Округ Форд (сборник)

«С большой неохотой и даже определенным душевным трепетом я отчаянно умоляю, даже призываю вас собрать вполне обоснованную сумму 1500 долларов, которая найдет должное применение в деле моей защиты и, несомненно, поспособствует моему оправданию и освобождению – иными словами, спасет мою задницу. Давай же, мама! Пробил час, и вся семья должна взяться за руки, соединить усилия и в метафорическом смысле осилить это единственное препятствие. Ваш отказ, даже непокорство приведут к самым пагубным последствиям, которые только можно вообразить».

– Что такое «непокорство»? – спросила она.

– Прочти по буквам, – попросил Леон. Она прочла по буквам слово «непокорство», затем – слово «пагубным», и после кратких, но жарких дебатов стало очевидно, что ключа к пониманию этих слов у них нет.

«И наконец, еще финальное примечание, прежде чем я отправлю эту корреспонденцию: Леон и Бутч снова пренебрегли своим долгом, не выслали мне стипендию. Последние выплаты должны были поступить в июне, а сейчас уже середина июля. Пожалуйста, помучай, припугни, заклейми, отругай, устыди этих предателей и отступников, заставь этих тупоголовых. Не отступай, пока они не внесут лепту в фонд моей защиты.

Как всегда, с любовью, твой лучший и любимейший сын Реймонд!»

Каждое письмо, адресованное приговоренным к смертной казни, прочитывается дежурным в почтовом отделении Парчмена, каждое исходящее письмо также тщательно изучается. И Инесс часто жалела бедную невинную душу, обязанную разбираться в причудливых посланиях Реймонда. Письма эти никогда не надоедали Инесс, наверное, потому, что требовали активной работы ума. И еще она всегда боялась что-то пропустить.

Письма младшего сына вытягивали из нее все силы. От лирических излияний клонило в сон. От романов начиналась мигрень. Стихи ставили в полное недоумение.

Ответы она писала регулярно, два раза в неделю, потому как знала: любое пренебрежение к «младшенькому» может вылиться в поток оскорблений и упреков в его следующем письме, возможно, четырехстраничном или даже пятистраничном, и там будут встречаться слова, которых ни в одном словаре не найдешь. Малейшая задержка в отправке «стипендии» сулила весьма неприятные телефонные звонки.

Из троих братьев Реймонд учился лучше всех, хотя ни один из них так и не закончил среднюю школу. Леон был лучшим спортсменом, Бутч – лучшим музыкантом, зато у маленького Реймонда были мозги и он добрался до одиннадцатого класса, но тут его впервые арестовали за кражу мотоцикла. Ему пришлось провести шестьдесят дней в колонии для несовершеннолетних. Было ему шестнадцать, на пять лет меньше, чем Бутчу, и на десять – чем Леону. К тому времени все мальчики семейства Грейни имели репутацию умелых автомобильных воров и угонщиков. Ну и, естественно, Реймонд присоединился к семейному бизнесу и напрочь забыл о школе.

– Так сколько он хочет на этот раз? – спросил Бутч.

– Полторы тысячи для нового адвоката. Пишет, что вы не выслали ему стипендию за последний месяц.

– Перестань, мам, – грубо сказал Леон, и довольно долго в машине никто не произносил ни слова.

Когда первая автомобильная кража была раскрыта, Леон взял всю вину на себя и отсидел положенный срок в Парчменте. А как только вышел, второй раз женился и постепенно встал на праведный путь. А вот Бутч с Реймондом не проявляли ни малейшего желания исправиться – напротив, удвоили свою активность: торговали крадеными пистолетами и запчастями, были замешаны в сбыте марихуаны, контрабандного спиртного, ну и, разумеется, угоняли автомобили, а затем толкали их хозяевам разных подозрительных автомастерских на севере штата Миссисипи. Бутч попался на краже газонокосилки из магазина, где, по его предположениям, должно было находиться полно телевизоров «Сони». Но на деле то была обычная провинциальная лавка, где торговали садовым инвентарем и запчастями. Сбыть на черном рынке телевизор легко, а вот садовый инвентарь, напротив, довольно трудно. Шериф между тем разнюхал, где тайник Бутча, – во время обыска там был найден контрабандный товар и ворованные вещи, по большей части совершенно бесполезные. И вот Бутч получил восемнадцать месяцев тюрьмы, и первый свой срок тоже отбывал в Парчмене. Реймонду же удалось отвертеться, и он продолжал воровать. Он был верен первой своей любви – легковушкам и пикапам – и имел весьма приличный доход, хотя все деньги уходили на наркотики, азартные игры и бесчисленных женщин легкого поведения.

