Убийство в Атлантике

В кают-компании, занимающей добрую половину акра, между пустующими белоснежными столами, зеркалами и красными лаковыми стенными панелями, царила глубокая, почти погребальная тишина, нарушаемая лишь позвякиванием посуды на кухне. Стюарды, похоже, были подавлены не меньше пассажиров. За круглым капитанским столом на шестерых, кроме Макса, сидели только общительный мистер Лэтроп и невысокий толстяк средних лет, представившийся мистером Джорджем Хупером из Бристоля. Неподалеку столик на двоих облюбовал жилистый смуглый мужчина, в форме защитного цвета с красно-золотыми погонами капитана французских тиральеров[2]. Макс предположил, что это, должно быть, и есть тот самый капитан Пьер Бенуа, что значится в списке пассажиров. Лицо француза выглядело совершенно бесстрастным, и он ни разу не оторвал взгляда от своей тарелки.

По столовой пронесся загадочный сквозняк. Под шипение пены за иллюминаторами салон медленно взмыл вверх, как воздушный шар, а затем рухнул вниз, наподобие скоростного лифта. Посуда зазвенела и сдвинулась к центру стола.

– Крабовый коктейль, – отважно сделал заказ Лэтроп, сверяясь с меню. – Камбала на гриле под голландским соусом, стейк и жареный картофель по-французски… Хм… дальше посмотрим.

– Мне стейк с картофелем фри, – произнес мистер Джордж Хупер уютным, успокоительным говорком уроженца юго-западных графств и тут же тихо добавил: – Боже мой! Вы только посмотрите! Царица Савская…

Под звук этих слов в кают-компанию вошла Эстель Зия-Бей.

Она серьезно погрешила против правил хорошего тона, в первый же вечер одевшись словно на званый ужин, но, без сомнения, сделала это намеренно. Шепот мистера Хупера был полон благоговения.

Вечерний, с серебряными блестками туалет миссис Зия-Бей (черт бы побрал это имечко, подумал Макс) имел такой смелый вырез спереди, что смущенный мистер Хупер при виде его пробормотал что-то себе под нос. Блестки отражали сияние бесчисленных мозаичных зеркал. А плечи… Они были поистине великолепны, того же мягкого смугло-золотистого оттенка, что и лицо. И никаких морщинок возле губ. Черная сумочка на ремне слегка покачивалась на ходу.

Когда дама уже вступила в кают-компанию, судно резко накренилось. Особа с менее твердой походкой или поскользнулась бы, или врезалась бы в колонну, неуклюже запутавшись в юбках. Но вошедшая только рассмеялась в лицо стюарду, который кинулся к ней на помощь. Она шутливо толкнула его в грудь, приподняла длинные юбки и села за столик на двоих. Вскоре сотрапезники услышали ее голос, громкий и довольно резкий. Она заказывала ужин.

Трое мужчин тут же сконфуженно зашептались.

– Ей следовало бы вести себя скромнее, – пробормотал мистер Хупер, глядя в свою тарелку. – Это просто скандально.

– О, я так не считаю, – возразил Лэтроп, широким жестом отметая ханжеские возражения. Его карие глаза, глаза молодого человека, блеснули. – Я бы сказал, что она красивая женщина, эта миссис Зия-Бей. Она разведена или собирается разводиться. Американка по происхождению, но первый муж был англичанин. А второй – с которым она разводится – работает в турецком посольстве в Лондоне.

Лэтроп, как вскоре убедился Макс, был мастер собирать сплетни. Деревенские кумушки, перемывающие косточки ближним за рукоделием, и в подметки ему не годились.

– Вы что, уже успели перемолвиться с ней словечком? – удивился Мэтьюз.

– О, случайно. Чисто случайно. Думается, она надеялась, что я угощу ее выпивкой, но я не собирался ничего пить.

«Конечно надеялась, черт возьми!» – подумал Макс.

Лэтроп усмехнулся.

– На борту каждого лайнера найдется такая особа, – признал он. – Иногда настроенная серьезно, иногда – нет. Чаще всего нет. Но эта, если вы меня спросите, похоже, не шутила. Нет, сэр, я в такое не ввязываюсь. Не думаю, чтобы миссис Лэтроп это понравилось.

Макс доел ужин в молчании. Он снова сказал себе, с сердитой настойчивостью и беспокойством, что не собирается связываться с этой женщиной. Ее место в аду. Он не станет с ней знакомиться. И приглашать ее выпить.

