают славу,
Не Господу, скорей, винят Его,
Зовя Его судьбою или счастьем?
Кто истину найти у них захочет –
Обманутый найдет лишь пустоту.
Спасения не вижу в многокнижье,
И всякий, кто читает непрерывно
И ничего не вносит своего,
За истину способен тот принять
Пустые побрякушки, как ребенок,
Сбирающий на берегу каменья.
Но если бы в свободные часы
Задумал Я в гармонии стиха