С самого начала воровской карьеры по следу братьев Грейни шел совершенно несносный помощник шерифа по имени Кой Чилдерс. Кой подозревал их в каждом преступлении, совершенном на территории округа Форд. Он следил за ними, вынюхивал, шел по пятам, угрожал, запугивал и много раз арестовывал, имея на то веские основания или вовсе беспричинно. Все трое получали изрядные взбучки от Коя в укромных уголках местной окружной тюрьмы. Братья слезно жаловались шерифу, начальнику Коя, но причитания закоренелых преступников никто и слушать не хотел. А к тому времени братья Грейни стали личностями известными.

Как-то раз из мести Реймонд угнал патрульную машину Коя и продал ее одному подпольному дилеру в Мемфисе. А рацию оставил себе и чуть позже отправил ее Кою посылкой, без обратного адреса, разумеется. Реймонда арестовали и непременно посадили бы, не вмешайся назначенный судом адвокат. У копов не было никаких доказательств, ровным счетом ничего, что могло бы связать Реймонда с преступлением, – одни подозрения, хоть и обоснованные. Младшего Грейни отпустили, а через два месяца после этого Кой купил жене новенький автомобиль «шевроле-импала». Естественно, Реймонд угнал и его, прямо со стоянки у церкви, где вечером в среду собрались прихожане, а затем продал машину хозяину автомастерской рядом с Тьюпело. И Кой при всех поклялся убить этого негодяя, Реймонда Грейни.

Свидетелей убийства не было; по крайней мере ни один не объявился. Случилось это в пятницу, поздно вечером, на дорожке, посыпанной гравием, неподалеку от трейлера, где Реймонд проживал со своей последней подружкой. Версия обвинения сводилась к тому, что Кой припарковал свою машину поодаль, а затем, стараясь ступать как можно тише, направился к трейлеру с намерением посмотреть Реймонду в глаза, а возможно даже, арестовать его. Тело Коя нашли с восходом солнца охотники на оленей. Ему дважды выстрелили в лоб из крупнокалиберного ружья, а затем столкнули в неглубокую канаву рядом с дорогой, где он и лежал, утопая в собственной крови. При просмотре снимков с места преступления двоих присяжных вырвало.

Реймонд и его девица утверждали, будто тусовались всю ночь в каком-то заведении, но, очевидно, они оказались там единственными посетителями, поскольку ни одного свидетеля, способного подтвердить их алиби, не нашлось. Баллистики установили, что пули выпущены из украденного ружья; полицейские вышли и на его владельца, скупщика краденого, одного из давних знакомых Реймонда, промышлявшего подпольной торговлей оружием. И хотя никаких доказательств, что Реймонд когда-либо владел этим ружьем, украл его или позаимствовал, не было, одних подозрений оказалось достаточно. Обвинитель убедил присяжных, что у Реймонда был мотив – он ненавидел Коя. К тому же у него имелась судимость. Мало того, у него была и возможность сделать это, поскольку тело Коя нашли неподалеку от трейлера Реймонда. Место уединенное, никаких соседей на мили вокруг. К тому же у обвиняемого были и средства: пресловутое орудие убийства – ружье, которое продемонстрировали в зале суда. Мощное ружье с армейским оптическим прицелом, позволяющим киллеру видеть жертву даже в темноте, хотя опять же никаких доказательств, что прицел был прикручен к ружью в момент убийства Коя, не нашлось.