И все же он знал, что этому суждено случиться. С этим ничего не поделаешь. Какое-то неприятное предчувствие подсказывало ему это. А хуже всего было то, что Эстель Зия-Бей ему даже не слишком-то нравилась. Но когда человеку жизнь не мила, он говорит себе: «А почему бы и нет?» Он говорит…

Стюард в синей униформе пересек кают-компанию, осторожно пробираясь между кренящимися столами, на которых позвякивала посуда.

– Мистер Мэтьюз, сэр?

– Да?

– Капитан желает вам приятного аппетита и приглашает выпить с ним кофе в его каюте после ужина.

Макс не возражал и был только рад предлогу удалиться. По пути к выходу ему пришлось миновать миссис Зия-Бей. Он мог бы от этого уклониться, сделав крюк, но побоялся, что это будет выглядеть демонстрацией, и ощутил укол смущения. Когда он приблизился к столику американки, она подняла голову и посмотрела ему прямо в глаза. Губы, тронутые темно-красной помадой, податливо-сочные, как мякоть тропического фрукта, насмешливо изогнулись, как будто она собиралась улыбнуться.

Но и только. Прихрамывая, он проковылял мимо.

Стюард поднял его на лифте на палубу А, а затем вывел наружу. Чтобы свет не проникал ниоткуда, выходы были устроены по типу водонепроницаемых отсеков. Вы открывали непрозрачную дверь и попадали в некое подобие темного тамбура. Затем, закрыв первую, вы отворяли вторую непрозрачную дверь и оказывались в свистящей темноте.

– Осторожно, сэр! – крикнул стюард.

Макс не мог даже представить себе такого кромешного мрака. Мокрая палуба, накренившись, взметнулась вверх. Конец трости скользнул по влажному железному настилу, и он чуть не растянулся во весь рост.

Он слышал, как завывает ветер, с громкими хлопками и гулом раздвигая парусиновые полотнища, привязанные, наподобие ширм, вдоль открытой палубы. Вихри проникали сквозь их ряд и трепали волосы. Не было видно ни зги. Он поднял руку и пошевелил пальцами – ничего. Ни проблеска, ни звезды. Ничего, кроме черноты, которая с воем обрушивалась и сбивала с ног, оглушала и брызгами обжигала губы.

Стюард что-то прокричал ему в ухо и направил его к трапу, который вел на шлюпочную палубу. Макс понял, что это трап, лишь когда уперся в него голенями. Едва ли не ощупью они пробрались между огромными силуэтами закутанных в брезент бомбардировщиков на шлюпочной палубе и вскоре попали, почти ослепшие, в ярко освещенную капитанскую каюту.

– Послушай, – сказал брат спустя несколько мгновений, молча оглядев его, – какого черта ты взял билет именно на этот лайнер?

Коммандер[3] Фрэнсис Мэтьюз мало изменился за два или три года, прошедших с их последней встречи. Ему было сорок пять, и лицо его своим цветом наводило на мысль о сырой говядине. Держался он спокойно (если речь не заходила о семейных делах) и отличался отменными манерами (с той же оговоркой). Коренастый и широкоплечий, он восседал во вращающемся кресле рядом с полированным письменным столом. Его «комната» – не каюта – была бы вполне уместна в качестве кабинета на загородной вилле. Холодные голубые глаза под прищуренными веками, с сеточкой морщин по углам, не отрывались от лица брата.

Затем коммандер упер руки в бока. Четыре золотые нашивки на рукавах придавали ему особую внушительность.

– Тебе известно, что здесь небезопасно? – буркнул он. – Садись.

Макс рассмеялся, и капитан, после небольшой паузы, ухмыльнулся в ответ.

– Ты же плаваешь на этом судне, – заметил Макс.

– Это совсем другое дело. Это моя работа, – возразил капитан, снова становясь суровым.

Вновь воцарилось молчание.

– Э-э-э… что с тобой происходит? – спросил коммандер, слегка ерзая в кресле. – Я слышал, ты съехал с катушек. Извини, что не мог с тобой встретиться. Эта чертова война…

– Я все понимаю.

– Ну? – яростно спросил его брат. – Что случилось?

– Я должен был написать статью о пожаре. Мы с фотографом были на строительных лесах. Они рухнули… В общем, мы попали в самое пекло. Я не успел сильно обгореть – меня вовремя вытащили. Но обломки придавили бок и ногу. Я мог навсегда остаться парализованным. Однако мне повезло: я лечился у лучшего врача в мире. А Том Миллер погиб.

Последовала еще одна пауза. Коммандер недовольно втянул носом воздух:

– Хм… Сдали нервы?

– Нет. По крайней мере, я так не думаю.

– И как ты себя чувствуешь сейчас?

– Сыт по горло.

Капитан кивнул.

– Почему возвращаешься в Англию?

