Леденцовые туфельки

Зози удивленно вскинула бровь:

– Вот как?

И снова я лишь молча пожала плечами.

– Ну ладно. Каждому, как говорится, свое. Послушай, тут, чуть дальше, есть чудное маленькое кафе, где подают самые замечательные в мире пирожные с кремом – так, может, зайдем ненадолго, отпразднуем?

– Что отпразднуем? – не поняла я.

– А то, что я вскоре стану вашей соседкой!

Ну, я, разумеется, знаю, что никуда нельзя ходить с незнакомыми людьми. Мама достаточно часто это повторяет, да и невозможно жить в Париже, не приобретя привычки к осторожности. Но в данном случае все было иначе – это же была Зози! И кроме того, она пригласила меня в общественное место, в кафе «Английский чай», которого я прежде даже не замечала, где, по ее словам, подают совершенно восхитительные пирожные.

Одна я бы туда ни за что не пошла. В таких местах я всегда чувствую себя не в своей тарелке. Вот и теперь я нервничала – стеклянные столики, дамы в мехах, пьющие какой-то немыслимый чай из тончайших фарфоровых чашечек, официантки в коротеньких черных платьицах… И все, словно не веря собственным глазам, дружно на нас уставились – на меня, одетую в школьную форму и растрепанную, и на Зози в ее пурпурных сапогах на платформе.

– Я обожаю это место, – тихо сказала мне Зози. – Здесь так весело. И здесь ко всему относятся так серьезно…

К ценам здесь, видимо, тоже относились очень серьезно. К моей жизни, во всяком случае, эти цены никакого отношения не имели: десять евро за чашку чая, двенадцать – за чашку горячего шоколада!

– Ничего страшного. Я угощаю, – успокоила меня Зози, и мы уселись за столик в углу, а надменная официантка, похожая на Жанну Моро[21 - Моро Жанна (р. в 1928) – знаменитая французская актриса, снималась в фильмах Антониони, Трюффо, Маля, Бунюэля и др. Далее упоминается фильм Трюффо «Жюль и Джим» (1962 г.).], вручила нам меню с таким видом, словно это причиняло ей невыносимые страдания.

– Ты знаешь Жанну Моро? – вдруг спросила Зози, удивленно на меня глядя.

Я кивнула, по-прежнему чувствуя себя не в своей тарелке, и сказала:

– Да, в «Жюле и Джиме» она просто потрясающая.

– Вот уж про Жанну Моро точно не скажешь, будто ей кочергу в задницу воткнули! В отличие от этой особы.

И Зози глазами указала на нашу официантку, которая, прямо-таки сияя, вилась теперь возле двух весьма дорогого вида крашеных блондинок.

Я не выдержала и фыркнула. Блондинки посмотрели на меня, потом на пурпурные сапоги Зози и дружно склонили головы друг к другу, и я тут же вспомнила Сюзи и Шанталь. У меня даже во рту пересохло.

Зози, должно быть, что-то прочла по моему лицу, перестала улыбаться и с озабоченным видом спросила:

– В чем дело?

– Не знаю… Просто показалось, что эти дамы над нами смеются.

Мне хотелось объяснить ей, что как раз в такие места и ходят Шанталь с матерью. И в обществе худющих дам в дорогом кашемире пастельных тонов пьют чай с лимоном, а на пирожные и внимания не обращают.

Зози элегантно скрестила свои длинные ноги и пояснила:

– Это потому, что ты не клон. Вот клонам здесь самое место. А всяким чудикам сюда вход воспрещен. Спроси-ка меня, кого я предпочитаю?

Я пожала плечами.

– Догадываюсь.

– Но до конца ты не убеждена. – Зози коварно улыбнулась. – Ладно, смотри.

И она слегка щелкнула пальцами, направив их на официантку, похожую на Жанну Моро. И в ту же секунду эта официантка поскользнулась на своих высоких каблуках и грохнула на столик чайник, полный лимонного чая, насквозь промочив скатерть и сильно обрызгав сумочки дам и их дорогущие туфли.

Я молча посмотрела на Зози.

А она только улыбнулась в ответ.

– Хороший фокус, верно?

И тут я расхохоталась. Для всех, разумеется, это было чистой случайностью, которую никто не смог бы предвидеть, но я-то не сомневалась: именно Зози заставила чайник упасть, а официантку – суетиться возле облитого чаем столика и блондинок в пастельном кашемире и дорогущих туфлях. Чтобы никто больше не смел на нас глазеть или смеяться над вызывающими сапогами Зози!

Так что мы преспокойно заказали себе пирожные и кофе. Зози предпочла пирожное с кремом, заявив, что уж она-то никаких диет соблюдать не намерена, а я – миндальное. Мы пили кофе, ели ванильное мороженое и проболтали куда дольше, чем я думала; мы говорили о Сюзанне, о школе, о разных книгах, о моей маме, о Тьерри и о нашей chocolaterie.

– А здорово, должно быть, в магазине, торгующем шоколадом, – сказала Зози, надкусывая пирожное.

– Ничего, но в Ланскне было лучше.

Зози посмотрела на меня с явной заинтересованностью.

– Что такое Ланскне?

– Одно место. Мы там раньше жили. Это на юге. Вот там действительно было здорово!

– Неужели лучше, чем в Париже?

Она, казалось, была искренне удивлена.

И я рассказала ей о Ланскне и о нищем районе Марод на берегу реки, где мы с Жанно обычно играли; и об Арманде, и о речных людях, и о плавучем доме Ру со стеклянной крышей и прикрепленной к борту маленькой шлюпкой с маленькими легкими веслами, и о том, как мы с мамой готовили шоколад и поздним вечером, и ранним утром, так что все в доме пропахло шоколадом, даже пыль…

Позже мне и самой было удивительно, что я так разболталась. Вообще-то мне не полагалось об этом рассказывать, как и обо всех прочих местах, где мы жили до Парижа. Но с Зози я никакой опасности не чувствовала. Наоборот, с ней мне было совершенно спокойно.

– Но скажи: теперь, когда мадам Пуссен умерла, кто же будет помогать твоей матери? – спросила Зози, чайной ложечкой выбирая со дна остатки мороженого.

– Ничего, мы справимся, – сказала я.

– А Розетт уже ходит в школу?

– Нет еще. – Мне почему-то не хотелось рассказывать ей о Розетт. – Хотя она очень способная. И здорово умеет рисовать. И все может знаками объяснить. И даже слова в книжке пальчиком показывает, когда ей читаешь.

– Вы с ней не очень-то похожи.

Я пожала плечами и промолчала.

Зози остро на меня глянула, и глаза ее блеснули, словно она собирается еще что-то сказать. Но она так ничего и не сказала. Доела мороженое и вздохнула:

– Должно быть, плохо, когда отца нет.

Я опять пожала плечами. Разумеется, отец у меня есть – мы просто не знаем, кто он, – но уж это-то я точно не собиралась с ней обсуждать.