Алиби у Реймонда оказалось слабенькое. У подружки также имелось криминальное прошлое, а потому свидетель из нее был никакой. Назначенный судом защитник вызвал на заседание трех свидетелей, которые должны были подтвердить, что слышали, как Кой поклялся убить Реймонда Грейни. Но все трое дрогнули под давлением обстановки, яростных взглядов, которые метал на них шериф, окруженный по меньшей мере десятью помощниками в форме. Вообще подобную стратегию защиты с самого начала можно было поставить под сомнение. Если Реймонд считал, что Кой пришел убивать его, тогда получается, что он, Реймонд, защищался? Признавал ли Реймонд, что совершил преступление? Нет, не признавал. Он только и твердил, что ничего об этом не знает, что танцевал со своей девчонкой в баре в то время, когда кто-то другой убивал Коя.

Несмотря на огромное давление возмущенной общественности, требовавшей признать Реймонда виновным, жюри присяжных совещалось два дня, прежде чем вынести приговор.

Год спустя федералы накрыли банду, промышлявшую сбытом амфетамина. В ходе расследования выяснилось, что помощник шерифа Кой Чилдерс был по самые уши замешал в деяниях этого преступного синдиката. В шестидесяти километрах, в округе Маршал, было совершено еще два схожих до мельчайших деталей убийства. Репутации покойного Коя был нанесен существенный урон. В округе пышным цветом расцвели слухи о том, кто действительно мог убить Коя, но Реймонд по-прежнему оставался главным подозреваемым.

Приговор – смертная казнь – был единодушно утвержден Верховным судом штата. За апелляциями следовали новые утверждения приговора, и вот теперь, одиннадцать лет спустя, дело близилось к завершению.

К западу от Бейтсвилля холмы плавно переходили в равнины, и теперь автострада пролегала между полями, плотно засаженными вызревающим хлопком и соей. Фермеры на своих зеленых машинах «Джон Дир»[4 - «Джон Дир» – сельскохозяйственная машина с плугом; названа так по имени изобретателя середины XIX в.] тащились по дороге, точно она была построена для тракторов, а не автомобилей. Однако Грейни не спешили. Фургон катил вперед, мимо бездействующих хлопкоочистительных машин, заброшенных амбаров, новеньких сдвоенных трейлеров со спутниковыми тарелками на крышах и грузовиков, припаркованных у дверей. Время от времени вдали мелькал чей-то добротный и красивый дом, специально отодвинутый от дороги, чтобы шум движения не беспокоил владельцев. Проехав городок Маркс, Леон свернул к югу.

– Сдается мне, Чарлин тоже там будет, – заметила Инесс.

– Это уж определенно, – буркнул в ответ Леон.

– Да чтобы она такое пропустила – ни за что на свете, – добавил Бутч.

Чарлин была вдовой Коя. Многострадальная женщина, воспринявшая гибель мужа с необычным энтузиазмом. На протяжении многих лет она присоединялась к каждой группе, защищающей права жертв насилия как на местном уровне, так и на федеральном. Она угрожала газетам и любому, кто ставил под сомнение порядочность Коя, грозила всем им судебными исками. Она писала длинные письма в редакции с требованием как можно скорее привести приговор Реймонду Грейни в исполнение. И еще она не пропустила ни единого слушания по пересмотру дела, даже не поленилась съездить в Новый Орлеан, когда дело поступило на рассмотрение Апелляционного суда по Пятому федеральному округу.

– Она молилась, чтобы этот день поскорее настал, – заметил Леон.

– Уж лучше бы не тратила силы и перестала молиться, потому как Реймонд сказал: этому не бывать, – проворчала Инесс. – Сам писал мне, что новые адвокаты куда лучше тех, что выделены от штата, и что у них подготовлено столько бумаг с доказательствами, что они и в трейлер не влезут.

Леон покосился на Бутча, тот ответил понимающим взглядом, затем братья вновь устремили взоры на пробегающие мимо хлопковые поля. Они проезжали мимо фермерских поселений Вэнс, Тутвайлер и Роум, солнце клонилось к западу. Вместе с сумерками явились тучи насекомых; они ударялись о капот, били в ветровое стекло. Все трое опустили стекла и закурили; говорили мало. Приближение к Парчмену всегда действовало на семью Грейни угнетающе – на Бутча и Леона по вполне очевидным причинам, а Инесс в очередной раз вспоминала обо всех промахах, допущенных ею как матерью.