– Нельзя сохранить работу в нью-йоркской газете, почти год проторчав в лазарете. Со мной, однако, поступили чертовски порядочно – оплатили все расходы до последнего пенни… Эта война будет расползаться, Фрэнк. Думаю, я смогу найти себе применение в Лондоне.

– Хм… Деньги?

– Все в порядке, спасибо.

– Я сказал: деньги? – прорычал коммандер.

– И я говорю тебе: все в порядке, спасибо. Мне ничего не нужно.

Коммандер выглядел несколько озадаченным. Они, как всегда, готовы были сцепиться. Старший Мэтьюз сидел, поворачиваясь то вправо, то влево под скрип вращающегося кресла. Один раз судно дало такой крен, что сердце Макса болезненно сжалось, а голова слегка закружилась. Капитанское кресло заскользило по полу и чуть не опрокинуло кофейный сервиз на центральном столике с перильцами по периметру. Капитан вскочил. Казалось, он почувствовал облегчение оттого, что ему пришлось отвлечься.

– Кофе?

– Спасибо.

– Бренди?

– Благодарю. Фрэнк, что у тебя на уме? Что тебя беспокоит?

Коммандер отвернулся, но Макс успел заметить, как кровь прилила к лицу брата и на лбу проступили синие жилки. Старший Мэтьюз наполнил кофейные чашки. Потом достал из стенного шкафчика бутылку и два пузатых бокала. Бросив взгляд на переговорную трубу, которая сообщалась с мостиком, плеснул в бокалы бренди.

– Полагаю, ты не знаешь, – продолжил он, не сводя глаз с бутылки, – что мы нашли две мины замедленного действия, заложенные в трюм непосредственно перед отплытием.

Снова воцарилось молчание.

– Имей в виду: я спущу с тебя шкуру, если ты кому-нибудь об этом расскажешь! Но это факт. Они должны были взорваться часов через шесть после отплытия из Нью-Йорка. Если бы Крукшенк их не нашел, мы бы все сейчас играли на арфах в небесных чертогах. – Он со стуком поставил бутылку на стол.

– Меры предосторожности… – начал Макс.

– Меры предосторожности! – фыркнул капитан. – Ты видел толпу агентов на пристани. Мы приняли все возможные меры предосторожности. Изучили каждый дюйм судна под микроскопом: ни мин, ни безбилетников – ничего. Ладно, забудь! – беспечно добавил он. – Мы справимся.

– Надеюсь.

– Но это ответственность, знаешь ли. Нельзя отрицать, что это налагает ответственность.

– Мягко говоря.

– Да. Хорошо. Послушай… – Капитан нахмурился. – Поскольку ты на борту, я бы счел за одолжение, если бы ты… держал ухо востро. Понимаешь? Я уверен в своей команде, в каждом из них. Но я не так уверен в пассажирах.

Макс выпрямил спину:

– Ты что, хочешь сказать, будто у кого-то хватило бы духу остаться на судне после того, как он заложил мину в трюм?

– Честно говоря, – произнес коммандер с таким видом, словно делал брату великодушную уступку, – эти мерзавцы сотворили бы что угодно, если бы увидели возможность уничтожить такой груз. – Капитан снова упер руки в бока. Улыбка опять тронула его губы, но на сей раз «официальная», белозубая, подозрительная и не слишком весомая. Потом он добавил: – Я ничего не могу тебе сказать, Макс. Я подчиняюсь приказу адмиралтейства. Так что держи рот на замке. А я с девятью пассажирами…

– Восемью.

– Да, восемью, – спешно поправился капитан. – Восемью, я хотел сказать. – Он прищурился. – Кстати, ты познакомился с кем-нибудь из пассажиров?

– С несколькими. Там есть один здоровяк по фамилии Лэтроп. У него какое-то примитивное чувство юмора. Все время отпускает одну и ту же шутку о том, что охотится за убийцей, и во всем касающемся этого ведет себя очень таинственно.

– Шутку? – переспросил капитан. – Это вовсе не шутка. Это сущая правда.

Макс снова выпрямился:

– Ты серьезно?

– Я привык говорить без обиняков, – отрезал коммандер Мэтьюз, и вены у него на лбу снова налились кровью. – Ты когда-нибудь слышал о человеке по имени Карло Фенелли? Он… как вы таких называете… ну, рэкетир, что ли? Сидит в английской тюрьме, а в Штатах обвиняется примерно в шести убийствах. Так вот, американские власти хотят, чтобы он поскорее вернулся, и его экстрадируют. Но похоже, этот парень настолько хитер, что ему следовало бы надрать задницу. Если его попытаются вывезти из Англии через Францию или Италию, нанятые Фенелли крючкотворы-юристы устроят в судах такую волокиту, что он застрянет там до конца света. Лэтроп связан с нью-йоркской полицией. Он предложил немедленно отправиться за Фенелли и привезти его обратно на английском корабле. По крайней мере, так утверждает сам Лэтроп. С ним, кажется, все в порядке.

