Округ Форд (сборник)

– Не знаю, – ответил Роджер. – Я его не видел.

– Точно из пушки палили.

– Были бы вы там, со мной… вообще опупели бы! – сказал Роджер.

И тут Эгги и Кальвин повеселели, начали смеяться. Роджер немного успокоился, а смех парней оказался настолько заразительным, что он тоже захохотал. Вскоре вся троица потешалась над старым идиотом с ружьем и над его женой, которая спрятала ключи от машины и тем самым спасла жизнь Роджеру. А при мысли о Дадли, местном шерифе, который наверняка до сих пор колесит по трассе со своей дурацкой мигалкой, они чуть со смеху не лопнули.

Эгги ехал по второстепенным дорогам, и когда одна из них пересекла автостраду под номером 78 неподалеку от Мемфиса, они свернули на нее и влились в поток движения на четырех полосах.

– Там, впереди, заправка, – сказал Роджер. – Мне надо умыться.

Заскочив в магазин, он купил себе футболку с надписью «NASCAR» и кепку-бейсболку, затем пошел в мужской туалет и долго отмывал лицо и руки. Когда он вернулся к машине, изменения в его внешности произвели глубокое впечатление на Эгги и Кальвина. И они снова тронулись в путь, навстречу огням большого города. Было почти десять вечера.

Рекламные щиты становились все больше, ярче и попадались все чаще, и хотя путешественники за последний час ни разу не упомянули «Десперадо», название это снова пришло на ум, когда впереди вдруг возник завораживающий образ молодой женщины с соблазнительными формами, практически выпадающей из скудного одеяния. Звали ее Тиффани, и она подмигивала и улыбалась потоку машин с огромного щита, рекламирующего «Десперадо», клуб для настоящих джентльменов, где работают самые лучшие, самые горячие стриптизерши на всем Юге. Замирая от восхищения, «додж» замедлил скорость.

Ноги с милю длиной, и совершенно голые, а прозрачный коротенький наряд, видно, пошит с тем расчетом, чтобы сбросить его можно было одним движением. Роскошные белокурые локоны, полные красные губы и затуманенный взор из-под длинных ресниц. Мысль о том, что такая красотка работает всего в нескольких милях отсюда и что они могут остановиться, совсем ненадолго, и увидеть ее во плоти, просто сводила с ума.

Несколько минут «додж» набирал скорость, они молчали. Затем Эгги сказал:

– Думаю, нам лучше поехать прямо в больницу. Может, Бейли уже умер.

Это было первое упоминание о Бейли за несколько часов.

– Больница работает круглосуточно, – заметил Роджер. – Никогда не закрывается. А вы что думали? Что они закроются на ночь и попросят всех разойтись по домам – так, что ли?

В знак поддержки Кальвин решил, что это страшно смешно, и заржал.

– Так вы хотите заскочить в «Десперадо», я правильно понял? – спросил Эгги, включаясь в игру.

– Почему нет? – откликнулся Роджер.

– А что, можно, – заметил Кальвин, потягивая пиво и представляя, как выглядит Тиффани в деле.

– Хорошо. Заедем, но только на час. А потом сразу в больницу, – сказал Роджер. После десяти банок пива говорил и мыслил он на удивление здраво.

Вышибала, дежуривший у дверей, окинул их подозрительным взглядом.

– Документы покажи, – грубо сказал он Кальвину, выглядевшему гораздо моложе двадцати одного года. Эгги выглядел на свой возраст, а Роджер, которому исполнилось двадцать семь, на все сорок. – Из Миссисипи, значит? – буркнул вышибала, точно с предубеждением относился ко всех жителям этого штата.

– Ага, – ответил Роджер.

– Так, десяточка сверху.

– Это потому что мы из Миссисипи? – спросил Роджер.

– Нет, умник. У нас все так платят. Не нравится – прыгайте в свой трактор и валите домой.

– Вы так любезны со всеми посетителями? – спросил Эгги.

– Угу.

Они отошли обсудить надбавку, потом решили остаться. Роджер объяснил, что неподалеку есть еще один клуб, но нет никакой гарантии, что там их ждет более радушный прием без надбавки. Пока они шептались и обсуждали, как поступить, Кальвин украдкой косился на дверь в надежде увидеть Тиффани, хотя бы на секунду. Он проголосовал за то, чтобы остаться. Остальные присоединились.