Парчмен был знаменит не только своей тюрьмой; помимо нее там находились ферма и плантация, раскинувшаяся на восемнадцать тысяч акров, с черной плодородной землей, на которой выращивали хлопок. Это обеспечивало приличные доходы на протяжении десятилетий, пока не вмешались федеральные суды и не был отменен труд рабов. Другим своим постановлением другой федеральный суд покончил с расовой сегрегацией. Еще несколько судебных разбирательств – и жизнь стала немного лучше, хотя насилие процветало, а преступность даже возросла.

Проведенные здесь Леоном тридцать месяцев заключения избавили его от тяги к преступлениям, для чего, собственно, в понимании законопослушных граждан и созданы тюрьмы. Бутча же первая отсидка убедила в том, что он запросто может выдержать еще одну, а потом украсть любую легковушку или грузовик в округе Форд.

Автомагистраль под номером три – прямая и ровная, движение обычно неплотное. Уже почти стемнело, когда их фургон миновал маленький зеленый знак у обочины, где было выведено всего одно слово – «Парчмен». Впереди замелькали огни – здесь явно происходило что-то необычное. Справа белые каменные ворота тюрьмы, по другую сторону дороги, на засыпанной гравием площадке, возводилось нечто напоминавшее цирк шапито. Противники смертной казни развили бурную деятельность: одни, встав в круг, молились; другие расхаживали с самодельными плакатами в поддержку Рея Грейни. Какая-то группа распевала гимн. Собравшиеся рядом люди, со священником, опускались на колени и держали свечи. Чуть впереди виднелась еще одна небольшая команда – сторонники смертной казни. Они выкрикивали лозунги и осыпали оскорблениями тех, кто выступал в защиту Грейни. Порядок поддерживали полицейские в униформе. Съемочные группы телевидения тщательного фиксировали все это.

Леон остановился у будки охраны. Там просто кишели тюремные охранники и озабоченный персонал по безопасности. К двери со стороны водителя подошел охранник со списком и спросил:

– Фамилия?

– Грейни. Семья Реймонда Грейни. Леон, Бутч и наша мать Инесс.

Охранник не стал ничего записывать, отошел на шаг, выдавил:

– Подождите минутку. – И исчез. Прямо перед машиной застыли еще три стража, перекрывая въезд.

– Он пошел за Фитчем, – сказал Бутч. – Хочешь, поспорим?

– Нет, – ответил Леон.

Фитч был помощником надзирателя, рьяным тюремным служакой, монотонную работу которого скрашивали и оживляли лишь побеги да экзекуции. Он расхаживал по Парчмену в ковбойских сапогах, поддельной шляпе стетсоне и с огромным пистолетом на бедре. Вид у него был такой, точно все вокруг принадлежит ему. Фитч пережил дюжину надзирателей и стал свидетелем множества казней. Подходя к машине, он громко сказал:

– Так-так: смотрю, ребятишки Грейни вернулись туда, где им самое место! Мебель, что ли, починять собрались, а, мальчики? У нас имеется старый электрический стул. Можете его перетянуть по новой! – Он громко засмеялся собственной шутке, и за его спиной тоже послышались смешки.

– Вечер добрый, мистер Фитч, – сказал Леон. – Мы приехали с мамой.

– Добрый вечер, мэм, – сказал Фитч, заглянув в глубину фургона.

Инесс ему не ответила.

– Где раздобыли машину? – осведомился Фитч.

– Одолжили, – коротко ответил Леон. Бутч устремил взгляд в никуда, избегая смотреть на помощника надзирателя.

– Как же, одолжили! Когда это вы, ребятки, в последний раз что-нибудь одалживали, а? Уверен, этот мистер Макбрайд как раз сейчас разыскивает свой фургон. Могу ему позвонить.

– Звони, Фитч, – бросил Леон.

– Для тебя я мистер Фитч.

– Как скажете, сэр.