Коммандер залпом выпил бренди. Взяв список пассажиров, Мэтьюз-старший раскрыл его. Красноватый указательный палец двинулся вниз и остановился на строчке «Кенуорти, достопочт. Джером».

– Хм… Да. Этого я определенно знаю.

– Кого?

– Молодого Кенуорти. Сын лорда. Плавал на «Эдвардике» раньше. У него уйма денег. Первую половину круиза его укачивало, а во вторую он напивался. С ним все в порядке, но вот остальные…

Макс был озадачен.

– С нами плывет бизнесмен с юго-запада Англии, некий Хупер, – продолжил он вместо брата, – а еще офицер-француз. Потом доктор Арчер, этот парень Кенуорти, а также мисс Валери Четфорд. Кстати, никого из них я пока не видел. Наконец, есть…

– Миссис Зия-Бей? – спросил капитан, подняв брови.

– Да. Темная лошадка, верно?

– Она… – начал коммандер, но осекся, ссутулив плечи. – Нет, я с ней не знаком. Но знаю о ней все. – Он пристально посмотрел на Макса. – Послушайся совета, мой мальчик: держись от нее подальше. У нее странные вкусы.

– Что это значит?

– Именно то, что я сказал.

– Звучит интригующе.

– И неспроста, в самом деле! – воскликнул капитан, поднимая фуражку и надевая ее. Золотые листья на околыше придали ему еще более внушительный и официальный вид. – Ты бы так не говорил, если бы знал ее. А теперь допивай и можешь идти. У меня еще много дел. Просто смотри в оба. Если увидишь что-нибудь необычное, любого рода, – больше я ничего не могу тебе сказать, – сразу ко мне. Понял?

Пять минут спустя, нетвердо держась на ногах, обдуваемый ветром Макс вернулся на палубу А.

«Эдвардик» двигался плавно, так что гул двигателей ощущался как равномерная пульсация. Это усиливало тишину. Она была глубокой, словно в пустом соборе. Макс зашел в салон, отделанный красным деревом, с рядами колонн и витражной крышей. В нем не было ни души.

Он присел на стул и тут же поднялся. Рядом с роялем стояла установка, на которой во время танцев играл ударник. Сняв чехол, Мэтьюз для пробы ударил по тарелкам. Звук вышел таким громким, что Макс поспешно вернул чехол на место. Он испытывал лихорадочное беспокойство и не хотел признавать, что виной тому – плачевное состояние его нервов. С ними все в порядке, убеждал он себя, они такие же крепкие, как и до того, как под ним рухнули строительные леса во время пожара на заводе «Кемикал уоркс».

Том Миллер при падении сломал себе шею.

Макс прошел в длинную галерею, являвшуюся продолжением салона. Она была сплошь покрыта ворсистыми коврами и уставлена глубокими плюшевыми креслами, книжными шкафами и бронзовыми фигурками, держащими светильники. Здесь ему тоже никто не встретился.

Поэтому он направился в курительную, куда из длинной галереи вел проход. И снова никого – за исключением Эстель Зия-Бей.

Из всех помещений лайнера, открытых для пассажиров, в курительной царила самая тихая атмосфера. Свет ламп в коконах из матового стекла был намеренно приглушен. Обстановка выдержана в темно-красной гамме. Лампы мерцали над красными кожаными креслами с хромированной фурнитурой. На маленьких столиках с обтянутыми зеленым сукном столешницами красовались полированные пепельницы. На полу лежало красное резиновое покрытие, а полку камина из красного кирпича, над которым громко тикали часы, украшал черный фарфоровый котище на красной подушке – неизменный источник восхищения или, напротив, эстетических мук для нетрезвых гостей.

В дальнем углу, у дверей, ведущих на кормовую палубу, находился небольшой бар. За стойкой дремал бармен в белой куртке. Миссис Зия-Бей сидела перед ним на табурете, потягивая джин-физ[4] через соломинку.

Приблизившись, Макс увидел отражение ее лица в зеркале. Она выглядела полусонной и чуть горбилась под своей накинутой на плечи собольей шубой. На лаконичное приветствие Макса миссис Зия-Бей ответила коротким «здравствуйте» и продолжила посасывать коктейль. Бледно-голубые глаза под блестящими верхними веками слегка приоткрылись. После некоторой паузы она протянула руку и похлопала по табурету рядом с собой:

– Садитесь!

Он сел.