И вот они вошли, и их обыскали двое еще более суровых и неулыбчивых охранников, а затем провели в основное помещение с круглой сценой в центре. На этой сцене находились две юные леди, одна белая, другая черная. Обе совершенно голые, они извивались в танце.

Увидев их, Кальвин так и застыл. Он тут же забыл о доплате в десять долларов.

Их столик находился в каких-то двадцати футах от сцены. Народу в клубе было не так уж и много, зал заполнен наполовину, все посетители молодые, типичные «голубые воротнички». Так что они оказались не единственными провинциалами, приехавшими в большой город. На официантке не было ровным счетом ничего, кроме стрингов. И когда она вдруг возникла перед столиком с коротким: «Что? Три напитка минимум», – Кальвин едва не потерял сознание. Никогда прежде ему не доводилось видеть столько запретной плоти сразу.

– Три напитка? – уточнил Роджер, заглядывая девице в глаза.

– Да! – буркнула она.

– Сколько у вас пиво?

– Пять баксов бокал.

– И мы обязательно должны заказать три?

– По три на одного зараз. Таковы правила. Не нравится – перетрите вопрос с одним из наших ребят. – И она кивком указала на дверь, но все трое клиентов не сводили глаз с ее груди.

Итак, они заказали девять пива, по три на каждого, и принялись изучать обстановку. Теперь на сцене были уже четыре танцовщицы, все дружно извивались, громкая музыка сотрясала стены. Официантки торопливо проскальзывали между столиками, точно боялись, что их начнут лапать, задержись они хотя бы на секунду. Посетители по большей части были уже тепленькие, а некоторые – так просто пьяные в хлам, и страшно шумели. Вскоре начался танец на столе. Одна из официанток вскарабкалась на столик неподалеку от нашей троицы, и занялась привычным своим делом. Водители грузовиков совали ей за резинку стрингов наличные. Довольно быстро вокруг ее талии образовался целый венок из «зелени».

И вот перед ними возник поднос с девятью высокими и страшно узенькими бокалами. Пиво оказалось слабее самого слабого и больше походило на разбавленный лимонад.

– Итого сорок пять баксов, – сказала официантка, что вызвало среди друзей панику. Все трое долго шарили по карманам и бумажникам. И вот наконец удалось наскрести требуемую сумму.

– А как насчет приватного танца? – спросил официантку Роджер.

– Все зависит от…

– Он ни разу не видел ни одного. – И Роджер ткнул пальцем в Кальвина. Сердце у того екнуло.

– Двадцать баксов, – сказала она и назвала свое имя – Эмбер.

Роджер нашел двадцатидолларовую банкноту, протянул ей. И через секунду Эмбер взгромоздилась на Кальвина. Он весил 270 фунтов, и места на его коленях хватило бы небольшой труппе танцовщиц. Грянула музыка, Эмбер запрыгала и завертелась, а Кальвин просто закрыл глаза и стал думать, на что она похожа, настоящая любовь.

– Погладь ей ножку, – тоном знатока посоветовал Роджер.

– Прикасаться нельзя, – строго заметила Эмбер. Ее задница аккуратно примостилась между широких бедер Кальвина. Какие-то типы за соседним столиком наблюдали за сценой во все глаза, хихикали, а затем стали подстрекать Эмбер, советовали ей сделать что-то непристойное, и она старалась вовсю, играла на публику.

«Сколько это может продолжаться?» – спрашивал себя Кальвин. Широкий низкий лоб усеивали мелкие капельки пота.

И тут вдруг она резко развернулась и оказалась лицом к нему, продолжая дергаться и извиваться, и еще по крайней мере с минуту Кальвин держал эту миловидную голую дамочку на коленях. То был бесценный жизненный опыт. Кальвин уже никогда не станет прежним.

Но тут, к сожалению, песенка кончилась. Эмбер вскочила на ноги и понеслась обслуживать другие столики.

– Ты можешь увидеть ее позже, – сказал Роджер. – Тет-а-тет.